Читать интересную книгу Речитатив - Анатолий Постолов

– Ой, ну ребята, я знаю, что наивная, а что делать? Я всем верю. – Дарья беспомощно пожала плечами. – Я когда молоденькая была, надо мной издевались, кто только мог. Знаете, как я первый раз в жизни варила макароны? Мне только-толь-ко девятнадцать лет исполнилось. Я тогда заочно была влюблена в Золотухина, просто на все его спектакли на Таганку ходила. Однажды увидела его днем в ресторане и смотрю – ему принесли тарелку макарон «по-флотски». Пришла домой, лежу и думаю: а вдруг у меня с ним начнется роман, и вот, приглашу я его к себе в гости, и он у меня спросит: «А скажите, Даша, вы макароны сварить можете? А то очень кушать хочется…». И что я отвечу? В общем, купила пачку макарон. А как их варить не знаю, иду к соседке, спрашиваю… Она мне и говорит: надо поварить минут пятнадцать, а потом бросить их об стенку, – если прилипнут – значит готовы.

– И ты бросила? – спросил Юлиан.

– Бросила.

– Все сразу?

– Нет, ну я же не совсем… Взяла несколько штук и бросила. Они и прилипли. Значит, готовы.

– Будет вам смеяться над чужой наивностью, – встала на защиту подружки Виола. У меня тоже был случай, когда первый раз решила сварить суп для мужа и сильно пересолила. Он попробовал и говорит: «Меня с такой страстью еще никто не любил».

– И ты поверила? – спросил Устинов.

– Поверила. Наивная была.

– В твой бы суп да Дарьины макароны бросить, представляешь, какой любвеобильный напиток получился бы – можно царевен-несмеян лечить, – заметил Юлиан.

– Ну вот, – огорченно произнесла Даша, – я все ждала, думала, послушаю твои рассказы о новом методе лечения, а получается, что только о палочках для еды и говорили…

– После вашего японского путешествия, друзья мои, мы соберемся здесь же, в «Нике» или у нас дома, и я вам кое-какие подробности нового метода обязательно открою, – объявил Юлиан. – А пока у меня было всего два клиента, и я до сих пор от них отойти не могу. Если завтра после третьего слягу, вам, девочки, придется тандемом варить мне лечебный бульончик, хорошо пересоленный и с липкими макаронами, мать их об стенку.

Макс

Дверь распахнулась, и на пороге возник невысокий, но довольно импозантный мужчина в бархатном бежевом пиджаке, идеально отутюженных брюках и в ковбойских остроносых до блеска отполированных полусапожках с латунными бляшками на носках.

– Не помешаю? – спросил мужчина, широко улыбаясь и, слегка грассируя, добавил: – Позвольте представиться. Фамилия Дарский. Зовут Максом. А вы, если не ошибаюсь, мистер Давиденко?

Юлиан кивнул и жестом пригласил гостя сесть, с любопытством рассматривая его не совсем стандартный гардероб, в котором странным образом уживался куртуазный прикид с ковбойским притопом.

– Иду после вас в ресторан справлять именины одной знакомой, – сказал посетитель, поймав взгляд Юлиана. – Женщина необыкновенная, настоящая SMW.

– Что это значит? – спросил Юлиан.

– Self-made woman – лет двадцать с лишним назад приехала из Москвы, где занималась кройкой и шитьем на дому, а в Америке приобрела специальность художника по костюмам. Вот уже десять лет работает в Голливуде – придумывает наряды для их звездной братии и обладает исключительным вкусом. Ее два раза на Оскара выдвигали. Прийти к ней на день рождения в неряшливо заправленной рубашке или, не дай бог, в джинсах – значит не только быть осмеянным в пух и прах, а просто потерять ее уважение и – как результат – контрамарки в просмотровый зал гильдии киноактеров, где показывают новинки до выхода на широкий экран, а после премьеры выступают сами кинобоги. Вы на такого рода мероприятия когда-нибудь попадали? Мне повезло. Первый раз я туда попал года полтора назад на закрытую премьеру «Пианиста» – это фильм Романа Поланского. Прекрасная работа. Адриан Броуди выступал после просмотра и говорил минут двадцать, если не полчаса, видимо, хотел наконец-то выговориться на публике – он в фильме сыграл не очень-то разговорчивого персонажа. Вы, кстати, видели «Пианиста»?

– Совсем недавно брал в прокате…

Юлиан поудобнее устроился в своем кресле, улыбаясь направлению мыслей человека, зашедшего в кабинет психотерапевта.

– Теперь я, по крайней мере, раз в месяц хожу на премьеры, – продолжал с увлечением рассказывать Дарский. – Это и работе моей помогает. Я ведь человек творческий, сами понимаете… – он сделал небольшую паузу… – Я писатель, пятый год веду страничку сатиры и юмора в «Вестнике Эмигранта» под рубрикой «Максимы от Максима».

Он откашлялся и выжидательно посмотрел на Юлиана. Юлиан молчал.

– Когда мы только попали в Штаты, мне один умный человек посоветовал изменить фамилию. По паспорту я Володарский, но когда часто общаешься с американцами, они не любят произносить длинные иностранные фамилии, они их просто уродуют, зато Дарский они произносят почти безукоризненно, даже лучше иного соотечественника… ну, имя я тоже сократил – в Америке стал Максом, а русское мое имя – Максим, отсюда «Максимы от Максима».

– Ах, это вы! – решил подыграть клиенту Юлиан, которому начало сеанса очень понравилось, так как предвещало плавное завершение пятничного дня, без сюрпризов.

– Он самый, – оживился Дарский. – Обязательно вам принесу в следующий раз свою книгу. Там собраны афоризмы и лимерики, сочиненные мной за последние пять лет. Многое, конечно, печаталось в «Вестнике», но кое-какие вещи возникали буквально экспромтом и порой в суматохе забывались, поэтому я себя сейчас приучаю к самодисциплине – тут же записывать и сразу сохранять в компьютерном архиве или отдавать в печать. Вы же понимаете, что в свободном мире, как на одесской барахолке, могут облапошить так, что сразу и не поймешь – кто и почему… Взять к примеру интернет… Вот уж поистине неуловимый перехватчик. Нынешний плагиатор может через интернет сделать себе имя за чужой счет без особого напряжения. Вот вам случай из личной практики: сижу недавно в гостях, а рядом, вернее – напротив, какой-то незнакомый мужчина. Не очень разговорчивый и мало что из себя представляет, но из категории прилипал, то есть прицепится к одной фразе и клиширует ее почем зря. Вот и этот – выслушает чью-нибудь занимательную историю из жизни или даже пустяковую сплетню, важно кивнет головой и произносит: «Да… все под Богом ходим…». Причем ни одного тоста не пропускает и стопочку свою опрокидывает как заводной. Другие по полрюмки выпивают, чтобы не опьянеть сильно… Народ-то здесь, в эмиграции отвык от российских застолий: кто за рулем – не хочет рисковать, иному печень о себе напоминает… Одним словом, во время очередной кем-то рассказанной истории он, уже будучи хорошо подшофе, пробормотал свое «все под Богом ходим», потянулся за огурчиком и локтем задел бокал с вином у своей соседки, она еле успела отодвинуться, хотя несколько брызг на ее белую кофточку попало. Тут наступило такое неловкое молчание, а я и говорю: «Да… все под Бахусом ходим». Народ рассмеялся, и неловкая ситуация разрядилась сама собой. А на следующий день – вы не поверите – эта фраза уже появилась в интернете, кажется, в «анекдот. дот. ру» какой-то жулик напечатал под псевдонимом: «Хрустальный звон». Я уверен, он за нашим столом сидел. Вы представляете? Хрустальный звон!

– Да, – сочувственно произнес Юлиан, – интеллектуальную собственность, особенно такую афористичную, как ваша, защитить от пиратов эфира практически невозможно.

– Точно! – воскликнул Дарский и уважительно посмотрел на Юлиана. – Даже не знаю, как к вам обращаться: мистер Давиденко или доктор Давиденко.

– Как угодно. Главное, не называйте меня профессором. Здесь ведь, в Америке, стать профессором – раз плюнуть. Диплом можно по интернету выписать. Прямо в рамке пришлют.

– Согласен! – еще раз энергично подтвердил Дарский и, чуть понизив голос, спросил: – Извините, конечно, я не задавать вопросы пришел, просто так мало видишь интеллигентных людей в нашей эмиграции. Вы, если не секрет, из какого города сюда приехали?

– Из Харькова, – ответил Юлиан. – Харьковчайник я.

– Как вы сказали? Харьковчайник?

У Дарского на лице появилось такое оживление, будто все его лицевые мышцы одновременно пришли в броуновское движение.

– Но это же замечательно! Вы где-то прочитали или сами придумали?

– Сам придумал. Только что.

– Меня вот почему словечко ваше так рассмешило? У меня сосед в доме из Харькова. Петя. Петруша Ткаченко. Так он все ностальгией мучается. А у нас балконы смежные, и вот, бывало, вечерком я выхожу на балкончик с чашкой чая, а Петруша со своей дежурной сигареткой. Я чай попиваю, а он курит, смотрит на беззвездное лос-анджелесское небо и причитает: «Эх, Максик, знал бы ты какие были ночи под Харьковом! А какие звезды! А как пилось под Харьковом!» Я слушаю, слушаю и говорю ему: «Ну чего ты ноешь? Купи билет и слетай в свой Харьков, поглазей на звезды…» На что он отвечает: «Нет, я к этим бандитам ни за что не вернусь!» Представляете, как я его в следующий раз вроде бы невзначай харьковчайником огорошу… скажу: «А не пора ли тебе, Петруша, в харьковчайники переквалифицироваться? А то все кипишь да пар пускаешь в своем американском котле…»