Я пробиралась сквозь толпу на Грант-авеню со своей корзинкой, зазывая покупателей, и старалась не смотреть на витрины с едой, потому что мой рот наполнялся слюной при виде утки по-пекински и огромных копченых рыбин. Я дышала ртом, чтобы не вдыхать ароматы жареных в масле креветок и хрустящих цыплят, фаршированных рисом. Я старалась не смотреть, как девочка откусывает рубиновый кусок спелого арбуза, пожилая женщина бросает семечки в рот, аккуратно сплевывая шелуху, а мужчина в деловом костюме стоит у лотка с провизией и ест дымящуюся лапшу.
«Ты не должна думать о еде!» — говорила я себе.
Как-то раз пришлось остановиться на углу, потому что корзина показалась мне просто неподъемной, а голова моя вдруг стала совсем легкой. Внезапно я почувствовала на плече чью-то руку и, обернувшись, встретилась взглядом с парой серых глаз, о которых не могла забыть целый год.
— Подожди! — взмолился Гидеон Барклей. — Пожалуйста, не убегай. Я не причиню тебе вреда.
Я бы и не смогла убежать, даже если бы хотела, потому что меня словно околдовали. На нем был красивый синий блейзер и широкие белые брюки, а когда он снял шляпу, солнце заиграло на его золотистых волосах.
— Я искал тебя с того самого дня в ювелирном магазине. Это ты звонила нам домой?
Я кивнула.
— Зачем?
— Я ищу моего отца.
— Ах, вот оно что! — Гидеон пожал плечами. — Что ж, это легко осуществить. Как его имя? Я спрошу слуг, когда вернусь домой. Только я не помню, чтобы среди наших слуг когда-нибудь были китайцы…
Я молчала, а люди обходили нас, как река огибает остров.
— Ричард Барклей, — наконец произнесла я, и Гидеон уставился на меня.
— Что ты сказала?!
— Мой отец — Ричард Барклей. Чтобы доказать это, у меня его кольцо.
— Что ж, ювелир узнал кольцо. Он не мог ошибиться, потому что моя мать специально заказывала его для Ричарда Барклея. Но… как ты его нашла? Оно было на пальце у отца, когда он умер.
— Умер? Ричард Барклей мертв?
— Он утонул семнадцать лет назад. Отец возвращался из Сингапура…
— Ай-я! — воскликнула я, и Гидеону пришлось поддержать меня и помочь мне сойти с тротуара, подальше от толпы. — Умер! — повторила я по-китайски. — После всех этих лет! Мой отец мертв!
Гидеон отвел меня в подъезд, втиснувшийся между двумя магазинчиками. Лестница вела к офисам и квартирам, расположенным на верхних этажах. Здесь было темно, спокойно, нас никто не видел. Отличное место, чтобы поплакать.
— И почему все эти слезы? — спросил Гидеон, глядя, как я вытираю глаза его носовым платком.
Я рассказала ему мою историю, а когда закончила, он удивленно покачал головой.
— На какое-то время мы потеряли связь с отцом. Он уехал по делам в Сингапур, и много недель мы не имели от него известий. А потом вдруг мама получила телеграмму, что этим же вечером он отплывает в Сан-Франциско. Но пароход утонул во время шторма в Тихом океане, все пассажиры и экипаж погибли. Мы думали, что кольцо было с ним. Но ты говоришь, что он отдал его твоей матери?
Я искала на лице Гидеона признаки недоверия и увидела их. Он не поверил моему рассказу. Он думает, что я украла кольцо его отца. Но у меня было доказательство, способное изменить его мнение — письмо, которое его отец написал моей матери. Но его нельзя было показывать другим, это письмо двух любовников. Я пообещала матери, что покажу его только Ричарду, чтобы доказать ему, кто я такая. Но даже его сыну не следовало видеть это письмо, хотя тогда бы он понял, что я не лгу.
Существовала и еще одна причина, по которой я не могла показать письмо Гидеону. Там было кое-что, что ранит Гидеона и причинит ему боль. А этого я не хотела.
— Как тебя зовут? — мягко спросил он.
Я ответила.
— Совершенная Гармония — хорошее имя для совершенно очаровательной девушки. — И вдруг он преподнес мне неожиданный подарок. Он сказал, что хочет купить мне день!
Он рассмеялся над моим смущением, откинув голову назад и показывая ровные белые зубы.
— Нет, — сказал он, — я не собираюсь покупать тебе воскресенье, которое бывает перед понедельником. «Сандэй» — это десерт из мороженого. Его название просто похоже на слово «воскресенье». Держу пари, что ты никогда такого не ела. Это вкусное лакомство с орехами, взбитыми сливками и вишенкой наверху. В следующем квартале есть аптека.
Он снова удивил меня, когда взял мою корзину и поднял на плечо. Ай-я! Мужчина несет женскую ношу. Люди смотрели на него, но мой брат, казалось, не обращал на них внимания.
Я спросила, для чего нужен этот «Сандэй», а он ответил, что его нужно есть. Я снова задала вопрос:
— А что он лечит? Излишек ян? Или жар во внутренностях?
— Мороженое ничего не лечит. Это просто вкусно.
— Тогда почему его покупают в аптеке?
Гидеон снова рассмеялся и еще раз шокировал меня, взяв под руку. Но потом я вспомнила, что он мой брат, следовательно, имеет право ко мне прикасаться. Однако его прикосновение волновало. На мне был свитер с длинными рукавами, но я чувствовала, как тепло его пальцев обжигает мою кожу. Я ощущала, как его рука сжимает мою жестом собственника, приятным и одновременно пугающим. Я уверяла себя, что иду за ним из вежливости, но сердце мое радостно летело за любимым.
Аптека оказалась совсем непохожей на китайский магазин трав: просторное помещение с высоким потолком, а все лекарства выставлены в стеклянных витринах или на полках. Я не увидела мешков или корзин с травами, никаких весов, никаких карт с указанием основных точек человеческого тела. Все было безукоризненно чисто.
Я подошла поближе к стеклянной витрине, потому что меня интересовала западная медицина, и принялась рассматривать лекарства, выставленные под стеклом. Меня изумили их чудные названия «Анти-катар», «Газ-экс», «Дис-пепсо»… Очень неприятно звучащие названия. Вероятно, плохие названия выводят из организма плохие болезни.
Гидеон между тем купил пастилки от кашля и подвел меня к маленькому столику около «содового фонтана». Я очень остро ощущала неодобрительные взгляды других посетителей, но мой брат либо ничего не замечал, либо не обращал на них внимания. Я достаточно долго прожила в Сан-Франциско, чтобы понять значение этих взглядов. Они говорили: белый мужчина с китаянкой.
Гидеон подвинул мне стул, уселся сам, снял мою корзину с плеча и поставил на пол. Столик был очень маленький, с мраморной крышкой, на тоненьких металлических ножках, а стулья весьма неудобные. Вероятно, не предполагалось, что мы засидимся здесь долго.
— Как идут дела? — Гидеон посмотрел на мою корзину.