Читать интересную книгу Записки рецидивиста - Виктор Пономарев

Только так подумал, стук в дверь. Я поднялся, открыл дверь, на пороге стояла Лида.

— Здравствуй, Лида, — сказал я. — Проходи в комнату.

Лида вошла. В это время оживился Кузя. Будто в него влили сто пятьдесят, он стал прыгать по клетке и кричать как сумасшедший:

— Здравствуй, Лида! Лида! Лида! Здравствуй, Лида! У, кобра позорная!

У Лиды от ужаса округлились глаза. Она недоуменно смотрела на меня, заикаясь, спросила:

— Дима, что это такое?

— Да не слушай ты его. Вольтанулся, наверное, сам не знает, что говорит. Пойдем отсюда.

Мы зашли в мою комнату. Лиду посадил на кровать, подвинул столик, сам сел. Выпили с ней вина, поели. Лида говорила о своей предстоящей работе на обувной фабрике. Я сидел, слушал, смотрел на ее одухотворенное лицо, и какая-то жалость накатывала на мою зачерствелую душу.

— Лида, послушай, что я тебе скажу. Сейчас ты поднимешься и уйдешь, причем навсегда. Я не хочу портить тебе жизнь. Ты ведь не знаешь, кто я на самом деле.

Лида удивленно посмотрела на меня, сказала:

— А мне все равно, кто ты. Я тебя такого полюбила.

— Ты меня не дослушала. Ты знаешь, почему меня милиция ищет? Словом, я вор и бандит и имею известность как особо опасный рецидивист. Поэтому и идет охота на меня от южных гор до северных морей. Следующий раз если не застрелят, то поймают, и мне придется долго-долго приносить пользу Родине, только за колючей проволокой. А может, из тюрьмы я уже никогда и не выйду. Даже при большом желании ты меня не дождешься. Поэтому прости меня. Не хочу брать на душу еще один грех. Мне потом будет тоже нелегко, разве что изливать свою душу в тюремной газете «Солнце всходит и заходит», — сказал я и лег на подушку.

Лида сидела, плакала, потом разрыдалась. Легла мне на грудь и, задыхаясь в слезах и соплях, стала целовать мне лицо.

— Димочка, сколько бы ни пришлось ждать, я буду тебя ждать. Я никогда еще никого не любила, а тебя полюбила всем сердцем за твою честность ко мне и откровенность. Я не боюсь отдать тебе свою честь, я даже хочу этого.

Я обнял ее, положил рядом с собой.

— Ты, Лида, думаешь, что говоришь? Ты комсомолка, у тебя впереди прекрасное будущее, счастливая жизнь, а я лишен всего этого, я из другого мира, страшного и жестокого. Ты это понимаешь?

— Я все понимаю, но я хочу сделать так, раз я встретилась на твоем извилистом пути. Я хочу отдать тебе свое сердце, чтобы потом, где бы ты ни был, оно согревало тебя в твоей трудной и опасной жизни, — говорила Лида, уже немного успокоившись.

«Ладно, будь что будет. Не я, так кто-то другой будет на моем месте сливки снимать», — подумал я и стал раздевать Лиду. Сам разделся и полез на нее. Закричав: «Ой, мама!» — Лида сначала забилась в моих лапах, но постепенно успокоилась. Она была такая хрупкая, от силы тянула килограммов на сорок, а я был «буцефал» под девяносто и все боялся, как бы не переломать ей руки и ноги в дополнение к тому, что уже сломал. Лида неумело вела себя в постели, в отличие от тех женщин, «бикс» и шалав, что встречались на моем пути.

Но она старалась. Вспомнились слова великого полководца: «Трудно в ученье, легко в бою». И в доказательство справедливости мудрых слов второй и третий акты нашей любовной увертюры прошли спокойнее, легче и приятней.

Потом мы встали, помылись, и я предложил Лиде:

— Хочешь с нами в город поехать? Витька надо в дорогу собрать.

— Поехали, Дима. С тобой я хоть на край света готова ехать, — ответила Лида.

Позвал Витю, собрались, на улице поймали такси и поехали в город. Пока ехали, я несколько раз смотрел в заднее стекло — нет ли хвоста. Все было нормально. В универмаге купили большой черный чемодан, фату Витиной невесте.

— А это кому? — спросила Лида.

— Витек домой в Брянск уезжает, невеста там ждет его не дождется, — ответил я.

— Завидую ей доброй завистью, — сказала Лида.

Потом купили обручальные кольца, черный костюм Витьку, белую рубашку, туфли, все сложили в чемодан.

Я и так авантюрист по натуре, а тут вообще какая-то блажь накатила. То ли замкнуло, то ли моча по большому кругу пошла и ударила в голову, только появилась бредовая идея:

— А что, Витек, если и мне свадьбу настоящую сделать? Когда у меня еще такая возможность представится? Вот и невеста у меня хоть куда, комсомолка и красавица притом. После моей свадьбы ты и поедешь на свою.

Витек только плечами пожал, но бульдожья его челюсть отвалилась от неожиданного поворота событий.

— Лида, а ты не против, если и мы с тобой поженимся по-настоящему? Пусть мало поживем, так хоть вспомнить потом будет что.

— Ты это серьезно, Дима? — удивленно спросила девушка.

— Да уж куда серьезнее, — сказал я. — Такой уж я человек. Или прямо сейчас, или никогда. Ну что, согласна?

— Да, — последовал робкий ответ.

Здесь же купили Лиде платье, фату, туфли на «шпильках», обручальные кольца. Мне взяли черный костюм, белую рубашку, галстук, туфли. Опять схватили такси и поехали домой. Заехали к Лиде, все вещи оставили у нее, еще я дал ей три тысячи рублей, сказал:

— Отдашь отцу. Пусть свадьбу делает, столы накрывает. А ты, Лида, помни: будь готова ко всяким неожиданностям. Отцу пока насчет меня ничего не говори. Пусть он хоть немного повеселится, порадуется. Помогай ему во всем.

Лида потом мне рассказала, что, как только я с Витьком уехал, она кинулась примерять платье, фату, туфли. Тут отец пришел, увидел ее в наряде, спросил:

— Это еще что за бал-маскарад?

— Папа, я замуж выхожу за Диму. Кольца мы тоже купили. А вот тебе деньги для свадебного стола, — ответила Лида.

Отец взял деньги, заплакал. Успокоившись, спросил:

— Когда свадьбу делать?

— Как стол будет накрыт. Хоть завтра. Так Дима решил, а то уйдет в плавание, когда потом?

Отец заказал машину, привез столы, стулья, тарелки из столовой. Нашел старушек соседок, которые стали готовить еду. Через два дня все было готово к свадьбе. Гулянье решили начать на третий день после обеда. С утра я пришел, глянул на столы — красота. Столы выходили во двор, на столах вазы с букетами роз; на кухне громоздились, где только возможно, блюда с едой. На улицу провели провода, повесили лампочки.

С Витьком мы сходили во Дворец культуры, пригласили шесть человек музыкантов, сразу им заплатили. Те пришли, подключили свои электроинструменты.

После обеда собрались гости, расселись за столы, и свадьба пошла полным ходом. С моей стороны «родственников» было мало: тетя Таня с дядей Колей, дядя Гриша с немкой своей, баба Мотя да Витек за дружку. Зато с Лидиной стороны родственников и приглашенных собралось много. Тамадой был высокий крепкий мужчина — брат Виктора Павловича, а помогал ему весельчак дядя Миша-армянин.

Гремели стаканы, раздавались крики «горько», мы с Лидой целовались. Музыканты молотили по своим электронным «снарядам». Молодежь лихо откалывала твист, шейк. Я этих вещей не признавал и танцевал с Лидой вальс и танго.

Кто-то принес гармонь, публика постарше собралась в комнате и пела песни под гармонь. Сосед дядя Миша пригнал свой «ЗИМ», его украсили лентами, впереди прикрепили куклу. Нас с Лидой дядя Миша возил по Баилова. Два дня прошли хорошо. На третий день вечером собрались только близкие родственники Виктора Павловича. Все разместились в комнате. Витек сидел слева от меня, окна были открыты во двор, на улице сгущались сумерки. Я заметил, как мимо окна прошли два мента и один в гражданском. Сердце екнуло: хана, приехали. Локтем я толкнул Витька, он тоже заметил ментов. Кинулся к двери, а мне сказал:

— Капитан, вали через окно, я тормозну их в хате.

Раздался стук в дверь и мужской голос:

— Откройте! Милиция!

Шепнув Лиде: «Встретимся на кладбище», я прыгнул в окно под недоуменные вскрики гостей.

Через палисадник дяди Миши я чесанул вверх, перепрыгнул забор и побежал вдоль нефтяных станков-качалок. За ними находились два кладбища: азербайджанское и еврейское. Я свернул к еврейскому кладбищу. Сел около одного склепа, отдышался, прислушался, нет ли погони. Было тихо. В слабом свете «волчьего солнышка» я открыл склеп, пролез туда и только лег возле гробницы, как услышал легкий всхрап и бульканье. С испуга я вскочил и больно ударился головой о свод склепа, чуть не вырубился. Пока шепотом сложно матерился, немного успокоился. Достал из кармана пиджака «складник», откинул лезвие, вытащил спички, чиркнул и только тогда успокоился окончательно. Тусклый свет спички осветил человека, лежащего в углу с другой стороны гробницы. Рядом стояла початая бутылка водки. По одежде и помятой роже мужик походил на бомжа. Держа в левой руке нож, правой я взял его за горло, спросил:

— Ты что, сука, здесь делаешь?

Мужик спросонья, шамкая губами и пуская бульбы, забормотал:

— А, что, кто тут?

— Я смерть твоя, — почему-то вырвалось у меня.