Очевидно, что она должна была выдать его военным, как только увидела его рану. Но когда она подумала об этом, то вспомнила место из книги, которую он ей дал, «Приключения Гекльберри Финна» мистера Марка Твена. Бо́льшую часть книги было трудно расшифровать, но там был поворотный момент, когда Гек спорит о том, должен ли он выдать своего друга, негра Джима, властям. Согласно стандартам того времени выдача Джима была похвальным деянием. Гекльберри Финну сказали, что он попадёт в Ад и подвергнется там немыслимым мучениям, если он поможет беглому рабу. Тем не менее, Гек помогает другу. Если это означает попасть в Ад, то он отправится в Ад.
Придётся гореть в аду, подумала Линнет.
Сульфаниламидные таблетки с сухим треском перекатывались внутри пузырька в кармане её пальто, когда она шла сквозь снежную круговерть. Поскольку электричество отключили в качестве наказания горожан, уличное освещение сегодня не работало. Военные патрули были удвоены, но снегопад задерживал их продвижение.
Ей позволялось приходить уходить из гражданского крыла мотеля «Блю Вью» и возвращаться туда, когда ей вздумается. Она поужинала в комиссариате, чтобы не вызывать подозрений. На ужин было баранье рагу — водянистая похлёбка и ломтики плотного хлеба, намазанного нутряным салом. Она сказала караульному пиону в коридоре, что собирается сегодня работать с бумагами и не хочет, чтобы её беспокоили. Она оставила гореть в своей комнате керосиновую лампу и задёрнула шторы. Когда пионы удалились в вестибюль, чтобы покурить свои вонючие трубки, она вышла в ветреную тьму через боковую дверь. Церковный колокол отбивал начало комендантского часа, когда она добралась до квартиры Декса.
∞
Она скормила ему сульфаниламид и аспирин и просидела рядом всю ночь. Когда Декс засыпал, она ложилась на диван на другом краю комнаты. Когда он просыпался, часто в бреду или с высокой температурой, она клала ему на лоб влажный компресс.
Она осознавала опасность своего присутствия здесь и опасность, в которой находился Декс. Прокторы словно ядовитые насекомые — безвредны, если позволить им заниматься своими делами в своём гнезде, но смертоносные, если их потревожить. Она помнила день, когда прокторы пришли арестовывать её мать перед тем, как её отослали к ренунциатам, и тот древний страх поднимался в ней, словно полые воды в дренажных колодцах памяти.
Укладывая на лоб компресс, она восхищалась лицом Декса Грэма. Он был красив. Она редко думала о мужчинах, которых знала, как о красивых или некрасивых; они были угрозами или возможностями, редко друзьями или любовниками. Само слово любовник звучало распутно, даже когда произносилось в уединении её мыслей. Её последним «любовником», если его можно так назвать, был тот паренёк Кампо. То было в старые времена, когда она была очень юна, ещё до принятия законов об идолопоклонстве. Её отец повёз семью на ежегодную гражданскую службу в Рим, где Храм Аполлона был украшен гирляндами и сам Епископ Рима озвучивал предсказания Пророчицы латинским гекзаметром. Линнет наскучил ритуал, и ей было тошно от вида убиваемых жертвенных животных. Она избегала служб и оставалась в парадейсах, где останавливались иностранные гости — или, по крайней мере, так она обещала родителям. На самом же деле она сбегала каждое утро и развлекалась катанием на автобусах и надземке; и она встретила Кампо, паренька из Египта, который приехал к святым местам с родителями, как и сама Линнет. Они вместе тратили свои скудные сбережения на трамвай, зоопарк и кафе. Он рассказывал ей об Александрии. Она ему — о Нью-Йорке. Тайно уединившись в дальней комнатке парадейса, они сняли друг с друга одежду. Её первая и последняя любовь, Кампо. На огромном пассажирском пароходе «Сардиния», направлявшемся в Нью-Йорк после завершения обрядов, мать Линнет поняла значение её молчания и мрачного вида. «Иногда мы встречаем Пана в неожиданных местах», — сказала она, пряча улыбку. — «Линнет, разве не прекрасны были фонтаны?» Линнет согласилась с этим. — «А песнопения в святилищах?» — О, да. — «А цветы, благовония и жрица на аксоне?» — Да. — «А тот африканский мальчик, с которым тебя видели?» — Да, Линнет полагала, что он был прекрасен тоже.
Она вспомнила солнечные дни на пароходе. Позади бурлит Атлантический океан, вдали виднеются ледяные горы, синие, как летний воздух, плывущие вдоль Гранд-Бэнкс. Ночью созвездия поворачиваются, словно мельничное колесо в небесах.
После этого её жизнь изменилась. Прокторы послали её заканчивать школу к Христианским Ренунциатам в их серый каменный приют в многоснежной Утике (в штате Нью-Йорк, не в Греции). Она носила серые одеяния, края которых мели пол, и изучала легионы христианских богов, архонтов, демиургов и суровых апостолов. И у неё не было любимого после Кампо, чья кожа так здорово пахла корицей и кедром.
Когда она была маленькой, мама говорила ей: «Бог, который живёт в лесу, живёт и в твоём чреве, и в твоём сердце». И она спрашивала себя: а не была ли на самом деле её упорная учёная карьера, её вторжение в мужские твердыни библиотек и архивов поиском этого изгнанного бога: поиском в мифах, селениях, лугах, святых местах? Кампо и Пан и Золотая Ветвь, думала она; всё, что она чтила, что должна была чтить и что чтить забывала.
Она ухаживала за Дексом, пока он метался в лихорадке, а за окном с тёмного неба падал снег.
∞
На следующий день он проснулся и смог выпить плошку бульона, который Линнет разогрела над восковой свечой. Он был ужасно худ под кипой одеял (она мыла его губкой и часто меняла повязку), и она видела, какую непомерную дань собрали рана и лихорадка с его запасов жизненных сил.
Ей казалось, что он утратил часть своего недоверия к ней, и это было хорошо, хотя его глаза всё равно постоянно следовали за ней — пусть не с подозрением, а с любопытством — когда она перемещалась по комнате.
Она довольно часто отлучалась, чтобы поприсутствовать на людях. К вечеру она возвращалась. Когда Декс не спал, они разговаривали. Она задавала ему вопросы о книге про Гекльберри Финна.
Решение, которое Гек принял относительно Джима, представляет собой хорошо известную ересь. Сказать «ну что ж делать, придётся гореть в аду»… это как признать, что есть более высокий моральный стандарт, чем Церковь и Закон, и что этот стандарт доступен даже невежественному сельскому мальчишке… что Гек Финн лучше разбирается в добре и зле, чем, к примеру, проктор Бюро… в общем, людей сжигали и за меньшее.
— А ты тоже думаешь, что это ересь? — спросил Декс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});