Он выбрался из самолёта вместе с остальными пассажирами — несколькими рядовыми, которые опасливо поглядывали на него, пока он шёл по лётному полю к ожидавшему его автомобилю. Бюро прислало машину с водителем. Водитель не говорил по-английски, а по-французски — с сильным акцентом. Гаитянин, предположил Демарш. Множество гаитян было завезено в страну для заполнения неквалифицированных рабочих мест, сделавшихся вакантными в результате мобилизации.
— Neige, — сказал водитель. — Bientôt, je pense. — Скоро снег. Без сомнения, ответил ему Демарш и позволил разговору угаснуть. Он был счастлив наедине с собственными мыслями, пока колёса поглощали милю за милей. Машин было мало даже в узких улочках, где располагались ритуальные бордели. Но час был поздний, и бензин, разумеется, нормировался. Сегодня на улицах больше запряжённых лошадьми экипажей, чем перед войной. Доротея писала ему и о перебоях с сахаром. Всё нормировалось. Однако в целом сельская местность не слишком изменилась, особенно здесь, вдалеке от центра города. Телеграфные столбы стояли вдоль улиц с булыжными мостовыми, и в холодном воздухе разливался резкий запах горящего дёрна.
Он удивился приливу удовольствия, который испытал, когда машина подъехала к дому. Дом был невелик по сравнению с беспорядочными цензорскими громадинами дальше к западу, но достаточно просторный и респектабельно старинный. Он принадлежал дяде Доротеи; они взяли его в долгосрочную аренду у семьи Соссэров на время его работы в столице. Но он уже прожил здесь десять лет. Это место было его домом в не меньшей степени, чем любое другое, где он когда-либо жил. Даже в большей.
Он поблагодарил водителя и проворно взбежал по каменным ступеням к двери. Доротея стояла в ореоле электрического света, прекрасная и зовущая. Свет поблёскивал на серебряном распятии, приколотом к лифу платья. Он обнял её, и она подставила напудренную щёку для поцелуя.
Кристоф, хмурясь, выглядывал из-за стойки перил. Да, Кристоф всегда стеснялся во время таких вот воссоединений. Он тяжело переживал частые отлучки отца. Но иначе никак, если ты родился в семье сотрудника Бюро.
— Отец здесь, — прошептала Доротея. И Демарш увидел, как из кабинета выкатывается кресло-коляска с Арманом Соссэром — вроде бы улыбающимся, но как всегда непроницаемым за своим морщинистым лицом.
Демарш закрыл дверь. Запахи дома окружили его.
— Кристоф, пойдём, — сказал он. Но Кристоф продолжал опасливо держать дистанцию.
∞
То же самый водитель прибыл утром, чтобы отвезти его в город. Температура упала, но небо было ясное.
— Pas de neige, — сказал водитель. Снега нет. Пока нет.
Демарш позволил знакомым пейзажам убаюкивать его до тех пор, пока машина не проехала через украшенные орлами ворота Средоточия Бюро. Средоточие само по себе было городом, со своими хорошими и плохими районами, любимыми и ненавистными жителями. Цензоры в своих чёрных шляпах и сутанах двигались через двор между крылом Литургии и крылом Пропаганды, словно журавли на охоте. Демарш почувствовал себя голым в своём простом лейтенантском мундире. Когда он здесь работал, то редко пересекал невидимую линию, отделяющую кадровых офицеров от иерархов… лишь будучи вызванным, что всегда вселяло страх. И сегодня его вызвали снова.
Он оставил водителя-гаитянина и перешёл мощёный брусчаткой двор Административного Департамента. Это было сердце Средоточия — наполовину храм, наполовину правительство. В своей сфере это было правительство более влиятельное, чем Президиум в миле отсюда. Клерки и обслуга называли его «столица столицы».
Цензор Бизонетт ожидал его в зале для совещаний — высоком помещении с мозаичным полом и длинным дубовым столом. Бизонетт сидел, свободно откинувшись в кресле с высокой спинкой; его угловатое лицо было сосредоточено. Он не встал, когда вошёл Демарш. Демарш шагнул вперёд и поклонился. Звук его шагов отражался эхом от высокого потолка. Всё здесь было предназначено для того, чтобы подавлять. Всё здесь подавляло.
— Сядьте, — каркнул Бизонетт. Они будут говорить по-английски. Это либо поблажка, либо оскорбление, либо то и другое вместе. — Я хочу, чтобы вы узнали, что мы думаем по поводу расследования.
Наши мысли: новая доктрина Бюро. Расследование: Ту-Риверс. Среди иерархов это всегда было «расследование» — туманное мероприятие, объект которого никогда не определяется и не называется. Демарш познакомился с этим протоколом в те первые безумные месяцы.
— Опись и изъятие должны быть ускорены, — сказал Бизонетт. — Выделено дополнительное армейское подразделение — оно будут там к вашему возвращению. Я хочу, чтобы вы докладывали мне о ходе их работы.
— Будет сделано.
— Технические и научные изыскания могут продолжаться в прежнем режиме. Кстати, как они идут?
— Записано очень многое. Хотя я не знаю, насколько ценны эти материалы. Копии направляются в Идеологический отдел, но я могу направлять их непосредственно в Департамент, если прикажете.
— Нет, не стоит. Пусть с ними разбираются архивисты. Как я понимаю, произошёл взрыв…
— Пожар на бензоколонке.
— Случайность или саботаж?
— Мы не уверены. Пока похоже на то, что патрульные забыли поставить машину на ручной тормоз. Было ограбление, однако пожар мог быть простым совпадением.
— «Мог»?
— На данном этапе точно сказать нельзя.
— Делафлёр настаивает, что это был саботаж.
Разве не сам же Бизонетт называл Делафлёра «напыщенным идиотом»? Демарш чувствовал, что здесь замешана внутренняя политика Бюро, колесо повернулось и, вероятно, не в его пользу.
— Разумеется, это мог быть саботаж, но пока это невозможно доказать.
— Каково ваше личное мнение?
— Простое ограбление и солдатская небрежность. Но, опять же, доказательств у меня нет.
— Да, я понимаю. Хорошо прикрываете тылы, лейтенант Демарш.
Он почувствовал, что краснеет.
— Мы не хотим более видеть инцидентов такого рода, — сказал цензор. — Но в конечном итоге это не будет иметь значения, поскольку мы ускоряем наш график.
Понадобилось мгновение, чтобы осознать значение этих слов. Когда же это произошло, Демарш почувствовал лёгкое головокружение.
— Новое оружие, — сказал он.
Бизонетт кивнул, пристально глядя на него.
— Продвигается быстрее, чем мы ожидали. Мы уже отрядили инженеров для сооружения испытательной башни. Прототип должен быть готов в течение нескольких недель.
— Я думал… вы говорили, весной.
— Планы изменились. Вы возражаете, лейтенант Демарш?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});