Макара? Что же тогда будет с Чачи! Нет, нет! Этого нельзя допустить ни в коем случае!
Перед его глазами встала страшная картина: вот Макар, связав Чачи, везет ее по деревне, Чачи кричит, рыдает… А он, Григорий Петрович, ничем не в силах будет помочь ей… И опять останется один-одинешенек…
Григорий Петрович мотнул головой, отгоняя ужасные мысли, и тихо проговорил:
— Константин Ильич, я сделаю все, что вы желаете, только не отнимайте у меня Чачи.
Становой улыбнулся. «Вот, оказывается, с какой стороны надо было к тебе подъезжать, — говорила его улыбка. — Теперь-то ты в моих руках».
— Это можно сделать, — сказал становой, — но — услуга за услугу. Я вам оставлю вашу Чачи. Конечно, официально я этого не имею права делать, мы с вами поступим так: полиция другого стана может производить обыск на территории моего стана только с моего разрешения. Если приедут с обыском, то я вас предупрежу заранее, своим подчиненным я дам распоряжение, чтобы они при розыске ни в коем случае ее не обнаруживали. Наш договор будет считаться в силе до тех пор, пика вы станете исполнять мои поручения. Вы согласны?
— Согласен, — еле слышно проговорил Григорий Петрович.
— Тогда я жду характеристику Иванова в самые ближайшие дни.
Едва Григорий Петрович вышел от станового пристава, как к приставу явился Варлам Яковлевич.
— Что прикажете делать, ваше высокоблагородие?
— Дать разрешения на обыск у учителя я не могу. На это необходимо испросить согласие у исправника из Царевококшайска.
Урядник сообразил, что, видать, начальство не намерено отбирать девку у учителя. От станового Варлам Яковлевич ушел разобиженный и обозленный.
Но больше всех посрамленным чувствовал себя Макар. С какими глазами он — вернется домой?
Когда он ехал с урядником за Чачи, всю дорогу только и мечтал, как схватит ее, свяжет, бросит в телегу да как ее проучит дома! А теперь приходится возвращаться ни с чем. Один урядник сидит рядом, как пень…
В Черкесоле Варлам Яковлевич слез с тарантаса, сказав, что тут у него есть дело.
Макар понимал, что никакого дела у него нет, просто бежит от разговора с Чужганом и Чужганйхой.
Зато Макару дома показалось небо с овчинку. Увидев, что сын возвратился без жены, Чужганиха набросилась на него с руганью:
— Слюнтяй, тряпка! За что тебя только мужиком называют! Если не можешь с женой сладить, на кой черт женился? «Пригожая да красивая! — передразнила она Макара — Нигде такой другой не сыщешь! Не жените на ней, удавлюсь, утоплюсь…» Не тогда, сейчас тебе давиться надо. У-у, чертово отродье, попадись она мне, зубами бы горло перегрызла!
Макар молчал, не смея ничего сказать в свое оправдание.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Перед Валерием Викторовичем Тагановским лежали на столе три бумаги: кудашнурский мирской приговор о Сакаре, выписка из судебного решения аркамбальвкого земского начальника и протокол, составленный урядником Варламом Яковлевичем. Если прочесть все эти три документа непредубежденным взглядом, то Сакара следовало тотчас бы выпустить из тюрьмы. Но следователь на то и следователь, на то он и изучал юриспруденцию, чтобы найти яму на ровном месте.
Тагановский начал создавать «дело». Прежде всего он взялся за Сакара.
Итак, Захар Ефремов. Драку в лесу он затеял? Затеял. Значит — бунтовщик. Во время сюрема картов выгнал? Выгнал. Значит, не уважает религию. Правда, карты — язычники, и если бы их выставили поп или урядник, то это не вызвало бы ничего иного, кроме смеха. Но в данном случае неуважение служителям культа оказал простой черемисский парень. Значит, он безбожник. А каждый безбожник обязательно становится революционером. Таким образом, с какой стороны ни взгляни, Захар Ефремов — почти анархист-террорист.
Произведя такое логическое построение, Тагановский позвал письмоводителя и приказал привести из тюрьмы Сакара. Уже вслед уходящему письмоводителю он крикнул:
— На всякий случай попросите в управлении, чтобы прислали одного полицейского, знающего черемисский язык.
Через час привели Сакара. Тагановский приступил к допросу. На все вопросы Сакар отвечал молчанием, он не понимал ни слова.
— Ах, какой он упрямый! — раздраженно крикнул Тагановский. — Позвать сюда переводчика!
Вошел полицейский:
— Чего изволите, ваше высокоблагородие?
— Ты по-черемисски знаешь?
— Так точно, знаю, ваше высокоблагородие!
— Значит, можешь переводить с русского на черемисский язык и обратно?
— Так точно, могу, ваше высокоблагородие!
— Спроси у него, когда и как он стал участником революционной организации?
Полицейский повернулся к Сакару и громко сказал по-марийски:
— Ты когда и каким образом вступил в революционную организацию?
Сакар стоял молча, не понимая, о чем его спрашивает полицейский.
— Вот он какой упрямый, даже по-черемисски отвечать не хочет. Настоящий заговорщик! — Тагановский встал из-за стола и подошел вплотную к Сакару. — Будешь отвечать или нет?
Сакар растерянно поморгал главами и опять ничего не ответил.
— Ах ты, сукин сын! Издеваться надумал надо мною! Я тебя проучу! — Тагановский ударил Сакара кулаком в лицо. У Сакара из носа брызнула кровь. Но он не почувствовал боли. Как тогда, в драке на лесной дороге, горячая кровь ударила ему в голову, не помня себя он бросился на следователя. Он смял бы, изувечил Тагановского, но тут его схватили стражники.
— В карцер! — хрипло прокричал следователь.
Сакара отвели назад, в тюрьму, и втолкнули в темную камеру.
Валерий Викторович остался доволен допросом. «Нападение на следователя, — размышлял он, — это не пустяк. Теперь надо постараться, чтобы о нападении и его, Тагановского, геройском поведении узнало как можно больше людей».
Тагановскому уже представлялось, как он становится героем Царевококшайска, как его подвиг прославляют в Казани. Вот слухи о нем доходят до Петербурга. А потом — слава, повышение в чине! Обязательно — повышение в чине!
…Камера, в которую посадили Сакара, была маленькой и тесной: ни встать во весь рост, ни лечь, растянувшись. Есть дают только хлеб и воду. На еду Сакар не сетовал, на охоте, бывало, он по целым неделям ел один хлеб. Тяжелее всего было сидеть взаперти. Сакар привык бродить по лесам, куда глаза глядят, привык к чистому лесному воздуху, а тут от одной здешней сырой и спертой вони можно заболеть.
Кроме того, уж больно орут стражники за дверью, ругаются, что ли? Давеча один залез в чулан и ни с того ни с сего — как ударит по уху. Сакар хотел дать сдачи, вскочил, да только стукнулся головой о потолок.
Понимает Сакар, что не сладить ему с людьми, которые держат его в тюрьме. Он подумал, что, наверное, во всем мире нет сейчас человека несчастнее его. И зачем его так мучают?