— Где мальчики? — спросила она. — Опять неизвестно где?
— Они в саду, — ответил Гофштетер, — и, наверно, стоят там на страже, чтобы немедленно доложить, когда кто-нибудь появится на дороге.
Молодая женщина взяла на руки Алису и спустилась со ступенек террасы поглядеть, не видно ли где мальчиков.
— Так, так, изобразите со своим потомством настоящую семейную идиллию, — сказал Залек. — Необходимо импонировать европейцам. Но светлейший гость что-то заставляет себя ждать. Впрочем, так делают все высочайшие особы.
В этот момент из сада показались оба мальчика.
— Они плиехали, они плиехали, — кричал маленький Адди, торопясь за своим братом, который несся по лужайке с громким «ура».
Гофштетер тоже поднялся, и оба всадника, показавшиеся в эту минуту на опушке леса, были окружены со всех сторон, так что прошло несколько минут, прежде чем они могли сойти с лошадей и подняться на веранду.
Траудль стояла в стороне с ребенком на руках. Герман поспешно подошел к ней и протянул ей руку.
— Здравствуйте, — сказал он теплым, сердечным тоном. — Вот и я.
— Да, вот и он наконец, — повторил Адальберт, — и теперь мы его не скоро выпустим. Оставьте же дядю в покое, дети, дайте ему поговорить с мамой!
Трудно было узнать прежнего Адальберта Гунтрама. Стройный, красивый офицер превратился в широкоплечего, плотного мужчину, настоящего фермера с загорелыми руками и лицом, но в его глазах светилась прежняя заразительная веселость. Герман Зигварт, напротив, почти не изменился, только стал еще серьезнее и спокойнее, и во всей его осанке чувствовалась уверенность человека, быстро поднявшегося по иерархической лестнице.
— Поди сюда. Дитрих, надо и тебя представить, — воскликнул Гунтрам, обращаясь к Залеку, стоявшему в сторонке. — Барон Залек фон Роткирхен, мой бывший товарищ по полку, а теперь наш дорогой гость… Советник Зигварт.
Мужчины раскланялись. Темные глаза Залека окинули Германа пытливым взглядом, а Зигварт ответил на поклон барона очень сдержанно. Они виделись впервые, но казалось, что с первой минуты между ними возникла какая-то невидимая преграда.
Следующие часы пронеслись очень быстро. Зигварту непременно хотели показать дом и ближайшие окрестности, причем возникала масса старых и новых воспоминаний. Потом наступил вечер, детей уложили спать.
Уже смеркалось, и дневная жара сменилась приятной прохладой, когда друзья юности уселись на веранде. Прошло восемь лет с тех пор, как Зигварт проводил молодую чету и Гофштетера на пароход, и хотя они постоянно переписывались, им все-таки сильно недоставало личного общения.
— Как хорошо, Адальберт, что ты отказался от военной службы! — сказал Зигварт. — Ты стал свободным человеком, живешь на собственной земле и ведешь здоровую деревенскую жизнь с женой и детьми. Я представлял себе твою ферму и всю твою жизнь более скромной. Ты ушел далеко вперед за последние пять лет.
— Зато первые три года были довольно тяжелыми, — возразил Адальберт. — Когда мы приехали сюда, Берклей был скорее разбитым среди лесной глуши лагерем, чем колонией. Сообщения с Хейзлтоном еще не было, туда можно было добраться только верхом, потратив на это целый день. Чувствовался полный недостаток во всем, что европеец считает необходимым. И потому мне очень скоро пришлось взять на себя руководство станцией.
— Да, я знаю, что старший заведующий умер, и Морленд передал его обязанности тебе.
— Этим он оказал мне полное доверие, и я скоро получил возможность доказать ему свою благодарность. Как раз в то время случилась забастовка, вернее, это был настоящий мятеж. Нам были предъявлены невозможные условия, когда же мы отказались их выполнить, нам стали грозить разрушением наполовину законченного здания. Забастовщики сознавали, насколько они сильнее жалкой горстки инженеров и служащих. Тогда я вспомнил, что был прежде солдатом. Мы окопались по всем правилам, засели в этом укреплении с инженерами и оставшимися нам верными людьми, и я стал командовать, как в осаждаемой крепости, два раза мы отбили приступ и не подпускали мятежников, пока к нам подоспела помощь из Хейзлтона. В глазах Морленда меня, вероятно, выставили действительно спасителем, потому что, приехав сюда, он протянул мне руку и сказал своим обычным сухим тоном: «Вы спасли мое дело, и я поблагодарю вас за это, когда оно будет доведено до конца». Он предоставил бы мне любое место в Хейзлтоне, но, зная мое стремление к независимости, предложил один из земельных участков такой величины, что из него можно сделать несколько дворянских поместий. Сперва я отказывался и хотел взять землю только в аренду. Морленд сначала посмотрел на меня с насмешливым сожалением, потом преспокойно ответил: «Неужели вы до сих пор ничему у нас не научились? Великодушие, деликатность — какие глупости! Между нами только деловые отношения. Если бы вы не возглавили защитников, все разбежались бы и бросили постройку. Вы спасли мне миллионное дело, а я не привык ни перед кем оставаться в долгу. Я только плачу свой долг — открываю вам любой кредит на необходимое обустройство, теперь мы квиты».
— Это на него похоже, — подтвердил Зигварт. — У этого человека на первом месте дело, но выражения сердечной, теплой благодарности от него нечего ждать.
— Нет, но он довел меня до того, что я устыдился своей рассудительности и согласился. Тот маленький капитал, что я привез с собой, был еще не тронут, да и Гофштетер предложил мне свои сбережения. На это мы построили дом и другие хозяйственные постройки, затем я взялся за обработку земли. Земля здесь прекрасная и щедро вознаграждает за труд. Завтра мы объедем все мои владения, ты удивишься, как много мы сделали за это время.
— Самую лучшую часть твоей собственности я уже видел, — весело заметил Зигварт, — твою жену и детей.
— Да, мою маленькую златокудрую Труду. Ты не можешь себе представить, кем она была для меня все это время. Я мужчина, и то мне было тяжело расставаться с прежней жизнью, а она охотно покорилась всему без единой жалобы, без ропота, и была всегда весела и довольна, несмотря на все лишения, к которым была непривычна. Чего только она не вынесла! Вторую такую женщину трудно найти.
— Да, тебе выпал счастливый жребий в браке, — серьезно произнес Зигварт, и словно в ответ на это из-за двери послышался поддразнивающий голос:
— Так поступите же как Адальберт. Почему вы до сих пор не попытались вытянуть свой счастливый билет?
— Потому что еще не нашел подходящей женщины.
Траудль вышла на террасу и, подсев к друзьям, продолжала со своим прежним веселым смехом: