Сладчайший Лео
Младший брат был полной противоположностью старшему. Если Натти был лордом, то Лео – спортсменом. Это вовсе не означает, что он пренебрегал семейными обязанностями – напротив, Лео содержал четыре роскошные резиденции. Он построил себе шикарный дом на Гамильтон-Плейс, неподалеку от Аллеи Ротшильдов, где обосновалась его родня. Этот дом славился множеством технических усовершенствований. В доме работал гидравлический лифт, который был настолько дорогим изобретением, что стоимость подъема на один этаж равнялась стоимости проезда в кебе из одного конца Лондона в другой. Те, кто пожелали сэкономить, могли подняться пешком по роскошной лестнице, украшенной ручной резьбой, возможно самой красивой во всей Англии. В доме была огромная библиотека, стены которой были также отделаны резным красным деревом. Над ее отделкой специально выписанные итальянские мастера трудились два года. Кухня в доме была просто громадной – там можно было зажарить на вертеле целого быка – и изобиловала всяческими усовершенствованиями, позволявшими хранить блюда подогретыми, и так далее, и тому подобное. В наши дни в этом доме расположился один из самых шикарных лондонских клубов.
От отца Лео унаследовал Ганнерсбери-парк и вдобавок купил дворец неподалеку от места проведения скачек в Нью-Маркете, где с удовольствием бывал король Англии и другие высокопоставленные лица.
Самой сильной его страстью были лошади. У Лео был свой конный завод, где он выращивал породистых лошадей, не жалея на это никаких средств. На скачках зрителям бывало трудно выбрать, за чем наблюдать – либо рассматривать превосходных лошадей, представленных бароном, либо смотреть на самого барона, сидящего в ложе, ослепляющей восточной роскошью. Лео выиграл дерби дважды, в 1879 году и в 1904-м. На самом деле он мог выиграть и трижды – но случился непредвиденный инцидент. В 1896 году Лео выставил на дерби свою лошадь, Сент-Фрускин, а принц Уэльский, давний товарищ Лео, свою – Персиммона. И случилось так, что в тот момент его высочество был удручен ссорой с любовницей и его требовалось срочно утешить. Утешение пришло – как-то так случилось, что Персиммон пришел первым.
Победы Лео на скачках приносили пользу далеко не ему одному. Обычно, получив приз, он на радостях тратил в несколько раз больше, чем получал. Он мог выиграть приз – и его подопечная больница получала новое здание.
Лео славился своей благотворительностью – просители, не решавшиеся приблизиться к Натти, с легкостью обращались к нему, а у барона-спортсмена всегда были наготове золотые. Однажды он чуть не попал в неудобное положение. Как-то, гуляя по лужайкам Тринга в пасмурный зимний день, он увидел сжавшуюся фигурку человека, двигавшегося ему навстречу. Лео автоматически полез в карман за деньгами, но камердинер вовремя его остановил – Лео собирался подать милостыню одному из английских герцогов.
За свою доброту и мягкость Лео стал притчей во языцех. Эти качества достаточно редко проявлялись у членов клана – так что Лео стал таким милым исключением из правила.
Несравненный Альфред
В Эксбери, в поместье Эдмунда Ротшильда, собрано множество разнообразных ценных предметов, когда-то принадлежавших членам Семейства. Гостям часто демонстрируют «палочку Альфреда» – это дирижерская палочка из слоновой кости, украшенная бриллиантами. Альфред использовал ее, когда управлял своим собственным симфоническим оркестром. Палочка стала символом уникальности Альфреда. Он был вторым по возрасту среди трех братьев и так никогда и не женился, что также уникально среди Ротшильдов. (Натти был женат на Эмме Луизе Ротшильд, происходившей из франкфуртских Ротшильдов, Лео привез супругу из Италии, ею стала красавица еврейка Мария Перуджа). Альфред и внешне отличался от братьев. Лондонские Ротшильды сохранили в неприкосновенности франкфуртский семитский облик, казалось, в них гены сказывались сильнее, чем у французских и венских собратьев. Но Альфред походил скорее не на Ротшильда, а на Ариеля – он был худощавым блондином, деликатным и нежным.
Если братья жили в роскоши, то Альфред сибаритствовал. У него был личный поезд, который часто поджидал его под парами. Каждое утро он принимал руководителя своего симфонического оркестра, и они выбирали музыкальное меню к обеду. У Альфреда был не только свой оркестр, но и свой цирк, и он сам часто выходил на арену в качестве ведущего, чтобы позабавить своих гостей.
Альфред жил в деревне не как сельский сквайр, а как император. Его Халтон-Хаус поражал всех, кто его видел. Часто отзывы были критическими: кому-то он напоминал странную смесь французского замка и игорного дома. Но Альфреда это не беспокоило – в деревне он давал волю своей фантазии, и его не волновали вопросы гармонии стилей.
Его лондонский дом был похож на пещеру Али-Бабы, наполненную сокровищами. На одной только каминной полке стояли «безделушки» на сумму 300 000 долларов. Там была собрана, по словам леди Дороти Невилль, лучшая в Англии коллекция французского искусства XVIII века. Сюда, в этот дом, с Даунинг-стрит переселился лорд Биконсфилд, овдовевший экс-премьер. Диззи называл дом Альфреда «самым очаровательным домом в Лондоне, где роскошь сочетается с хорошим вкусом».
Лучше всего вкус Альфреда выражался в подарках, которые он преподносил своим друзьям. Лорду Китчнеру он подарил копию своей любимой картины Рейнолдса «Леди Бамфилд», выполненную по его специальному заказу с таким мастерством, что только специалист мог отличить ее от оригинала, и набор парадных шпаг, когда-то изготовленных для Филиппа III Испанского.
Альфред был не только прекрасным дарителем, но и талантливым постановщиком своих вечеров. Его друзья поражались тому, что он держит огромную ложу в Ковент-Гарден. Зачем, ведь все звезды сцены выступают на его домашних подмостках. У него играли Лист и Рубинштейн, часто бывал Миша Элман, которого открыл для публики Альфред. И принимал артистов он как своих лучших друзей. После концертов они получали подарки, по ценности многократно превосходящие самый высокий гонорар, – а хозяин, казалось, этого и не замечал.
Он был самым гостеприимным и внимательным хозяином своего времени. Сесил Рот вспоминает о завтраках в доме Альфреда, которые гостям подавали прямо в спальни. Лакей ввозил в спальню огромный сервировочный стол и оглашал меню: «Чай, кофе или персики, сэр?» Если гость выбирал чай, следовал еще один вопрос: «Китайский, индийский или цейлонский?» Если гость выбирал цейлонский, вам его наливали, но вопросы не прекращались: «С лимоном или с молоком, сэр?» По поводу молока также возникали сомнения: «Джерсейское, хертфордширское или шорторнское?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});