Я на ухо спросил у хозяина «вечеринки» о сём прекрасным, неземном творении.
— Девица сия незамужняя, 16–ти лет, из боярской семьи Андрона Ладимирича. Зовут ея Анастасия.
— А какого роду — племени этот боярин?
— По отцу словенского корня, но мать его гречанка из поповской семьи. Греки сии царьградские. Прибыли и осели на Руси после захвата Константинополя латынцами три десятка годов тому назад.
— Вот, что сделаем, Онуфрич! — наконец решился я. — Вы продолжайте гулеванить, а я подышу свежим воздухом у тебя на гульбище. И приведи туда, только тихо и без особой огласки эту самую Анастасию.
— Всё равно все, всё, об ентом узнают, государь, как не скрывай!
— Плевать, но всё — таки постарайся всё проделать по — тихому.
— Попробую сполнить, Владимир Изяславич.
Гусляры «лабали» своими инструментами что — то залихватски весёлое. Скоморохи прыгали как обезьяны и ходили на руках. Многие из гостей мероприятия уже повылезали из — за столов и пытались подражать средневековым клоунам. Другие, разбившись на группы по интересам о чём — то с жаром галдели. Кто — то общался сидя за столом, а кто — то притулился около стен. В общем, веселились все знатно. Моё исчезновение из горницы прошло почти незамеченным.
На балконе оказалось ветрено. Солнце уже зашло, но небосвод всё ещё оставался светел. Больную часть неба вместе с луной перекрывали плотные облака. Из травы трещали кузнечики, где — то вдали лаяли собаки.
За моей спиной скрипнула приоткрывшаяся дверь. Она вошла вместе с усилившимся гулом от гуслей, свирелей и дудок, внутри хором народ продолжал «зажигать».
— Здравствуй государь. Ты меня звал? — выглядела Настя вблизи ещё более неотразимо. Меня к ней потянуло словно мощным магнитом.
— Здравствуй Анастасия! Ты слышала о любви с первого взгляда?
— Нет… не очень понимаю, о чём ты говоришь…
— Любовь это такая заразная болезнь…
— Государь, ты что — то заговариваешься, — она с искренним удивлением и недоумением уставилась на меня.
— А что это ещё такое, как не болезнь. Сама посуди, как я тебя увидел, то у меня сразу поднялся жар, пропал аппетит, да что там… весь мир поблек и без тебя стал не мил.
— Вот ещё…, — Настя задумалась, переваривая полученную информацию. — Но ведь у тебя есть жена!
— Сердцу не прикажешь! — я принял безвольную позу и тоскливо пожал плечами.
— И что мне делать? — она, похоже, искренне захотела мне помочь.
— Прямо через гульбище можно пройти в мою опочивальню. Может близость с тобой меня сможет излечить…
— Но…, — она замялась, не зная как поступить. Я ей помог — взял за руки и впился в её уста сладким, проникновенным французским поцелуем. Прижав её к стене, мы целовались несколько долгих минут, а мои руки изучали все её упругие округлости.
— Вот! Мне стало ещё хуже! Пойдём быстрее отсюда, спальня рядом.
Настя молча стояла со слегка ошалевшим видом. Не в силах больше сдерживаться, я подхватил её на руки и чуть ли не побежал в свои покои.
Ночью нам было не до сна …
Утром я составил определённый план действий и поделился с ним с девушкой. Она его с некоторой долей внутреннего страха и напряжения, но всё же одобрила. В сопровождении звена телохранителей я её отправил к родителям. Ободрил перед расставанием тёплыми словами поддержки и настроив её по мере сил на оптимистичный лад.
Позавтракав в компании хозяина хором, я направился к себе в опочивальню, требовалось малость вздремнуть после бессонной ночи. Проснувшись через пару часов, подозвал к себе одного из телохранителей, дежуривших на гульбище.
— Невер, ответь мне, ты вроде бы холост?
— Так точно, государь!
— Невеста у тебя есть, родичи с кем — либо сговаривались?
— Так…, — телохранитель неопределённо пожал плечами, — присматриваемся…
— Хочешь стать десятником?
— Наверное, хочу, как — то об этом не думал? А причём здесь этот разговор?
— Сейчас поймёшь! Подумай вот над чем. Десятник Абаш ещё в Пруссии сломал ногу, поэтому я его отправляю на пенсию, на его место нужен новый командир. Говорю тебе прямо, чтобы не было непоняток — если ты женишься на Анастасии и увезёшь её с собой в Смоленск, то станешь десятником. Понимаешь, не хотелось бы мне с ней надолго расставаться. А себе можешь завести сколько угодно наложниц, я даже тебе подкину под это дело сотню рублей. Сейчас не отвечай, подумай час — другой. Не согласишься ты на такое предложение, то без проблем, предложу кому — либо другому. Я тебе ни в коем разе не приказываю. Тут дело, сам понимаешь, такое, сугубо добровольное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Фиктивный брак Анастасии с одним из моих телохранителей подходил просто идеально. Мои телохранители, когда не были в походах, вместе со своими семьями жили прямо на территории терема и теремного подворья. Отслужившие в госохране десять лет они наделялись большим вотчинным наделом и далее могли или продолжить у меня службу, или уйти на почётную «пенсию», пустив, так сказать, «корни в землю».
— Тут и думать нечего, — после «зависания» на несколько секунд, сопровождающимся напряжённой мозговой работой, наконец, решившись, ответил Невер. — За ради тебя государь, согласен на всё!
— Отлично! Но ты надеюсь, понимаешь, что к своей жене даже пальцем, не говоря уж, о чём другом, прикоснуться не сможешь?
— Будь спокоен государь! И сам к ней не полезу и за ней по мере возможности прослежу!
Вечером я встретился наедине с Настей, затем приватно переговорил с её родителями, разъясняя им свой план. Особых возражений моя авантюра со стороны родителей невесты не встретила. Мало того, её отец Андрон получил в подарок большой вотчинный надел прекрасной пахотной земли рядом с городом. На следующий день Невер и Анастасия сыграли скромную свадьбу и тем же вечером счастливые молодожёны отправились в дальнюю путь-дорогу. Правда путешествовали они по большей части порознь, да и ночевали не вместе. А так, если бы не эти странности, ну просто образцовая семья получилась.
В конце мая отправился с инспекционной поездкой в Полоцкую область. Ещё с реки, вдыхая сырой воздух и невольно слушая давно приевшейся и почти не воспринимаемый на слух скрип уключин, шум вёсел и пыхтения гребцов, я вглядывался в даль, внимательно рассматривал проплывающие мимо берега.
За два года Полоцк заметно разросся. Городская застройка выплеснулась за пределы окольного города, повсюду виднелись новые деревянные строения и усадьбы с частоколами, а речные воды оказались запружены рыболовецкими челнами и большими торгово — транспортными купеческими ладьями. При виде наших военных галер они послушно, без какого — либо страха и паники, уступали стремнину, прижимаясь к берегам. Корабли смоленской гребной флотилии, превратились для полочан во вполне привычный антураж, ведь они уже не первый год активно бороздили воды Западной Двины и её притоков.
Вскоре из — за деревьев вынырнули укрепления Полоцка, с проглядывающими оттуда многочисленными башнями боярских теремов, хором и куполами церквей.
При въезде в Полоцк я был поражён царящему здесь оживлению. О нашем приезде горожане оказались, каким — то образом извещены заранее, а потому успели подготовиться и устроить поистине царскую встречу.
Улицы были запружены толпами голосящего народа, от которого слышались нескончаемые здравницы в мою скромную честь. Центральная улица, по которой мы передвигались, была увешана огромными до без размерности жёлтыми полотнами с чёрными крестами, что, по всей видимости, символизировало наш флаг. Эти странные полотна свешивались прямо из верхних окон, чердаков и крыш многоэтажных домов, буквально по всей длине улицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
У церквей стояли монахи с иконами и приветствовали нас дымом ладана и малопонятными песнопениями. При всём при этом звонари били во все колокола, усиливая и без того оглушительную какофонию. На улице царил всеобщий праздник, а губернатор Глеб Идарович, наверное, от переполняемого счастья, всё норовил бухнуться мне в ноги. После того, как я отказался участвовать в праздничном застолье, и повелел немедля заняться государственными делами, со всеми полагающими отчётами, то чиновники всех мастей со слезами и стенаниями, начали валяться у меня под ногами. Плюнул на сегодняшний бесполезно прошедший день и приступил к навязываемому мне чревоугодию.