Читать интересную книгу Убийство в ЦРУ - Маргарет Трумэн

— Мы будем перезваниваться с Джо, — сказал Фокс. — Бреслином.

— Я в этом не сомневалась. Мне пора. Прощайте. — Она с маху шмякнула трубку на рычаг, вцепилась в полочку под телефоном и затрясла ее, приговаривая: — Идите вы к черту, пошло все к чертовой матери!

Она купила билет на рейс из Вашингтона в Нью-Йорк, едва-едва успела забронировать место на рейс «ПанАм» в Германию, во Франкфурт, где можно было сделать прямую пересадку на Будапешт. Позвонила Верну Уитли на квартиру его брата, но там никто не ответил. А поговорить с ним ей было нужно. У нее почему-то возникло такое чувство, будто если не поговорит она с кем-то посторонним, не из этого самого учреждения, с кем-то, кто не погряз в его интригах и не был связан по рукам и ногам обязательствами перед ним, то она просто дышать не сможет и потеряет всякий контроль над собой. А это, она знала, оказалось бы самым худшим из того, что могло случиться.

Сходя по трапу самолета в Будапеште, Кэйхилл хоть и держалась из последних сил, но по крайней мере уже овладела и собою, и обстоятельствами, в каких оказалась. Проходя таможню, она четко осознавала, что вновь вернулась к своему официальному положению сотрудника посольства Соединенных Штатов. Не имело никакого значения, что ее настоящим хозяином было ЦРУ. Зато имела значение привычность окружающего: может, и не так уютно, как у материнской груди, только, конечно же, лучше того, через что ей пришлось пройти за минувшую неделю.

Добравшись на такси до своей квартиры, она позвонила Джо Бреслину в посольство.

— С возвращением, — приветствовал он. — Ты, должно быть, совсем разбита.

— Можешь не сомневаться.

— Сейчас пять часов. Как думаешь, сможешь продержаться без сна и ужина?

— Справлюсь. Где?

— «Легради Тестверек».

Кэйхилл, несмотря на усталость, улыбнулась:

— Удовлетворяем прихоти? Это в честь моего возвращения?

— Если тебя это радует, то считай, что так оно и есть. Вообще-то у меня желудок истосковался по хорошей еде, а этот коротышка-скрипач из меня слезу вышибает.

— Буду считать, что ужин в мою честь. Во сколько?

— По мне, лучше попозже, но, учитывая твое состояние, давай устроим пораньше. В восемь тебя устроит?

— В восемь? Да я к тому времени замертво упаду.

— О’кей, тогда слушай. Приляг и поспи подольше, выспись, и встретимся там в десять часов.

Она знала, что бесполезно пытаться назначить другое время. Джо сообщил, что закажет столик на свое имя. Она открыла дверцу маленького холодильника и вспомнила, что перед отъездом основательно вычистила его. Всего-то и осталось: две бутылки «Самородни», крепкого белого десертного вина, полдюжины бутылок пива «Кебаньяи вилагош», банка кофе и две баночки рыбных консервов (месяц назад мама передала с оказией — тунец в собственном соку). Коллетт вскрыла тунца и, выяснив, что хлеба у нее тоже нет, принялась есть рыбу прямо из банки. Затем стащила с себя одежду, завела будильник, забралась в постель и сразу же уснула.

Они уселись друг против друга в маленьком кабинете ресторана «Легради Тестверек» за овальный столик, покрытый белой кружевной скатертью. Кресла были широкие, с высокими, украшенными затейливой резьбой спинками. В центре стола возвышался серебряный подсвечник с единственной свечой над двумя расходящимися по разные стороны блюдами. На одном блюде лежали свежие сливы и виноград, на другом яблоки и груши. Белоснежные стены смыкались с низким куполом потолка. Маленький толстяк-скрипач играл цыганские мелодии под аккомпанемент высокой цимбалистки, которая мягко ударяла ложечками по струнам своего похожего на миниатюрный рояль инструмента.

— Хорошо выглядишь, — сказал Бреслин, — учитывая, в каком темпе пришлось пожить.

— Спасибо. Ничто так не возвращает к жизни цвет нежных девичьих щечек, как легкий сон и банка родного американского тунца.

Джо улыбнулся и обернулся к подошедшему хозяину ресторана, делая заказ. Они решили взять на двоих блюдо холодных закусок в ассортименте: яйца с икрой, креветками и муссом из лосося, три вида паштетов и маринованные устрицы. Из горячих закусок Бреслин выбрал говядину с паштетом, а Кэйхилл цыпленка под перечным соусом со сметаной. Оба отказались от вина: Бреслин пил виски с содовой, а Кэйхилл минеральную воду.

— Ну? — произнес он.

— Ну? — передразнила она. — Ты ж здесь не ждешь исповедания?

— Почему бы и нет?

— Потому что… — Она слегка развела руками, словно напоминая, что ресторан — заведение многолюдное.

— Избегай имен, детали мне тоже не нужны. Прежде всего, как твой приятель-ухажер поживает в райском местечке?

Она покачала головой и откинулась на спинку стула.

— Джо, чем вы с Хэнком занимаетесь, судачите друг с другом каждые двадцать минут?

— Отнюдь, раза два-три в день, не больше. Так как все-таки с приятелем? Тебе отдых понравился?

— Очень, если не считать маленькой неувязочки во время морской прогулки.

— Слышал. Вы там что, подводным плаванием занимались или чем-то в этом роде?

— Именно. Как раз поэтому я и сижу здесь сегодня. Что до моего так называемого ухажера, то он мужик потрясающий. Сказать тебе кое-что? Множество наших друзей отзывались о нем дурно. — Коллетт выгнула брови и придала лицу выражение, дающее понять, что говорит она про собственное начальство. — Люди ошибаются. Если где-нибудь что-то неладно, то не из-за моего «ухажера».

— Понятно, — сказал Бреслин, почесывая нос и потирая глаза. — Об этом мы еще побеседуем подробно, когда время будет. Виделась со своим старым психотерапевтом, когда вернулась?

— С моим… А, ты имеешь в виду доктора Джейна?

— Кого?

— Да ладно, Джо, мы говорим об одном и том же человеке. Я не видела его после нашей с тобой встречи в Вашингтоне. Нужды не ощущала. Душевное здоровье у меня все время улучшается.

Глаза Бреслина, внимательно смотревшие на нее сквозь трепещущее пламя свечи, сошлись в узенькие щелочки.

— Что-нибудь случилось, Коллетт? С тобою все о’кей?

— Думаю, что со мной все становится больше чем о’кей, Джо. Думаю, что за прошедшую неделю я повзрослела.

— Что сие значит?

— Сие значит… — Она почувствовала, что слезы вот-вот брызнут у нее из глаз, и подумала, что если расплачется, то вовек себе этого не простит. Коллетт обвела взглядом ресторан. Официант принес закуски на фарфоровом блюде. Наполнив бокалы водой, он спросил, не нужно ли гостям еще чего-нибудь.

— Нет, koszonom szepen, — вежливо ответил Бреслин. Официант ушел, и Джо обратился к Кэйхилл: — Что-то тебя не радует, угадал?

Кэйхилл удивленно тряхнула головой и рассмеялась. Она подалась вперед, так что лицо ее оказалось в нескольких дюймах от пламени свечи, и выговорила:

— А чему, черт побери, я должна радоваться, а, Джо?

Он протянул к ней руку и сказал:

— О’кей, больше не буду. Ты попала в крутой переплет. Я это понимаю. Давай порадуйся хорошей закуске. Я на нее месячную зарплату ухнул.

Пока они ели, Кэйхилл неоднократно порывалась рассказать ему, что́ она чувствует, и все же устояла перед таким искушением и довольствовалась легким, необременительным разговором.

Швейцар пригнал Бреслину машину. Когда они с Коллетт уселись в ней, Джо спросил:

— Хочешь вкусить от ночных увеселений?

— Джо, я… в «Миниатюр»?

— Нет, я тут, пока тебя не было, другое местечко отыскал. Перемены потребны душе, правильно?

— Как скажешь, Джо. Заодно узнаю, что новенького в Будапеште, только не очень поздно, ладно? Выпьем по одной — и вези меня домой.

— Доверься мне.

Всегда доверялась, только теперь вот уверенности нету.

Джо медленно вел машину по узким, петляющим улочкам Пешта, пока они не выехали на Ферешмарти-тер, где стоял памятник известному венгерскому поэту, именем которого была названа площадь. Миновав череду представительств авиакомпаний и правительственных учреждений, они добрались до площади Энгельса и расположенного на ней большого автовокзала. Прямо перед ними оказалась базилика храма Святого Стефана. Бреслин резко свернул к северу и спустя пять минут въехал на улочку и без того узкую, а тут еще больше сужавшуюся из-за налипших к стоянкам у тротуаров машин. Он отыскал среди них зазор и втиснул свой маленький «рено» меж двух других автомобилей. Они вышли из машины. Взгляд Кэйхилл скользнул вдоль улицы и уперся в огромную красную звезду над зданием Парламента. Она вернулась. Венгрия. Будапешт. Красные звезды и советские танки. Она была довольна. Странно, но, выбравшись из-под материнского крова в Вирджинии, нигде не чувствовала она себя настолько «как дома». Только здесь.

Бар не был ничем обозначен: ни вывески, ни окон. Только едва слышное бренчание на рояле выдавало его местонахождение, да и то не сразу разберешь, в какую из десятка темных дверей, украшавших бетонный фасад здания, нужно толкнуться.