В полночь дворник-лакей оказался на месте.
— Мы от воеводы Лапина к их сиятельству с неотложным делом, — строго сказал Каин.
— Не смею задерживать, господа.
— Ты, братец, оставайся у калитки и жди возвращения графа Орлова.
— Как прикажите, господа. Их сиятельство сейчас проводит время в спальне госпожи Виренской. Видите освещенные окна? Поднимитесь по парадной лестнице, третья комната направо.
— Премного благодарны, братец.
Дверь в спальню была не заперта, но Иван все же громко постучал. Через минуту-другую раздался женский голос:
— Ты, Гаврилка? Я ж просила меня не беспокоить.
— Просим прощения, сударыня. Срочный пакет из Тайной канцелярии графу Орлову.
— Минуточку, господа.
Миновало продолжительное время, пока дверь не открыл полностью одетый граф Орлов.
— Проходите, господа. Где пакет?
Каин тотчас вплотную ступил к графу и выхватил из его ножен шпагу.
— Да вы с ума сошли! — закричал Орлов. — Как вы посмели взять шпагу у члена Тайной канцелярии и Сената императорского Двора? Я, что, арестован?!
Последнее слово графа навело Каина на одну из любопытных мыслей.
— Арестован, господин Орлов. Ваши действия несовместимы с последними указами императрицы Елизаветы Петровны. Один из ваших сообщников оказался слишком ненадежным, а теперь вам грозит четвертование.
— Кто? Кто оказался предателем?
Каин обернулся к Роману.
— Спрячьте оружие, господин офицер и уведите даму в другую комнату. Государственные тайны не для ее ушей.
Оставшись тет-а-тет, Каин указал графу присесть на кушетку, на котором остался лежать корсет Виренской.
— Почему вы не в форме и как вас называть?
— Наше появление в Ярославле не должно соответствовать нашей принадлежности к армейским кругам. Называйте меня господин офицер. Фамилию мою вам знать необязательно. Что же касается имени вашего предателя, оно пока останется тайной, как и ваше странное появление из Тайной канцелярии.
Недобрая усмешка промелькнула на лице Каина, которую граф истолковал по-своему.
«Черт возьми! Они даже уведомлены о том, что никто не присылал меня из Тайной канцелярии. Дело принимает самый дурной оборот.
Лицо Орлова стало бледнее самой белой простыни. Вот теперь-то он действительно смертельно напугался. Если он будет сдан в Тайную канцелярию, то его ждет участь ближайших сподвижников Бирона, которые вначале были приговорены к четвертованию, но затем их жуткая казнь заменена новой императрицей ссылкой.
Сейчас он сидел на кушетке настолько убитым и пришибленным, что Каин окончательно убедился, что граф Орлов прибыл в Ярославль с каким-то тайным поручением друзей Бирона. Теперь надо давить и давить на него!
— Вы надеялись, что все пройдет гладко, но тайная полиция не дремлет, у нее везде есть свои люди.
— Вы правы, господин офицер. Я действительно прибыл сюда не из Тайной канцелярии. Будь они прокляты!
«Это настоящая победа», — возликовал Иван.
Его усмешка означала совсем другой смысл, что даже у человека Тайной канцелярии есть тайны, кои могут быть антигосударственными.
Граф же истолковал усмешку совершенно по-своему, и раскрылся. Не зря Светешников характеризовал его развратником, картежником и подленьким человеком, способным на дурные поступки.
— Это Остерман, Гельмут Остерман… Иуда.
— Надо подбирать надежных друзей, граф. Ваш Остерман оказался слишком слаб, чтобы держать язык за зубами.
— Да, да, господин офицер… Будь они прокляты!
— Кого вы еще проклинаете, граф?
— Деньги.
— Какую роль сыграли деньги в вашей плачевной истории. Расскажите мне и, возможно, ваш рассказ вызовет у меня сочувствие.
— Сочувствие, господин офицер? Вы подаете мне маленькую надежду?
— Да. Я чувствую, что вы во многом были недальновидны.
— Хорошо, господин офицер. Остерман, как вице- премьер, прекрасно чувствовал, что в самое ближайшее время произойдет дворцовый переворот и на престоле окажется дочь Петра, Елизавета, что означало большие неприятности для Бирона и его ставленников. С Остерманом, с которым я был дружен, мы столкнулись случайно.
— Вы сдружились по карточной игре.
— О, Боже, и это вам известно!
— Продолжайте, граф.
— Вице-премьер пригласил меня в кабинет и откровенно сказал, что дни его сочтены. Цесаревна Елизавета Петровна подготовила Указ о смертной казни Бирона, Остермана, Миниха, Левенвольда, Менгдена и Головкина, то есть самых ближних людей герцога. В период тяжелой болезни Анны Иоанновны, Елизавете стали известны планы Остермана о ее устранении от престола после смерти императрицы и намерении вице-премьера выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного "убогого" принца, отослав молодожен за рубеж. Елизавете было ненавистно, что Остерман раздает государственные места чужестранцам и всячески преследует русских и многие прочие оскорбительные для Елизаветы дела, за что Гельмут Остерман был приговорен к чудовищной казни — колесованию.
— Никогда не видел такой казни. Молитесь Богу, чтобы избежать такой лютой смерти. Впрочем, в чем заключается само колесование?
— Вам интересно, господин офицер, а у меня мурашки по спине бегают. Мне довелось видеть несколько таких жестоких казней.
— И все же расскажите, ибо ни один человек в наше время не гарантирован от колесования.
— Извольте, господин офицер. Но это так страшно.
— Говорите же!
— Извольте… Боже мой! Это чудовищно!.. Способ колесования состоит в следующем: на сделанном из двух бревен андреевском кресте, на каждой из ветвей которого были две выемки, расстоянием одна от другой в поларшина, растягивали преступника так, чтобы лицом он обращен был к небу; каждая конечность его лежала на одной из ветвей креста, и в месте каждого сочленения он был привязан к кресту. Затем палач, вооруженный железным четвероугольным ломом, наносил удары в ту часть члена, которая как раз лежала над выемкой. Этим способом переламывали кости каждого члена в двух местах. Раздробленного таким образом преступника клали на горизонтально поставленное колесо и переломленные члены пропускались между спицами колеса так, чтобы пятки сходились с задней частью головы, и оставляли его в таком положении умирать. Иногда вместо андреевского креста употреблялись деревяшки с проделанными в них желобками, которые подкладывались под те места тела, где нужно было раздробить кости, а вместо лома палач вооружался деревянным колесом, на одном краю которого, по окружности его, прикреплялась тупая железная полоса. Мучения положенных преступников на колесо продолжались нередко целые сутки, иногда даже до пяти дней, в зависимости от числа ударов и мест, где они были нанесены. Наиболее мучительное колесованием — раздробление только руки и ноги, а наиболее легким, когда первый удар наносился по шее и таким образом прекращал жизнь преступника. Иногда раздробленному преступнику отсекали голову, которую втыкали на палке в центральное отверстие колеса. Ужас, господин офицер!
(Если бы знать Каину, что через несколько лет решением Сената он будет приговорен к колесованию, а посему не случаен был его вопрос).
— Вы не хотели бы пройти такую процедуру, господин граф?
— Не приведи, Господи!
— Я прервал ваш рассказ, граф. Что сказал вам Остерман?
— Он сказал, что если казнь будет заменена ссылкой, то необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы вырвать Бирона из места его будущего заключения в Курляндию, а тот приложит все силы, чтобы вернуть из опалы своих сподвижников. На это понадобятся огромные деньги, но он готов дать их тому человеку, который возьмется за освобождение Бирона.
— И вы взяли эти деньги?
Граф, застегнув дрожащими руками белую кружевную шелковую сорочку, кивнул.
— Я залез в большие карточные долги, а Гельмут давал такие сказочные деньги, которые с легкостью покрывали все мои долги, но и с избытком превосходили все расходы на избавление Бирона.
Каин был потрясен. Все его варианты беседы с графом Орловым-Давыдовым полетели в тартарары. Он и представить себе не мог, с какой целью явился в Ярославль их сиятельство из «Тайной канцелярии». Невозможно подумать, но граф должен стать его сообщником. А говорят, чудес не бывает. Вот оно — само в руки, как колобок прикатилось. Но торопить события рано. Пора и вторую проблему решать.
— Выходит, вы при крупных деньгах, граф. Несколько удивляет, как вы быстро промотали клад купца Надея Светешникова.
Орлов вновь пришел в крайнее замешательство.
— Вы и про клад знаете?!
— Мы очень многое знаем о вас, граф.
— Это удивительно. Вы страшный человек, господин офицер.
— То, что вы картежник — беда не большая. Многие солидные люди этим увлекаются, но вот то, что вы вор, не делает вам чести, и вы, как дворянин, должны возвратить сумму клада настоящему владельцу.