Букингем, казалось, не заметил ее сарказма.
– А как иначе я могу быть уверен в том, что мои люди мне преданны? Я не нуждаюсь в ваших советах, как мне управлять своим штатом.
– Тем не менее здесь вам нужна моя помощь. Разве вы не это только что сказали, Эдвард?
Теперь она открыто насмехалась над ним. Разумный человек отступился бы. Но Букингем как ни в чем не бывало продолжал излагать свои требования.
– Вы с леди Болейн давние подруги. Ей известно, как должна вести себя послушная жена. Герцог Норфолк использует при дворе всех своих детей. Я хотел бы знать, что он замышляет.
– Спросите его об этом сами. Ваша дочь замужем за его старшим сыном. Лучше пусть она шпионит для вас.
Дочь Букингема, которую, как и сестру Анны, звали Элизабет, находилась при дворе и к тому же была в хороших отношениях с королевой Екатериной. Но этот совет герцога, очевидно, не заинтересовал. Он сделался еще более хмурым.
– Ваш возраст и опыт позволят вам более тонко провернуть это дело.
Явно стремясь ее задобрить, он изобразил улыбку, но выражение его глаз осталось прежним.
– Моя дочь, – добавил герцог доверительно, – к сожалению, обладает непостоянным характером.
– Интересно, от кого она его унаследовала? – еле слышно пробормотала Анна.
– Кроме того, лучше вас никто не сможет подобраться еще к одному человеку, за которым мне нужно приглядывать. Вы сможете держать меня в курсе намерений сэра Уильяма Комптона.
Джордж сжал руку Анны.
– Вы, должно быть, шутите? – недоверчиво спросил он Букингема.
– Об этом и речи быть не может, – одновременно с мужем заговорила Анна.
Герцог принялся полировать ногти о ткань своего камзола.
– Я добьюсь вашего послушания, Анна.
– Я не стану отчитываться перед вами о каждом своем шаге.
Букингем надменно поднял бровь.
– Достаточно! – вмешался Джордж, заставив их обоих вздрогнуть от неожиданности. – Хоть вы и герцог, милорд, я не позволю вам угрожать моей жене.
Анна изумленно уставилась на мужа. Затем расхохоталась.
– Слишком, слишком поздно, дорогой мой. Где был этот смелый и благородный рыцарь пять лет назад?
Краснея, Джордж испытал приступ раздражения. Как она может сравнивать то, что было тогда, с его попыткой защитить ее сейчас? Обида и разочарование той ночи снова наполнили его сердце, как будто с тех пор прошло несколько дней, а не пять лет. Джорджу пришлось настойчиво напомнить себе, что он давно уже простил жену за легкомысленное поведение в обращении с Уиллом Комптоном.
И все же он понимал, что не сможет спокойно видеть их вместе. Кто знает, что может из этого выйти, если она уступит требованиям своего брата? Не желая конфликтовать со своим могущественным шурином, Джордж тем не менее был твердо настроен отстаивать свою позицию.
– Моя жена не будет шпионить для вас, ваша светлость. И шлюхой для вашей пользы она тоже не будет.
Джордж услышал, как Анна ахнула, но продолжал пристально следить за Букингемом. Взгляд герцога стал холодным и жестким.
– Дерзкий щенок! – Каждое его слово было исполнено презрения. – Поправьте меня, Джордж, если я ошибаюсь, но, если мне не изменяет память, вы не занимаете никакой должности при дворе. Вы не являетесь членом Тайного совета. Не выполняете дипломатических обязанностей. По большому счету, у вас вообще нет оснований находиться при дворе.
Разделенные считаными дюймами, они стояли друг против друга, словно олени, готовые столкнуться рогами и драться до смерти, но затем между ними протиснулась Анна.
– Если не хотите привлечь к себе внимание короля и его стражников, вы сейчас же разойдетесь в разные стороны и больше не будете возвращаться к этому разговору.
– Моя жена – благоразумная женщина, – процедил Джордж сквозь зубы.
Драки при дворе были запрещены и сурово карались.
– Она гораздо благоразумнее, чем ее брат.
– Наглый мужлан!
Однако Букингем отступился. Взмахнув своей дорогостоящей накидкой, он горделиво удалился.
Обернувшись к жене, Джордж сдержанно ей поклонился и тоже ушел. На сегодня он был сыт Стаффордами по горло.
37
Дворец в Гринвиче, 24 июня 1515 года
Отстояв церковную службу и позавтракав, король в это летнее утро уселся в седло и выехал в парк, окружающий дворец. Начинался сезон охоты на оленей, и монарх жаждал добычи. Король Генрих охотился каждый день, когда выпадала такая возможность, иногда затравливая жертву борзыми, иногда стреляя в нее с места. Он громко засмеялся от удовольствия, услышав троекратный сигнал охотничьего рога, сообщающий о том, что отпущена первая свора гончих. Чистый утренний воздух наполнился лаем.
Короля сопровождала небольшая группа наиболее приближенных придворных и некоторые их жены. Сестры (одна из которых была замужем за Гарри Гилдфордом, а другая за Ником Кэрью), хихикая, вместе пустили лошадей вскачь. Леди Анна, будучи на несколько лет старше сестер, чуралась общества этих глупых девчонок. Она поехала рядом со своим мужем.
Джордж был наиболее подходящей компанией для нее и в спальне, и за ее пределами. Анна считала, что за проведенное вместе в Эшби-де-ла-Зуш время она научилась его любить, невзирая на то, что он по-прежнему сомневался в ее способности хранить ему верность. Если ревность является подтверждением любви, тогда Джордж, должно быть, ужасно в нее влюблен! Со дня стычки с ее братом, которая произошла в прошлом месяце, ее муж был особенно внимателен к ней, преподносил ей мелкие подарки и был еще более любвеобилен, чем обычно.
Оленя, которого они сейчас гнали, выбрали накануне вечером, после того, как королевские егеря и гончие с особо острым чутьем, натренированные преследовать только оленя, доложили о результатах своих поисков распорядителю королевской охоты, сверив описания вероятной жертвы. Этот олень был благороднейшей добычей. Он сочетал в себе хитрость и простодушие и, как говорили, не мог умереть от испуга, потому что в сердце у него была особая кость. Эта кость, будучи извлеченной из туши, высоко ценилась в качестве талисмана. У самой Анны уже был амулет из такой косточки. Джордж подарил ей его во время ее второй беременности.
О ходе охоты сообщали особые сочетания коротких и длинных сигналов рожка. Они оповещали всадников о том, какое расстояние отделяет гончих от жертвы, и о каждой вновь отпущенной своре охотничьих собак. Гончие преследовали оленя с заливистым лаем, но исход охоты никогда не был известен заранее. Запахи, оставленные другими оленями, иногда сбивали их со следа, и сам олень был умным зверем и был способен обманывать преследователей, переходя ручьи или возвращаясь по собственному следу.