и во многих других сообществах, женщинам там под страхом смерти запрещалось вмешиваться в тайные мужские дела.
Несколько лет назад клан Лиагомир проводил священную церемонию с использованием тотемной символики (раскрашенные под коврового питона деревянные горны). Две женщины прокрались на церемониальную площадку, подсмотрели, как мужчины гудят в горны, и, вернувшись в женскую часть лагеря, рассказали всем, что они видели. Когда мужчины вернулись в лагерь и услышали об этом, Янинджа, глава клана, спросил: “Когда мы убьем их?” Все ответили: “Прямо сейчас”. Провинившихся женщин немедленно предали смерти члены их собственного клана с помощью [мужчин из другой группы]13.
Правила играли такую огромную роль, что один человек мог убить другого за их нарушение, даже если это шло вразрез с его собственными интересами. Дейзи Бейтс, этнограф-любитель, в начале XX века писала об аборигенах Западной Австралии. Мужчины должны были следовать определенным правилам в сексуальной жизни. Их могли убить, если они вступали в связь с обрученной девушкой, уводили девушку, проходящую обряд “менструального изгнания”, или вступали в половой контакт до того, как прошли обряд инициации. Бейтс была свидетельницей такой истории. Молодая женщина влюбилась в юношу, который в тот момент жил в уединении, выполняя обряд инициации. Влюбленная девушка пришла к нему, чтобы признаться в своих чувствах. Он знал, какое наказание грозит ему, если он нарушит правила. И чтобы не подвергать свою жизнь опасности, он убил ее. “Он смог доказать клану, что его действия были обоснованными, и избежал наказания”14.
Мы склонны романтизировать жизнь в небольших сообществах, считая, что она полна очарования. Во многих отношениях это действительно так. В отличие от централизованных диктатур, лишенные лидеров группы кочующих охотников-собирателей или деревенские жители, занимающиеся подсечно-огневым земледелием, представляют собой истинно плюралистические общества. Все вопросы там решаются сообща. Каждый голос имеет значение. Никому не позволяется грустить в одиночестве. Каждый человек живет с чувством мощнейшей социальной поддержки, и повседневная жизнь, как мы уже видели, протекает очень мирно. Вдобавок ко всем этим удовольствиям группы и стоянки не принадлежат ни к каким государствам. Все они составляют часть единой, более крупной сети, в которой люди говорят на одном и том же диалекте или языке и принадлежат к одной и той же культуре. Между соседними группами могут иногда возникать конфликты или столкновения, однако в политическом плане все они равны, и в их взаимоотношениях нет ни иерархии, ни подчинения.
Поэтому во многих отношениях члены небольших сообществ более свободны, чем люди, принадлежащие к крупным аграрным группам и подвергающиеся, по выражению социального антрополога Эрнеста Геллнера, “тирании королей”. Но у этой свободы есть свои ограничения. Место деспотических лидеров в них занимают социальные оковы традиций и групповые нормы, требующие фанатичного соблюдения. Геллнер называл это “тиранией двоюродных братьев”. Культурные нормы в таких сообществах имеют колоссальное значение. У людей почти нет личной свободы; их жизнь и смерть зависят от того, насколько точно они следуют правилам. “Двоюродные братья” Геллнера – необязательно родственники в буквальном смысле. “Двоюродные братья” в контексте небольших сообществ – это условное обозначение тех членов группы, которые принимают главные решения. Их власть абсолютна. И тот, кто не подчиняется их приказам, рискует жизнью15.
Лукас Бриджес на себе испытал этот риск. В 1874 году он стал первым европейцем, родившимся на Огненной Земле: его отец был одним из первых миссионеров, поселившихся на острове. Огненная Земля находится на южной оконечности Южной Америки. В то время там обитали два сообщества охотников-собирателей, береговые ямана (также известные как яган) и жившие на внутренних территориях селькнам (или она). Бриджес был знаком c жизнью охотников-собирателей ближе, чем любой другой европеец. Он рос, разговаривая на языке ямана и принимая активное участие в жизни селькнам. Но глубокое погружение в их жизнь делало его уязвимым. Когда он присоединился к обществу мужчин, его предупредили, что, если он раскроет их секреты женщинам или не прошедшим инициацию юношам, его убьют. Болтуна мог убить отец или брат. Принадлежность к клану была важнее родства. Бриджес выжидал больше полувека, прежде чем опубликовать свой удивительный рассказ о жизни с охотниками-собирателями, и к тому моменту сообществ, в которых он жил мальчиком, уже не существовало16.
Специалист по культурной антропологии Брюс Кнауфт показал, как распространение сплетен в небольшом эгалитарном сообществе может привести к изгнанию из группы. В начале 1980-х годов ему посчастливилось почти два года прожить с племенем гебуси в дождевом лесу Новой Гвинеи, далеком от любой цивилизации. Гебуси были охотниками и садоводами (или занимались подсечно-огневым земледелием). Они впервые познакомились с внешним миром в 1940 году и в 1960-х годах были взяты под государственный контроль. Сообщество было совсем небольшим, всего около 450 человек. Подобно постоянно кочующим охотникам-собирателям, они жили в маленьких деревнях, не больше тридцати человек в каждой, и их группы не имели лидеров. Социальные взаимодействия в сообществе носили классический доброжелательный характер: неторопливые беседы, множество шуток, отсутствие бахвальства. Политическая система гебуси была эгалитарной, но, как это обычно бывает, равными были не все. Колдунов и ведьм могли обвинить в том, что они приносят несчастье. Но если ведьмами рождались, то колдунами, по мнению гебуси, становились добровольно. Возможно, поэтому их было сложнее оправдать. Известно, что их часто убивали по причинам, которые нам сегодня покажутся совершенно пустяковыми. Подобные убийства служили для разрешения конфликтов и сплочения общества17.
Кнауфт описывал, как принимались единогласные решения по поводу смертной казни. На основании записей реальных разговоров он реконструировал случай, когда жители деревни собрались, чтобы обсудить, как лечить одного тяжелобольного члена общины. Все считали, что болезнь вызвана злым духом, – что типично для анимистских культур. Подобные собрания обычно устраивают ночью в общем доме. Лица мужчин освещают тлеющие угли. Тихо льется песня, одурманивая присутствующих. Один из мужчин – проводник в потусторонний мир. Большую часть времени он сидит тихо и неподвижно, погруженный в транс.
Но время от времени он пробуждается. Он вскакивает на ноги и начинает кричать, кидаться на людей и разбрасывать горящие поленья. Он швыряется всем, что попадается под руку. Помещение наполняется возгласами, все вскакивают со своих мест, пытаясь увернуться от ударов. Через какое-то время все снова успокаивается.
Беда приходит, когда больной начинает терять силы. Кто-то подбрасывает идею, что виноват, должно быть, колдун. Говорится об этом не напрямую, намеками.
– Ну, не знаю даже, кто мог наслать эту болезнь. Правда не знаю… Но вот сейчас ясновидец сказал, что это был кто-то из нашей деревни и он набрал этих листьев [по-видимому,