ночи или устроить им засаду, когда они в одиночку уходят охотиться в лес”. Он предположил, что отсутствие альфа-самцов у охотников-собирателей связано с убийствами: “Тот факт, что любого человека можно тайно убить… напрямую действует как мощный механизм стабилизации общества. Неравенство в обладании имуществом, властью или престижем… может быть опасным для обладателей этих благ, если в обществе отсутствуют механизмы эффективной защиты”
32.
В 1993 году Кристофер Бём решил на более широкой выборке проверить идею Вудберна о том, что в основе эгалитаризма лежит устранение альфа-самцов. Для этого он проанализировал данные по нескольким десяткам наиболее изученных сообществ охотников-собирателей. Он показал, что, с одной стороны, во всех сообществах существует универсальное социальное правило: человек не должен пытаться доминировать над другими. С другой стороны, Бём обнаружил множество свидетельств того, как отдельные люди пытались возвыситься над другими с помощью запугивания или обмана. Его выводы подтверждали соображения Вудберна: несмотря на наличие социальных норм, в любом сообществе “обязательно найдется потенциальный деспот, который только и ждет удобного случая”. Несмотря на весь свой знаменитый эгалитаризм, охотники-собиратели тоже могут соперничать друг с другом33.
Бём описывал даже единичные случаи появления альфа-самцов – пусть и временных. Такое произошло, например, в одной недавно сформировавшейся группе инуитов, состоявшей из нескольких мужчин, изгнанных из родных общин. Один из этих мужчин, особенно задиристый, отобрал у другого жену, объявил ее своей, да еще и посмеялся над униженным мужем. Позже он увел жену у еще одного мужчины и запретил ему с ней разговаривать34.
Вопрос в том, почему такое поведение возникает настолько редко. Ответ: людей, претендующих на роль тиранов, ограничивает та или иная форма социального давления.
Процесс социального контроля обычно проявляется уже при самых незначительных конфликтах вроде безобидного хвастовства. Антрополог Ричард Ли описывает, как его самого однажды пристыдили за излишнее тщеславие. Он был тогда совсем молод и хотел преподнести группе жуцъоанси, которую изучал, достойный подарок на Рождество. Он устроил им сюрприз и подарил великолепного быка. Жуцъоанси не знали денег, и единственным способом добыть крупного зверя для них была охота, которая часто занимала не один день. Однако реакция жуцъоанси на роскошный подарок оказалась совсем не такой, как ожидал Ли. Его осыпали градом насмешек. Жуцъоанси говорили, что у быка вообще нет мяса, и называли его мешком с костями. Они говорили, что бык настолько тощий, что им придется съесть его рога.
В конце концов один из старейшин, Томасо, объяснил Ли, что происходит. Дело в том, что, подарив такой дорогой подарок, Ли проявил высокомерие по отношению к жуцъоанси. “Если молодой мужчина убивает такого крупного зверя, – сказал Томасо, – он начинает воображать себя вожаком, важничать и обращаться с другими как со слугами. Мы против этого. Мы не принимаем того, кто хвастается, потому что однажды гордыня заставит его убить человека. Поэтому мы всегда говорим, что мясо, которое он принес, никуда не годится. Так мы остужаем его сердце и смягчаем его нрав”35.
Оскорбления, которые посыпались на Ли, были типичным примером механизма стабилизации общества. Жуцъоанси понравилось принесенное им мясо, но не понравилось, что это возвысило его над остальными. То же самое рассказывает и Вудберн о племени хадза: “Хадза, который возвращается на стоянку, убив крупного зверя, должен вести себя скромно. Он молча подсаживается к остальным мужчинам и позволяет следам крови на своем копье говорить за него”36. Нескольких слов оказывается достаточно. Все знают, как они должны себя вести. Антрополог Элизабет Кэшден так описывала эти обычаи: “Охотнику кунг [жуцъоанси], убившему крупную добычу, полагается говорить о ней как будто невзначай, с пренебрежением. И если человек не готов сам преуменьшать свои заслуги и говорить о них с насмешкой, то это не преминут сделать его друзья и родственники”37.
“Неуловимый жест или выражение лица, – писал Эрнест Берч об инуитах, – может передавать сложнейшие мысли или чувства”. Если нарушитель дисциплины не реагирует на мягко выраженное неодобрение, значит, он намеренно проявляет сопротивление. Тогда знаки неодобрения становятся все более явными. Нарушителя стыдят, осыпают насмешками и колкостями. Ему в лицо могут спеть специальную “песню-насмешку”, унизив его перед всей собравшейся толпой38.
Если не помогает и это, приходится прибегать к бойкоту или остракизму. Человеку, живущему в небольшой группе, очень трудно смириться с изоляцией, и обычно таких мер оказывается достаточно. Антрополог Джин Бриггс, жившая с арктическим племенем утку, рассказывает, как она однажды вышла из себя. На ее печатную машинку с крыши иглу упал ком мокрого снега. Она швырнула нож в лежавшую рядом кучку рыбы и закричала, как ей осточертело изо дня в день есть одну только рыбу. После этого иглу быстро опустело, и следующие несколько недель она провела одна в палатке, никто ее не навещал. Она пережила мучительные дни, пока наконец не нашла способ объясниться39.
Предположение, что в человеческих сообществах люди контролируют друг друга с помощью стыда, насмешек и остракизма, впервые выдвинул социолог Эмиль Дюркгейм в 1902 году. С тех пор эта идея стала основополагающим принципом антропологии. В свете этого гипотеза Вудберна о том, что крайней формой такого контроля является убийство, представляется вполне правдоподобной. Когда нарушители не реагируют на вербальное и социальное давление, приходится прибегать к крайней мере – смертной казни. Устраняя самых деспотичных членов общества, смертная казнь поддерживает существование уникального для человека феномена эгалитарной иерархии, в рамках которой стремление к доминированию успешно подавляется40.
Когда нарушитель не отвечает даже на самый высокий уровень социального неодобрения, “люди сообща противостоят угрозе в соответствии со своими обычаями”41. Именно это произошло с тем гренландским инуитом, который украл жен у своих товарищей, посмеялся над ними и попытался установить свою власть. Объединившись, пострадавшие убили обидчика42.
Один из механизмов, с помощью которых смертная казнь снижает уровень агрессии в обществе, – это поощрение послушания. Наказание играет важную роль во всех сообществах. В 1960-х годах деревня Бан-Чанг в Центральном Таиланде, населенная в основном буддистами, выращивавшими рис, стала известна как одно из самых мирных сообществ на земле. Драк, домашнего насилия и жестокого обращения с детьми там практически не существовало. Специалист по психологической антропологии Герберт Филлипс, благодаря которому кроткий нрав жителей Бан-Чанга стал известен научному сообществу, хорошо понимал, откуда берется такая безмятежность: “Что касается агрессии в Бан-Чанге, то гораздо более удивительно не ее отсутствие, а количество и разнообразие мер, направленных на ее сдерживание”43. Сходная картина наблюдается и у кочующих охотников-собирателей. Они, как и население Бан-Чанга, отличаются кротким нравом, сдержанностью характера и на удивление уважительными взаимоотношениями между членами