Читать интересную книгу Арбат - Юрий Вигорь

— Ну не настоящую же войну с перестрелками, — засмеялся Поль Папюсов. — Я имел в виду маленькую войнюшку… войнюшечку… бумажную перестрелку. Смывание нелегальных лотков с Нового Арбата и Никитского бульвара. Смывание хлебных ментовских местечек, смывание блатных лотков. А заодно надо прижопить Карена за нелегальные точки с конфетами.

— И кто поднимет топор войны, кто издаст первый клич? — спросил Никифор Передрягин.

— Я это могут организовать, — сказал тихим голосом Ося. — Конечно, если очень нужно. Мне лично войны не надо. Я устал… Просто я устал от унижений… Меня все на Арбате затрахали с вопросами: когда я верну этот проклятый лоток? Я готов от него отказаться. Но теперь нельзя. Это позор, и я должен его смыть. Скажу вам как на духу — я твердо решил дать при всех пощечину Моисейкину и вызвать его на дуэль. Поль, прошу тебя, будь моим секундантом! И тогда не надо никакой войны. Я лишусь лотка, но, если останусь живым после дуэли, надо мной не будут смеяться. Я докажу им, что я человек чести и могу любого хама поставить на место.

— Да ты рехнулся! — воскликнул Папюсов. — Ты же лишишься не одного, а всех лотков. На что ты будешь жить? Дуэли не может быть! Потому… потому… Да ты рушишь к черту все наши задумки. Мы тут сидим, ломаем головы над стратегическими планами, а он выдумал дуэль… Ты лучше скажи, чем можешь помочь в развязывании войнушечки между ментами?

— Все очень просто, — ответил бестрепетно Ося. — Вспомните, в каком здании мы находимся. Это же Союз журналистов. Я завязал в баре кучу знакомств. Журналюги даже денег не возьмут. Их надо только подзавести. Посидеть с ними вечерок, угостить выпивкой и все рассказать… про нелегальные лотки. Но только не про то, что у меня забрали лоток. Это личный интерес. Они этого не любят.

— О, если журналюги размусолят в печати про нелегальные лотки на Новом Арбате и про цветочные балаганчики Нурпека, Карена, Закии и Садира, то слух может дойти и до мэра, — заговорщицки подмигнул Фемистоклов.

— Чушь! — отрезал Поль Папюсов. — Он не читает газет. Да и плевать ему на Арбат. На все эти нелегальные лотки. Ты же сам говорил, что, пока не будет задета его воля, его самолюбие, он и пальцем не шевельнет…

— Как знать, — покачал головой Фемистоклов. — Это будет зависеть от того, что напишут журналюги и как напишут. Надо иметь дело с теми, которые не работают в лужковских газетах, а это «Вечерняя Москва», «Московская правда», «Версты», «Алфавит», «Литературная газета», «Россия с точкой»… Я ведь тоже бываю здесь в баре… Наслушался всего… Сейчас у них идет война за передел сфер влияния: Москомимущество хочет забрать у журналюг России Центральный дом журналистов… Любимов организовал с Альфредом Кохом «Медиа Союз»… Они упрекают Союз журналюг России, что те сдали все помещения в аренду и бюрократическая верхушка жирует.

— Статья статьей, а важно, что журналюги начнут теребить ментов, — сказал Никифор Передрягин. — Они пробудят их от спячки, они пощиплют их, обзвонят начальство, начнут клевать телефонными звонками главк. А ментовское начальство трусовато… Оно побаивается прессы даже сегодня, когда все остальные начхали на печать. И нелегальные лотки овэдэшники вынуждены будут убрать… Нелегалы тихо уйдут до поры до времени в подполье… Все будут заранее информированы. Никто не пострадает… Лотки, словно по мановению волшебной палочки, исчезнут в один день. Но надолго ли? Проявят ли настырность журналюги? Нельзя же тормошить полковников и генералов изо дня в день. Всякая тема теряет злободневность… И тут лоточники выныривают снова. Все устали от минувшей борьбы… Возникает перекур… Потом начинается процесс обвыкания — дескать, так было, так есть и так будет… Ничего нельзя изменить, такова русская действительность… На это мафия и делает расчет…

21

Здесь следует глава, где действующими лицами должны стать два умных, два влиятельных, два слегка продажных журналиста: Бобчинский и Добчинский, два характерных представителя самой древнейшей профессии в мире, которые, как вы сами понимаете, являются проповедниками добра и справедливости, они очень болеют за городскую чистоту и порядок на улицах Москвы и на президентской трассе. Они очень переживают за безопасность президента. И пока эти правдоборцы, эти правдокопатели, правдобурители и разгребатели говна висят на телефонах и тормошат полковника Певза, капитана Ножкина, генерала Карноухова из ГУВД, пока они берут вживую, преодолев преграду пресс-центра ГУВД, интервью у полковника Таратонкина и начальника МОБ ОВД «Арбат» Огрызкина, пока они выводят их на чистоту, мы избавимся от общества этих персонажей и предадимся миросозерцанию, понимая, что писатель ничего не может изменить в сложной и устоявшейся арбатской жизни, а лишний раз испачкаться — претит. Да и грех оставлять из-за парочки мерзавцев в погонах в забвении героев повествования, достойных пера. Героев, оставленных на произвол судьбы и, можно сказать, вышвырнутых из жизни на обочину. Удача так переменчива в этом совершеннейшем мире несовершенств, в этом запутанном нами мире, где неудача — краеугольный камень, а удача — лишь нелепый случай, проигрыш Бога, постоянно возводящего преграды на нашем пути, чтобы не дрябли мозги людишек, не заплывали жирком, не слабели мускулы карабкающегося по склону Сизифа, который живет в каждом из нас. Писательство сродни труду Сизифа: обозначься какая-то конкретная цель повествования, какая-то звездочка или созвездие истин, которых можно было бы достичь, какой-то решительный разворот событий, какая-то окончательная революционная завершенность, вершина добра, где можно было бы сделать привал и поставить жирную точку — искусство бы умерло.

Автору ничего не стоит соврать и навести образцовый порядок на Арбате, наказать всех мерзавцев, и даже префекта, даже мэра, женить в седьмой раз писателя Аполлинария Дрыгунова, изобразить дуэль Моисейкина с Осей Финкельштейном. Но это ли наша с вами цель? И имеем ли мы право изменять суровой и неприхотливой правде жизни? Не дороже ли нам сама ее пусть изорванная, пусть линялая, пусть без блесток, но правдивая ткань? Возведи Сизиф свой камень на вершину горы, пусть хоть на вершину Олимпа, о нем не сочинили бы мудрые греки легенды, его героизм покорителя вершин был бы забыт. Он вызывает в нас сострадание именно потому, что безнадежное дело его не завершено, а мы по недомыслию и скороспешности молодости так жаждем завершенности, так хотим все расставить по своим местам и лишить себя загадки, запутанности событий и очаровательной туманной неясности, без которой немыслима настоящая проза, да и ни одно серьезное произведение.

Автору самому интересно: что же случилось с Сюсявым, почему он решился вернуться в Москву? Да, он срочно покинул Новый Арбат, но его никто не отдавал под суд, Афонькин его не увольнял. И что из того, что Сюсявый проходил свидетелем по делу о мешках с гексогеном? Улик против него не выставили никаких. Он был слегка виновен в глазах ФСБ только тем, что не сумел своевременно вычислить опасную ситуацию, не присутствовал при выгрузке чеченцами мешков, не полюбопытствовал, кому они принадлежат. Но разве бригадир арбатских лоточников может за всем уследить? Разве у него недостаточно хлопот? Разве он не имеет права на ошибку, на недосмотр? Ведь он простой советский стукач. А где были штатные сотрудники ФСБ? Где был майор Подосиновиков и полковник Плюшкин, где был многочисленный состав сотрудников ФСБ, опекающих Новый Арбат? Где были гвардейцы ФСО? Впрочем, старая истина гласит, что всегда во всем виноват стрелочник. ФСБ, конечно же, нужны жертвы, нужны виноватые. Нам они не нужны. Им не место на наших страницах. В лесах, в полях, в морях у природы виновных нет. Природа никого не судит. Она лишь отражает мир. Отражаем его грани и мы. В меру наших скромных возможностей.

Автор сидит на берегу реки времени, смотрит в ее мутные воды и всего-навсего приглашает читателя сбегать за бутылочкой пива, присесть рядом и поразмышлять. Закуска имеется, и творческий процесс, как говорится, идет. И что же мы наблюдаем, господа хорошие, заглядывая в эти отнюдь не прозрачные воды?

Да, вы угадали, мы наблюдаем непростую, противоречивую личность Сюсявого: лицо его грустно, он слегка похудел и оброс, слегка притух блеск проницательных глаз, слегка пообтерлись, пообтрепались одежды неприхотливого пилигрима. Река времени за этот промежуток между главами, на этой космической протяженности, на этом сложном рыночном этапе огрефления России, очерномырдивания и очубайсивания ее, не щадила нашего героя, как не щадила и нас с вами, многотерпельные читатели и читачки. Он как бы слегка опал духом, осунулся лицом, но материально не пострадал. Его душа подверглась остаточным деформациям, она получила мелкие вмятины, множество царапин, но жизнестойкость Сюсявого не померкла, костерок юмора в нем не затухал, он не утратил той критической отстраненности, той призматической огранки сознания, сквозь которую сильная личность как бы с удаления смотрит на суетность и мозгинации бытия и не дает раствориться собственному «я» в постном супе общественного мнения. Он по-прежнему верил в свою особенность и свою счастливую, приветливо помигивающую звезду. Он верил в Арбат. Это место и впрямь было священно. Оно было освящено пятью веками кипевшей на этих холмах жизни. Еще при Иоанне Грозном здесь совершали моления все выселенные за городские слободы иноверцы. И по утрам, и перед заходом солнца над холмами плыло многоголосое: «Орр-рр-б-а-аа!» Этот клич как бы призывал открыть преддверие царства удачи! На этих холмах стояли сотни кибиток, тысячи шатров. Сам Аллах ступал на эти холмы. Но торговать здесь было запрещено. Нет, не Иоанном Грозным. Ему было плевать на священные холмы, перед которыми теснились грязные подворья. Торговать не разрешали сами иноверцы, привозившие по арбатской дороге в Москву ткани и дорогие вина, пряности и оружие, серебряные чеканные уздечки и ковры. Эти холмы благоволили к пилигримам, они допускали к своим сосцам всех пришлых, всех бродяг. И по ночам здесь, за стенами Белого города, горели тысячи костров. И в этом крылось маленькое объяснение тайны, почему к этому пупку нынешнего города так тянуло всех бомжей, всех пришлых в Москву, всех инородцев и тянет по сей день. Здесь крылось объяснение загадки, почему на Арбате так везло в коммерции всем армянам, всем азербайджанцам, всем осетинам, Каренам, Нурпекам, Садирам, балаклавским грекам, крымским татарам и крымским хохлам. Везло на Арбате и чеченцам. Они начинали слегка теснить на арбатской зоне азербайджанскую братву. Аллах им чертовски здорово помогал.