Читать интересную книгу Арбат - Юрий Вигорь

— У меня нынче под утро случилось видение, — говорил Фемистоклов в приливе дружеских чувств. — Во мне скопилась колоссальная ментовская энергетика. Было предзнаменование, что снимут Жору Козлова. У него много грехов. Есть сотни поводов погнать с работы любого начальника ОВД. Случай с гексогеном — лишь одна из зацепок убрать с Арбата Козлова. И вот сегодня я узнаю, что в ОВД «Арбат» назначен новый начальник — Таратонкин. Он прежде был замначальника УВД Северного округа. Полковник Кобылин в главке смещен… Коррупционные связи нарушены… Теперь Таратонкин волен делать на Арбате все по своему усмотрению. Братва ищет связей с ним, а он присматривается к братве. Но он не спешит… Старший лейтенант Полтора Ивана на многое мне открыл глаза, вторые глаза… Сейчас на Новом Арбате, Арбате и Воздвиженке сто сорок два нелегальных лотка. Считай, с каждого по сотне в день — это треть миллиона в месяц. Пропустит мимо себя этот куш Таратонкин или не пропустит — не знает никто в ОВД. Не знает и братва. Для братанов — это сущие копейки. Важно другое — замажется ли Таратонкин в игре. И если замажется — его можно потом катануть… Катануть через своих же. А если он не скурвится, игру распишут промеж собой другие менты, не останется в стороне и начальник МОБ — милиции общественной безопасности, фамилия его Огрызкин.

— Да ты не тяни. В чем же было видение? — спросил с нетерпением Поль Папюсов.

— А в том, что с Арбатом вроде все ясно, да неизвестно, как станут делить Новый Арбат. На Арбате Таратонкину не дадут наводить порядок, здесь самая крутизна. Здесь серьезная крыша ГУВД. Здесь крутятся миллионы долларов. А новоарбатский лоточный мир никого особо не интересует… И привиделось, братцы, мне, что с Нового Арбата уходят и Карен, и Садир, и Закия, и Нурпек, и даже бесстрашный Зуди. Исчезают биотуалеты Карена, исчезают цветочные балаганчики, появившиеся на месте стеклянных домиков…

— Но почему они исчезают, почему, черт возьми?! — не утерпел алупкинец Никифор Передрягин.

— Вот в этом-то и весь вопрос, — ответил без тени обиды глуховатым голосом Фемистоклов. — Видение есть видение, оно не объясняет причин… Перемещения материи не указывают волю адепта, его можно только предполагать. Но вот что мне удалось узнать: Сеня Король нынче как бы бригадир среди нелегалов. Не менты теперь собирают мзду, а Сеня Король. Так сказал Полтора Ивана.

— Да, Сеня процветает, — заметил грустным голосом Ося. — У него восемнадцать нелегальных точек на Новом Арбате, начиная с точки канцтоваров у троллейбусной остановки напротив дома номер два. Да десять столов напротив Дома журналистов Москвы. Там он торгует видео- и аудиокассетами, компакт-дисками… Только одна эта «журналистская» точка приносит ему по двадцать тысяч в день. Да пять точек напротив Центрального дома журналистов с канцтоварами и табачными изделиями. Сеня Король — везунчик. Он выписал из Жмеринки семь новых продавцов и всем оформил тут же в Союзе журналистов Москвы регистрацию. Есть там и такая контора… Но что он бригадир нелегалов — я не знал.

— У Сени теперь большие связи, — продолжал Фемистоклов. — Он вошел в контакт с азербайджанской бригадой. Он мог бы тебе помочь. Но захочет ли?

— Значит, надо сделать так, чтобы он захотел, — проговорил с мстительными нотками в голосе Поль Папюсов. — Есть два пути: позитивный и негативный. Король-то он король, но ведь нелегал… Можно спровоцировать ситуацию, когда его попрут с этих мест, хотя, с точки зрения уличной этики, это не совсем благородно, не по-рыцарски…

19

Самым трудным, самым унизительным временем года для уличной торговли книгами была, конечно же, зима. Того и гляди на северо-западе, в устье Нового Арбата, у здания СЭВ начинали густеть тучи, дышащие гнилой сыростью, небо мутнело от налетавшего снежного заряда, снег начинал валить споро, дружно, налипал на ресницы, покалывал лицо, покрывал книги на лотках снежной крупой, и не будь они обернуты в пленку, им пришлось бы худо. Снежная круговерть подхватывает прохожих, и они ускоренным шагом проносятся мимо лотков. Зимний покупатель книг на уличных лотках — это истинный читатель. Он почти не покупает детективов, он любит серьезную психологическую прозу, ему подавай Умберто Эко, Артуро Реверту, Уильяма Берроуза. И как ни странно, зимой лучше всего продаются книги о «голубых», берут нарасхват «Другую любовь» профессора Клейна, «Откровения трансвестита» Джона Нортона, «Записки бисексуалки» Нины Кочетыкиной — великолепную психологическую прозу. Нет, это не роман, это как бы путевые записки по жизни, откровения эстетствующего психиатра-дилетанта, песня одинокой больной души, так и не обретшей в этом мире свою половину. И одинокие женщины, мающиеся со своими «неудовлетворенными Любовями», видящие тяжелые сексуальные сны, покупают «Записки бисексуалки» охотнее всего. В России вообще мало книг по проблемам сексуальных меньшинств, общество их как бы не замечает, хотя общество все больше и больше репродуцирует больные души и они как бы выпадают в осадок реальной жизни, а общество предпочитает жить иллюзией, некоей высокой моральной заданностью, трансцендентальной априорностью, которой на самом деле широким массам в опыте не дано. Истинные проблемы людей сегодня скорее обозначены в хороших психологических романах и исследованиях, нежели в прессе или на телевидении, потому что мы — страна лжи, страна показных проблем. Ну в лучшем случае проблем Кремля и проблем богатых. Миллионы больных прохожих даже не замечают, что они уже живут в чужом городе, в городе иной морали, в городе, где улица Воздвиженка — собственность Сашки Муркина, Арбатская площадь — собственность миллиардера Юрия Гехта, бывшего демократа, бывшего «певца высоких слов» в Верховном Совете СССР, что большинство тротуаров у станций метрополитена уже находится в частной собственности и правительство города, да и та же управа «Арбат», берет у них площадь под те же палатки и торговые лотки в аренду с обязательством убирать мусор своими средствами.

Истинные хозяева города пока не торопятся показывать свое лицо, они пока что примеряют маски, примеряют депутатские значки, рокфеллеровские фраки для депутатских приемов, новые улицы и переулки, старые московские облупленные особнячки, которые городским властям лень реставрировать и проще продать на аукционе закрытого типа нужным людишкам. Но и эти компрадоры по-своему больны, они тоже покупают «Другую любовь» профессора Клейна, и у них тоже есть свои маленькие человеческие слабости, маленькие вывихи в сознании, их тоже мучает бессонница, богатые, как говорится, тоже плачут, им тоже хочется простой человеческой любви и тепла.

По пятницам к лоткам напротив ресторана «Прага» приезжала одна занятная дамочка, на вид ей было от силы лет сорок пять, не больше, она была неброско одета во все от Версаче, строго и со вкусом, короткая спортивная стрижка, подтянутая, женственная, волнующая фигура, легкая пленительная походка с той безыскусной природной грацией, которая заставляет оборачиваться мужчин, в глазах куртуазная таинственность, но вместе с тем и строгая деловитость. Чтобы так организовать свое лицо, порой достаточно природного артистизма, а если его нет, нужна долгая муштровка.

Продавать таким обворожительным особам книги, беседовать, наблюдать за шевелением губ, блеском жемчужных зубов и нежной алости чуть приоткрытого рта — уже немалое удовольствие. Дама, как оказалось, читала книги только по психологии и психиатрии, на этот раз ей нужен был Крафт Эбинг «Половая психопатия», Эрих Фром «Искусство любить» и давнишняя, переводная с английского книга «Лабиринты одиночества». И еще она хотела книгу Григория Чхатервили «Писатель и самоубийство» и вообще все, что есть по тематике самоубийства, и еще книгу Чарльза Болдуина «Двери смерти».

Костя подумал невольно, уж не собирается ли незнакомка наложить на себя руки из-за неразделенной любви, и он пытался уловить в ее лице следы трагической решимости, благопристойного отчаяния, роковой тайны и понять, зачем ей в эти последние часы нужен диалог с писателями и ковырятелями человеческих душонок, с занудными психоаналитиками, чьи умственные умозрительные построения всегда окажутся вдалеке от личной трагедии, неповторимой по своей глубине. Он тотчас достал из коробки заветного Чарльза Болдуина, готового распахнуть всего за три сотни рублей перед очаровательной незнакомкой двери смерти и увести ее в романтический мильтоновский рай. Нашелся и противоречащий его первичным предположениям Эрих Фром со своим «Искусством любить», столь же далеким от всего плотского, как скучнейшая «Этика» Спинозы. Но у него окончательно отлегло от сердца, когда дама как бы мимоходом купила «Брачный журнал» и журнал «Знакомства». Ах, если бы она знала, какой романтический образ она разрушила тем самым в Костиной душе, как обмельчал сотканный в его воображении романтический ореол. И Костя решил, что дама всего лишь прозаическая охотница за мужьями, она одинока и ей нужен муж. В журнале тридцать страниц отводилось фотографиям иностранных женихов и три страницы — женихам русским.