– С того дня, как я здесь, я давно забыла, что такое высоко держать голову. Когда мы встретились в первый раз, я видела только ваши туфли, а не ваше лицо, из-за того что стояла в поклоне, – прошептала Хюррем.
– Ты, как далекие неприступные вершины заснеженных гор. Ведь неприступные вершины никогда не склоняют голов, – тихо сказал он, взял девушку указательным пальцем за подбородок, поднял ее голову и посмотрел ей в глаза: – Ну что, Хюррем Ханым, сыграй и спой мне, пусть весь дворец тебя слушает.
– Какую мой повелитель хотел бы песню?
– Ну… пусть будет какая-нибудь про любовь.
Голос Хюррем полился по дворцу. Все раскрыли окна, приоткрыли двери, чтобы слышать ее. Наглухо закрыты были окна у одной лишь Гюльбахар. Будь в ее силах, черкешенка возвела бы высокие стены, лишь бы никогда не слышать этого голоса и не видеть ту, кому он принадлежал. Этот голос обжигал ее. Она пыталась заткнуть уши руками, но ничего не помогало. Голос проклятой московитки, которая украла ее мужчину, отца ее сына, не замолкал ни на мгновение.
Хюррем пела очень долго, Сулейман слушал ее очень внимательно, изредка глотая вино. Через некоторое время он встал, погасил светильники во всей комнате. Сейчас комнату освещало только пламя островерхого камина, от которого вместе с треском дров разносился вокруг приятный аромат.
Он медленно подошел к Хюррем, нежно взял из ее рук саз, отложил в сторону и притянул девушку к себе.
– Благодарю тебя, моя красавица… Я знаю, что заставил тебя вспомнить прошлое и страдать, но, когда ты поешь, я обретаю покой.
Он не дал ей ничего сказать. Взял девушку на руки… у обоих участилось дыхание. Губы их встретились. Долгие жаркие поцелуи заставляли обоих задыхаться. А потом снова и снова… Когда волна страсти захватила их, падишах, заключив свою наложницу в объятия, увлек ее на постель. «О мой господин! О мой господин!» – лепетала девушка, пока он покрывал ее губы поцелуями.
XXVI
Хюррем порхала, как на крыльях. Ей казалось, что перед ней раскрылась какая-то дверь и она вошла в новый сияющий мир.
Ее тело все еще пылало от страсти при воспоминаниях о его ласках и поцелуях. «Пресвятая Дева Мария! – думала она. – Прости мне мой грех. Сулейман не верит в Иисуса Христа, но я сознаюсь в своем грехе. Я всего-навсего простая девушка, но в его руках я познала, что такое наслаждение. В его руках я таю, как воск, и горю, как свеча».
Когда губы Сулеймана целовали ее шею, Хюррем казалось, что кожу ее обжигает огнем. Колючая борода и усы падишаха кололи ей лицо. Его дыхание пылало жарче огня. Иногда он нежно прикусывал мочки ее ушей. Внезапно она вспомнила советы Екатерины: «Не сдерживайся, говори все, что хочется. Говори, стони, бормочи, умоляй, но не вздумай молчать. Мужчины любят женщин, которые днем молчат, а ночью говорят». Но Хюррем, даже если бы и захотела, не смогла бы молчать. Вначале она бормотала: «О наш повелитель, о наш повелитель!» Но ее женская интуиция говорила ей, что удовольствие, которое она получала от животной страсти, наружу должно вырываться только в самой изящной форме. Из губ ее полились легкие стоны. Хюррем отдалась потоку собственных чувств. Она тоже стала отвечать на поцелуи и объятия Сулеймана. На ее губах от легких его укусов появились капельки крови. Это распалило ее еще больше. Тело ее натянулось, словно лук. Она крепко обняла его. Он начал целовать ей грудь, и тут она не выдержала. Теперь она, не останавливаясь, стонала: «О мой господин, господин, господин…» Водоворот наслаждения захватил ее.
В тот момент Хюррем решила обо всем забыть. Теперь будь что будет. Теперь не было больше ни султана, ни его наложницы. Были мужчина Сулейман и Хюррем – женщина. Только и всего. И между ними происходило все, что должно происходить между мужчиной и женщиной. В постели не было места ни правилам, ни обычаям. Теперь нужно было следовать не им, а внутреннему голосу. Теперь нужно было идти только за своей страстью, куда бы она ни привела. В тот миг она отбросила все запреты…
Внезапно буря стихла. Оба лежали рядом, глубоко и медленно дыша. Сулейман поднялся и глотнул вина. Дал выпить глоток Хюррем.
«Так вот что такое страсть», – думала Хюррем. Ей казалось, что она совершила прогулку по звездам. Вот что такое страсть. До сих пор она не знала, что ее тело способно на такой ураган чувств. Каждой клеточкой его она по капле впитывала наслаждение, охватившее все ее существо, все ее сознание. Она нашла своими губами губы Сулеймана…
Что происходило потом, она не помнила. Всю ночь Хюррем была в объятиях Сулеймана. Нет, нет, не в объятиях, а на облаках. Среди звезд. Она не помнила, сколько раз за ночь поднималась буря удовольствий. Она и не считала. Когда светало, они все еще любили друг друга. Молодой мужчина все никак не мог насытиться этим юным жарким телом, и Хюррем сводила его с ума своей смелостью и страстью, скрывавшимися за ее неопытностью.
С последней волной любви падишах устало рухнул рядом с ней. Хюррем тоже была без сил. Они были так утомлены, что она с трудом натянула на их влажные от страсти тела шелковую простыню. Прежде чем провалиться в сон, она потрогала себя. Кровь. Маленькая деревенская девочка, появившаяся на свет Александрой-Анастасией Лисовской, стала женщиной по имени Хюррем, и женщиной стала в объятиях султана Сулеймана.
Наконец Хюррем позволила себе дать волю своим чувствам. Гладя по волосам мужчину, спавшего рядом с ней лицом вниз, она беззвучно плакала, не зная почему. Может быть, от радости или, может быть, от страха. Единственное, что она точно знала, – теперь она женщина падишаха. А если ее судьба будет такой же, как судьба Екатерины? Если Сулейман после страстного свидания позабудет о ней и оставит стареть в гареме?
– Нет, я не позволю этому произойти, – пробормотала Хюррем. – Я не позволю ему забыть меня.
Хюррем пребывала между сном и явью. Султан Сулейман тоже временами проваливался в сон, а временами пробуждался и счастливо улыбался, замечая, что пальцы Хюррем гладят его по волосам. Молодой падишах не помнил, чтобы кто-то из наложниц прежде дарил ему такое удовольствие. Хотя у девушки все было в первый раз, ее смелость поразила Сулеймана. Как она так могла? Она показывала все, что чувствовала, говорила все, что хочет. Ее голос, ее шепот, ее стоны, ее крики свели его с ума.
Сулейман внезапно заметил, что он постоянно сравнивает Хюррем с Гюльбахар. Его напугало это незнакомое чувство. Он еще ни разу ни одну наложницу не сравнивал с матерью своего сына. Что же сейчас такое происходило? Еще одна деталь изумляла султана Сулеймана. Прежде он всегда испытывал чувство вины за то, что провел ночь с другой женщиной, а не с матерью своего сына. Но сейчас он никакой вины не испытывал. Это было странно.