Конечно, можно было предположить, что при желании недруги Андрея многое узнали о его семье, тщательно подготовились к операции, а потом зачем-то запугали Дашку. Правда зачем? Ведь в этом звонке не было ни капли смысла — ни угроз, ни требований, ровным счетом ничего, кроме желания поизмываться над своей жертвой. Со стороны конкурентов это глупо, а вот если предположить…
Впрочем, Никита уже предположил, Комолов ему не поверил, а теперь не принять версии о мстительном старикашке было бы непростительно. Надо ехать, надо.
Андрей будто слышал со стороны ход своих мыслей — тяжелый, скрипучий такой ход, будто колеса не смазаны, да и дорога паршивая. Не мог он с этими мыслями примириться и не в состоянии был принять, вполне осознать версию о Дашкином первом любовнике. Ко всему прочему невозможно было представить, как уехать от жены. Говорить ей правду или сколько правды? А если врать, то о чем? Придумать, что нашел похитителей и уезжает на переговоры? Почти истина. Почти — не считается…
Андрей застонал чуть слышно оттого, что творилось у него в голове. Вот бы выключить мозги, как звук у телевизора, а! Как они мешают действовать, черт подери!
Давай же, сделай вид, что не думаешь, и просто двигайся. Возьми деньги, сядь в машину, найди старого козла и вытряси из него душу, пока он не отдаст твоего сына. Потом и жену успокоишь. Все наладится.
Внешне Андрей был совершенно спокоен, собран и деловит. Внутри же будто махал руками в разные стороны, разгоняя собственные мысли.
Через минуту пришлось размахивать еще интенсивнее. Комолов обнаружил, что денег в сейфе значительно убавилось.
Крупных покупок он вроде не делал. Дашка не взяла бы отсюда, да и ни к чему ей была такая огромная сумма. А что если Степка?
Андрей появился на кухне с идиотским выражением лица.
— Он сбежал.
— Кто? — привстал Никита.
— Куда? — следом подскочила Дашка.
— Наш сын просто сбежал, может, на Канарские острова, может, на юг к бабушке, — щурясь от счастья, пояснил Никита. — Даш, ты же помнишь, я тебе рассказывал про свои литовские каникулы?
Дашка молча кивнула, ожидая продолжения.
— Ну вот, этот придурок тоже убежал!
— Но я звонила твоим в Майкоп, — прошептала она, — у них Степки нет.
— Я же тебе говорю, он мог хоть на острова податься! — нетерпеливо выкрикнул Андрей.
— Андрюша, но ты же оставил родителям записку, — медленно произнесла Дашка, не понимая, чему радуется муж, — и Степка должен был бы…
Комолов дернул плечом:
— Мы часто делаем не то, что должны, а наоборот!
— И чему ты радуешься?
— Как это чему? Степку никто не крал! Он сам сбежал, может, у него подростковый срыв или скучно стало, или друзья позвали, а про нас он забыл. Или записку засунул в штаны, а штаны в стиральную машину.
Дашка бросилась к двери.
— Ты куда? — спросил ее молчавший до сих пор Никита.
— Машинку проверю.
— Дурдом, — вздохнул Соловьев, — о чем вы здесь толкуете, я не пойму?
Андрей остановил жену и приобняв ее, терпеливо, как маленькому, сказал Никите:
— Понимаешь, у нас же на самом деле дурдом. Вечно что-то теряем, сжигаем, путаем. Правда, Дашут?
— Правда, — кивнула она, ошеломленная внезапной надеждой и еще прикосновением мужниной руки.
— Ну вот, — он удовлетворенно потерся носом о ее волосы, — Степке я, конечно, башку оторву…
— Слушай, а кто тогда звонил? — задумчиво спросил Никита.
Супруги посмотрели на него с жалостью. Ну какая разница кто и при чем тут звонки, если их сын просто-напросто сбежал из дома, паршивец этакий!
Никита чуть сник под их взглядами, растерялся и из-за этой внезапной растерянности разозлился на себя и на Комоловых.
— Ну почему ты решил, что Степка убежал сам? — почти закричал он, упершись округлившимися глазами в лицо Андрея.
Тот снисходительно улыбнулся:
— Очень просто. У меня в сейфе была куча денег, а теперь там только половина кучи. Причем вторая половина исчезла недавно, на прошлой неделе вся сумма была в целости и сохранности. На память я не жалуюсь, могу точно сказать, что сам эти бабки не трогал. Дашка тоже, домработницы у нас нет. Остается Степан. Паршивец! — Андрей снова счастливо зажмурился.
Произнося свою вдохновенную речь, он не заметил, как напряглась жена.
А Никита заметил, на то и — профессионал.
— Значит, ты думаешь, что он взял деньги и слинял? — уточнил Соловьев, глядя на Дашу.
Та съежилась и как будто собиралась зарыдать.
Андрей довольно улыбался:
— Ну да, слинял, засранец малолетний!
— Нет, Андрюша, нет, он не сбежал, — задушенным голосом пролепетала Дашка, закрыв лицо ладонями.
Она опустилась на стул и заплакала беззвучно, дергая плечами.
— Почему нет? Что ты ревешь?
— Это она их взяла, — мягко произнес Кит, — деньги то есть. Ты не трогай ее сейчас, Комолов, погоди.
Андрей открыл рот, но обнаружив, что в голове нет ни единой ясной мысли и сказать ему нечего, стиснул зубы. Никита тем временем налил минералки и протянул Дашке стакан.
— Идиотка, — прошептала она, осушив его, — я просто идиотка!
— Даш, не надо, — умоляюще прошептал Андрей, — объясни лучше, деньги правда взяла ты?
Она кивнула.
— Степка не сбежал, — повторила Даша и еще раз кивнула, — деньги взяла я.
Она все кивала и кивала, пока Никита не шлепнул легонько ее по щеке. Дашка подняла на него заплаканное лицо.
— Я ужасно выгляжу, да? Я взяла эти деньги, чтобы Кириллу отдать. — Она повернулась к мужу: — Андрюша, я думала, Степка у Кирилла, я поехала к нему, а по дороге увидела Степку, а Степка побежал, а я…
На этот раз Андрей сам отвесил пощечину жене.
— Хватит. Выпей еще. Мы его найдем.
Она застучала зубами о край стакана.
— Даша!
— Да, да, милый, я в порядке. — Дашка допила воду, отставила стакан и произнесла: — Это я во всем виновата.
Никита решительно взмахнул рукой:
— Давайте без этого, ребята! Надо дело делать, а не виноватых искать.
— Я оставила деньги в машине, — вспомнила Дашка, — а ее, наверное, угнали.
Андрей погладил жену по волосам.
— Черт с ней, с машиной, и с деньгами заодно. Ты послушай меня, Дашут.
Никита перехватил его взгляд и, понятливо кивнув, вышел из кухни. Между супругами состоялся тягостный разговор. Сколько их было за последнее время — этих невидимых тяжестей слов? Они давили, крушили, попадали в самые больные, уязвленные места. Но не теперь, теперь все было иначе. Каждый говорил осторожно, боясь обидеть другого. Прощались словно навек. Будто на войну провожала, будто в плену оставлял.
Андрей не сказал все-таки Дашке всей правды. Он только признался, что едет в другой город, где может быть Степка. Может быть… Дашка вздрогнула от этих слов, развернув их той стороной, на которой обозначен плюс. Может быть — это надежда, а не шанс ее потерять.
Андрей понял, что не зря соврал. Вернее, умолчал. Хватит потрясений, пусть не знает и не думает о том, что бывший любовник доводит ее изощренной местью. Может быть, потом она обвинит Андрея в очередной лжи, так он стерпит. Это раньше ему казалось, что терпение унижает. Он думал, что это стыдно — терпеливо ждать, терпеливо прощать, терпеливо смолчать.
Что-то изменилось.
Что-то било в грудь, по ногам, по голове, пока наконец дверь не открылась и Андрей сам впустил это что-то. Видно, в ту же дверь вышел нетерпимый молодой самец с болезненным самолюбием и устрашающим лязганьем зубов.
«Надо всегда выходить победителем, сынок!»
Почему он никогда не говорил Степке, что победителю тоже бывает хреново? Почему не говорил, что достигнутая цель не есть счастье, а просто маленький шаг к нему. А бывает и вовсе в другую сторону — в пропасть, в безликую толпу, на пенсию, в одиночество…
— Сделать тебе бутербродов в дорогу? — вдруг спохватилась Дашка и слезла с колен мужа. — Найди пока термос, кофейку налью.
— Малыш, давай не надо, а? Ну, перекушу в забегаловке какой-нибудь.