Читать интересную книгу Траян. Золотой рассвет - Михаил Ишков

Так родилась мечта — лишить римских собак этой надежды. Подстеречь где‑нибудь и всадить в него кинжал, а лучше кривой дакский меч, чтобы все знали, кто совершил возмездие. Эта мысль поднимала настроение, утягивала в небо на разговор с Залмоксисом. Лупе мерещилось, что небесный дед ласково кивает — правильно, говоришь, земляк. В таком разрезе и действуй. Потом приходи ко мне, я встречу тебя с распростертыми объятьями.

В середине октября наконец добрались до Рима.

От увиденного в знаменитом городе Лупа онемел. Количество исполинских построек, вымощенных разноцветными плитами площадей, многоэтажных — в три, четыре, пять этажей — домов; множество скульптур в камне, в бронзе, в меди, золоте, украшенных слоновой костью, резьбы по камню, ярких мозаик, — ошеломляло, в зародыше подавляло вдохновлявшую всю дорогу мечту о возмездии. Увидев Капитолийский храм, покрытый золотой крышей, он окончательно лишился дара речи и с горечью подумал, что даже сам Залмоксис на этих улицах и в этих храмах смотрелся бы как жалкий приживальщик. Юпитер и на должность привратника, открывающего ворота на небеса, для него поскупился бы. К тому же оказалось, что небеса в Риме забиты до отказа. Лупа пересчитать не мог храмов, алтарей, изваяний, изображавших богов. Известные ему из книг имена составляли малую толику по сравнению со всем неисчислимым сонмом, правившим этим необъятным городом.

В первый же день после прибытия, когда его поместили в маленькую каморку, в которой размещались трое других рабов — один из них оказался Лустриком — он, уже принявший в дороге решение, в ответ на пинок гречонка, умело ударил его кулаком в лицо. Сбил с ног, замахнулся еще раз, в этот момент его схватили за руку, скрутили, посадили в холодный и сырой погреб, затем хорошо одетый средних лет мужчина — раб предложил ему следовать за ним.

Первым делом мужчина представился.

— Меня зовут Эвтерм.

Лупа изобразил непонимание.

— Не прикидывайся, — спокойно ответил Эвтерм. — Господин сказал, что ты понимаешь римскую речь. Держись достойно, здесь тебя не собираются обижать, по щекам хлестать не будут. Хочу дать тебе добрый совет, если задумал бежать, не спеши. Сначала осмотрись. Я в том же возрасте, что и ты попал сюда и как видишь, до сих пор не сбежал.

— Струсил? — не выдержал Лупа.

— А куда бежать? Ты дорогу запомнил?

— Запомнил.

— Это тебе так кажется. Не спеши, Лупа. Здесь терпят даже таких как Лустрик, но награждают тех, кто ведет себя достойно. Будь лучше его. Тебя определят в сад к садовнику Евпатию. Он — добрый человек, только немного не в себе. Господина следует называть «наш Ларций». Его отец Постумий, он тоже добрый человек, как, впрочем, и его жена, Постумия. Она станет тебе бабушкой.

— У меня уже есть бабушка.

— Где?

— В Дакии.

— Да, — грустно покивал Эвтерм. — Это далеко. Дальше, чем Фригия. Я родом из Фригии. Отец мой был ритор. Знаешь, кто такой ритор.

— Учитель.

— Правильно. Ладно, пойдем.

Эвтерм привел молодого раба в покои господина, расположенные на втором этаже большого городского дома. Провел на середину комнаты, здесь оставил, а сам отошел к двери.

Ларций, после ночи проведенной с Волусией пребывавший в прекрасном настроении, напевал что‑то героическое. Заметив нового раба, сразу и грозно спросил

— По — прежнему ведешь себя дерзко? Устраиваешь драки? Ты будешь наказан.

— Он первый ударил меня.

В этот момент в кабинет вошла Волусия. Лупа, увидев такую красотку, обомлел и открыл рот. У его матери были такие же густые, русые, темного золота волосы. До тех пор, пока не поседела, а поседела она рано.

— Кто тебя ударил? — спросила женщина.

— Лустрик, падло.

Ларций поморщился, а Волусия звонко рассмеялась, затем поинтересовалась.

— Ты очень хорошо владеешь латинским. Кто тебя научил?

Лупа долго молчал — видно, соображал, имеет ли он право вступать в беседу с врагами. Потом, прикинув, что волки с женщинами не воюют, они их берут как добычу, спят с ними, делают детей и, вообще, любят, — решился.

— Моя мать была римская гражданка.

Волусия удивленно вскинула брови. Не меньшее удивление прорезалось и во взгляде Ларция. Только Эвтерм равнодушно взирал на происходящее, потом неожиданно подал голос.

— Лустрик начал первым. Этот защищался.

Волусия не обратила внимание на замечание слуги. Она обошла вокруг мальчишки по кругу, потрогала его пальчиком возле плеча, потом восхитилась.

— Даки, должно быть, храбрые воины? Как тебя зовут?

— Лупа.

— Как?!

— Лупа.

Она звонко рассмеялась, ее поддержал Ларций, обрадованный, что смог доставить жене удовольствие. Даже Эвтерм улыбнулся. Лупа сразу обратил внимание, что взрослый раб вел себя в присутствие хозяев вполне свободно. Впрочем, также держались с его отцом наемные работники.

— Но это невозможно! — отсмеявшись, воскликнула Волусия. — Тебе следует сменить имя. Что подумают гости, когда мне придется позвать тебя. Лупа, Лупа!..

Она вновь прыснула.

— Это имя, — насупившись, заявил паренек, — дал мне отец. Я не сменю его.

— Ну, тебя никто спрашивать не будет… — вступил в разговор Ларций, однако жена перебила его.

— Подожди, Ларций, — затем она обратилась к парнишке. — Как же мать позволила назвать тебя таким странным именем?

— Отец настоял. Он сказал, что даку это имя впору, а лай римских собак мне не помеха.

Ларций вскинул голову, глянул на Лупу, затем, вопросительно, на Эвтерма, однако Волусия опять не позволила ему открыть рот.

Знала, что последует.

— Послушай, Лупа, твоя мать не могла звать тебя Лупой.

— Она называла меня Люпус.

— Это другое дело. Ты и похож на волчонка.

Лупа невольно расплылся в улыбке. В первый раз за все эти трудные бессчетные дни в груди у него потеплело. Он ощутил что‑то похожее на благодарность и удовлетворение — эта женщина первая сумела разглядеть, кем он, в сущности, является, а то все «крысенок», «крысенок».

Волусия попросила.

— Расскажи о матери.

Мальчишка растерялся, сунул руки под мышки — так и стоял несколько мгновений, потом, будто что‑то в нем сломалось, признался.

— Она была родом из Рима. Ее родители жили не бедно, но они умерли, и ей пришлось отправиться к родственникам в Виминаций.

Волусия резко прижала руки к груди.

— Как интересно! Дальше.

— По дороге ее отбил отец — они тогда ходили за Данувий, привез в Даоус — Даву, где командовал тысячным отрядом. Он был побратимом Децебала.

— Так ты хорошо знаком с царем? — заинтересовался Ларций.

— Да… префект.

Ларций поджал губы, удивленно пожал плечами и вновь вопросительно посмотрел на своего распорядителя.

Волусия настояла.

— Рассказывай дальше.

— Что рассказывать, госпожа. Отец жил с матерью дружно. У меня было три старшие сестры. Он предлагал матери вернуться домой, если тоска по родине мучает ее. Она отказалась, пожалела детей, стала совсем как наши женщины — доила коров, овец, коз, делала сыр.

— Очень трогательная история. Я рада, Люпус, что ты назвал меня госпожой. Я ценю твое доверие. Я буду твоей защитницей и покровительницей в нашем доме. У меня тоже умерли родители, и я едва не попала в руки бандитов. Меня спас твой хозяин. Надеюсь, он не будет жесток с тобой. Если что‑то будет непонятно, можешь спросить меня, но лучше Эвтерма. Он — многознающий и достойный человек. Философ, как, впрочем, и я. Эвтерм сказал, что тебя определили в помощники к садовнику? Эта работа тебе по душе?

— Моя тетка с детства брала меня с собой на луга собирать травы. Она была знаменитая целительница, я дружен с растениями. Госпожа… — прерывистым голосом продолжил Лупа, — вы не спросили, что сталось с моими отцом, матерью, сестрами?

— Я догадываюсь, мальчик. Я не хотела тревожить тебя лишний раз, но если ты настаиваешь, скажи.

— Отца сбросили со стены, когда римляне взяли Даоус — Даву. Мать убили легионеры, хотя она уверяла их, что римская гражданка. Что стало с сестрами, не знаю.

— Ты хочешь, чтобы я навела справки о твоих сестрах.

— Нет, госпожа. Я боюсь услышать худшее.

Наступило минутное молчание.

— Хорошо, Люпус, — нарушил тишину Ларций, — ступай.

* * *

Волусия попросила мужа оставить малолетнего раба при доме. Ларций после некоторых сомнений решил исполнить ее просьбу, тем более что и Эвтерм настаивал — пусть мальчишка поживет в Риме. У него, добавил Эвтерм, удивительная судьба. Его хранят боги.

— Интересно, — обращаясь к себе, задался неожиданным вопросом Эвтерм, — чего можно ждать от этого молоденького варвара в будущем?

— Кому интересно? — удивился Ларций.

— Мне. Богам, — ответил раб.

— Это все философия, — поморщился хозяин. — Ладно, пусть остается, работает в саду.