Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — кивнул правитель, — ступайте. Завтра совет решит вашу судьбу.
На следующий день сотенный из отряда телохранителей царя передал им приказ — Буридава вернуть в сотню с понижением до рядового бойца. Лупу перевести в ополчение его родной Даоус — Давы. Каждый из них на время лишен чести, будут ходить бритые, без усов и бороды. Проступок смоют кровью в битве. Буридав, услышав приговор, вздохнул с облегчением, заулыбался. Сотенный скривился — чему радуешься, наказанный? Буридав сразу подтянулся, принялся есть глазами начальство, потом доверительно — они с сотенным были земляки — признался.
— Если в бою, это раз плюнуть. Децебал еще наградит меня коровой и землей.
Сотенный хмыкнул, промолчал. Что он мог сказать, когда Децебал в его присутствии так и выразился: «Буридав — рубака отменный, один из лучших в войске. Он еще и корову, и землю заработает, а Лупа пока молод служить в гвардии. Пусть потянет лямку в ополчении».
Буридав сразу начал собираться, затем успокоил парнишку.
— Ты, парень, не волнуйся, тебе и брить нечего. Ты того, среди этих пастухов, что собрались в ополчении, не тушуйся. Чуть что, сразу в рыло. Оружие, вещички я тебе принесу.
Когда Буридав вернулся с его вещами, Лупа долго рассматривал нарядный декурионский шлем, затем протянул его товарищу.
— Носи. Тебе он впору.
Буридав несказанно обрадовался. Надежный римский доспех являлся лучшим подарком для воина. Он обнял Лупу, вручил ему свою войлочную шапку.
— Держи. В случае чего я напомню о тебе Децебалу. Не робей, парень, скоро мы вернем честь. В первый раз, что ли, без усов разгуливать.
На том и расстались
В те июльские дни царь даков, как дождя в засуху, ожидал обещанного ему Залмоксисом наступления императора. О благом исходе, о желании небесного деда помочь своим детям свидетельствовала и доброжелательная, поддержанная громовыми раскатами ритуальная встреча посланца, и большая суматоха, поднявшаяся в лагере римских собак после событий в Медвежьем урочище, о чем тут же доложили соглядатаи. Римляне рвались в бой, так что по большому счету посланные им люди выполнили задание. Возможно, потому и наказание было нетяжким. С одной стороны, руками римлян Децебалу удалось устранить одного из главных строптивцев в своем стане — тысячного Сурдука; с другой — эта мелкая стычка вдохновила врага на ответные шаги, чего собственно и добивался Децебал.
Но об этом нельзя было говорить вслух!
Члены его военного совета в ту пору постоянно сводили разговор к тому, что хватит прятаться в логове. Пора устроить «ночь когтей». Децебал отшучивался — когти пока коротки. У врага густая шерсть, много жира, острые клыки. Не подготовив сражение, не выиграв его хотя бы в раскладе сил и средств, подвластных полководцу, глупо ввязываться в драку. Только хитростью, дальним расчетом они смогут выбить врагов с родной земли. Хотелось заманить римлян на сильно пересеченную местность, бить их из засад, с флангов и тыла. Если же выступить самим, придется выйти на открытое место, а это безнадежное предприятие.
Другое дело, если в войну вступят союзники. Пусть в самый решительный момент Траян узнает, что орда саков, костобоков и роксоланов перешла Данувий возле Тремезиса и хлынула вглубь римской территории. Пусть союзники прорвутся во Фракию, ведь это задача для детей — смять два ослабленных легиона, расквартированных в Мезии. Вот тогда самое время выложить свой главный козырь, а именно — скрытно накопленные резервы, которые ударят римлянам во фланг. Скоро корпус бастарнов незаметно подтянется к Тапам, спрячется в одной из горных долин. Тридцать тысяч конников — это была сила, это не двести воинов, укрывшихся в пещере.
Тогда и поговорим.
Советники слушали царя, покусывали усы, отмалчивались. Выбора у них не было, тем более что наставник и главный жрец всецело поддерживал царя.
Почему же император медлит?
Через неделю громом среди ясного неба прозвучало — Траян в Мезии! Царь тут же послал гонцов к сакам, роксоланам и костобокам, но самого знатного отправил к бастарнам. Все гонцы везли золото. Тем, кто отважился перейти Данувий, это была награда за то, что сдержали слово. Бастарнам же золото должно напомнить об их обещании прислать подмогу. Они клятвенно грозились выставить тридцать тысяч всадников. В крайнем случае, пусть перейдут Данувий, порыщут в римских пределах. Там на побережье Понта (Черного моря) богатые города.
Далее вновь наступило затишье, поток сообщений прервался. То ли гонцов перехватывали по дороге, то ли и бастарны, и эти дикари из‑за Серета и Прута потеряли желание грабить римские поселения на противоположном берегу Данувия? Потом вновь плеснуло радостью — Сусаг прислал Децебалу трофей, личного пекаря Лаберия Максима Каллидрома, захваченного в Тремезисе. Тут же, под руку, пришло трагическое известие — ненавистный Лаберий захватил родовое гнездо рода Скориллонов и взял в плен сестру Децебала и двух ее детей.
В середине августа Лаберий Максим сумел подтянуть свое войско к Тапам и в конце месяца после ожесточенного сопротивления наместник Нижней Мезии соединился с главными силами. Дакские заградительные отряды изрядно потрепали его, однако боеспособность Лаберий не потерял.
Весь июль и до конца августа боевые действия то вспыхивали, то затухали. Между тем римляне закончили возведение крепостных стен, запирающих выход из Тап на запад, подтянули к крепости, названную Тибискум, профилированную дорогу,21 на углах поворотов которой также возвели хорошо укрепленные бурги, сторожевые и сигнальные башни, а также укрепленные посты.
Весть о том, что император вернулся в лагерь настигла Децебала в Сармизегетузе, где он встретился с послами бастарнов, сообщивших ему, что в настоящее время, в виду давления с севера диких племен, они никак не могут послать на помощь дакам свое войско. В тот самый момент, когда эти две печальные новости сошлись, Децебал ощутил холодок в груди. Причина, по которой бастарнов охватила робость и они пошли на попятный, была ему известна — Траян, разгромив, вернее, отогнав саков и роксоланов, вернул им всех пленных. Те передали своим вождям, если они рискнут еще раз переправиться через Данувий, их объявят врагами римского народа, и следующий поход Траян совершит против них. О том же были извещены и бастарны. В ту же ночь Децебал спешно отправился в свой лагерь на выходе из Тап.
Успел вовремя.
Римские легионы перешли в наступление. Услышав весть о том, что вблизи логова появились усиленные римские отряды, он, едва справившись с холодом в груди, заявил на совете — чему быть, того не миновать!
Вперед, волки!
* * *
Поздним утром, в день, когда даки должны были справлять праздник урожая, передовые отряды римлян атаковали аванпосты даков. Отряды были невелики по численности, от центурии до двух, редко когорта. В их состав входили легковооруженные велиты, пращники, стрелки из луков, и отряды союзников. За день до начала сражения император лично нарезал командирам легионов полосы наступления и предупредил, чтобы самое серьезное внимание легаты уделили локтевой связи.
Вначале боевые столкновения протекали вяло. Даки отступали. Изредка, с удобных позиций — из укрытий и завалов, с вершин и откосов — бросались в контратаки, в которых действовали смело и решительно. Сначала усиленный обстрел из луков, затем — в мечи. Стало понятно, что неприятель хорошо подготовился к сражению. Когда римские отряды подтянулись к логову Децебала, наступление замедлилось, и скоро сражение разбилось на множество поединков, в которых даки чувствовали себя более чем уверенно. В ставку то и дело поступали сообщения о больших потерях. Траян лично расспросил раненых, так ли страшны даки в рукопашной.
— Да уж, — ответил ему легионер, у которого было рассечено плечо, — режут так, что только держись. Они, гады, нападают, когда центурион дает команду перестроиться. Только мы начинаем движение, они тут как тут. А во время перестроения, цезарь, ох, как трудно удержать строй. И мечи у них хороши, все внутренности сразу вырывают.
Траян отправил гонцов с приказом — не допускать больших промежутков между отрядами. В случае обхода препятствия, заполнять брешь велитами и конницей. Тут еще от лекарей поступила мольба — божественный, уже использованы все перевязочные материалы, нечем затыкать раны.
Траян обернулся к молчаливо наблюдавшему за ходом битвы Афру.
— Передашь Зосиме, пусть рабы рвут на тряпки все мои наряды и немедленно отправляют в госпиталь.
Затем указал на стоявших поблизости, державших друг друга за руки Помпею Плотину и свою племянницу Матидию.
— Пусть режут и их тряпки.
Супруга императора величаво кивнула и поманила Афра в сторону лагеря. Удаляясь, добавила.
- Император Запада - Пьер Мишон - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер - Историческая проза
- Завещание императора - Александр Старшинов - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза