в тело реципиента размазней или робким мальчиком я никогда не был, как ни пытался притворяться. Поэтому еще тогда мной и конторские заинтересовались, и даже Никита Егорович чуть в разработку не взял.
— И что? — улыбнулся я. — Составила портрет? Психологический.
— Ага. Только по нему тебе получалось лет сорок, как минимум. Я тогда подумала, конечно, что ошиблась. Метод дал осечку, ведь психология рассчитана на обычных людей и на людей с отклонениями. А ты особенный оказался.
— Конечно, психология ошиблась, — пытался я продавить эту версию. — Как можно всех под одну гребенку? А со мной все просто — с карьерой поперло, хватка нужная оказалась. Это, скорее всего, генетическое. Отец родной ведь всю жизнь журналистом лямку тянул, всегда что-то вынюхивал, правду искал. Обладал чуйкой, этого у него не отнять. И на месте никогда не сидел, вот я в него и пошел.
Я говорил и говорил, будто это могло сбить мою собеседницу с мысли. Все силы уходили на то, чтобы придумывать еще слова, а милая улыбка приклеилась к лицу, как жертвы маньяка — гримаса ужаса.
— Андрей, стой! — крикнула Света. — Тормози!
Я надавил на педаль тормоза, шины взвизгнули, а мы клюнули носом.
— Ты куда едешь? Не видишь? Нам же красный!
— Прости, что-то не заметил, — я сдал назад, освободив зебру от нашей «Волги».
— Раньше я за тобой такой невнимательности не замечала, — Светя смотрела на меня с испытующим прищуром, будто рассматривала под лупой.
А я лихорадочно прокручивал в голове очередные отмазки. Блин, надо еще за дорогой как-то следить умудряться. Я сжал руль вспотевшими ладонями и сглотнул.
— Поехали в гостиницу, пообедаем, там в ресторане и поговорим, — неожиданно предложила Света.
Сказала она это мягко и ненавязчиво, но почему мне показалось, что меня вызывают на допрос?
— Это можно, — кивнул я, не желая отказываться и забиваться в угол. — Ресторан там очень приличный. Особенно лапша с фрикадельками мне нравится. А тебе?
— Лапша? — Света улыбнулась. — Ну-ну...
* * *
В обеденное время ресторан почти пустовал. Мы устроились в уголке, за дальний столик. Пухлый усатый официант, обрадовавшись завсегдатаям, которые раньше на чаевые никогда не жались, расплылся в улыбке Чеширского кота.
Трапезу, впрочем, мы заказали тривиальную, чтобы не ждать гуся в духовке.
— Что будете пить? — пухляш так просто не отстал, знал, что трезвый посетитель не обладает должной широтой души, скуп на чаевые и вообще выглядит другим человеком.
Но я-то сразу его просек. Говорят, и водку создали лишь для того, чтобы русские не правили миром.
Я раскрыл рот, чтобы заказать чай с шиповником, но Света меня опередила:
— Я бы вина выпила. Красного. Принесите, пожалуйста, вот это, например. «Бастардо».
— Прекрасный выбор, крымское марочное вино, — по-лакейски склонился официант. — Бокала два принести? — официант вопросительно на меня уставился.
Белый день на дворе, а Света решила винца испробовать. И это в рабочее время. На нее это совсем не похоже. Что ж... Сгорел сарай — гори и хата.
— Два бокала, — кивнул я. — После сегодняшних событий мне бы тоже не помешало пару бокальчиков вина употребить.
Горохову скажем, что со свидетельницей долго работали. И на работу сегодня не вернёмся. Никита Егорович, безусловно, поверит, ведь репутация у нас, как у Верховного Понтифика. Как говорили в одном фильме, давно пора ее немного испортить.
В полутемном зале с занавешенными окнами вместо вечернего ВИА песни вещали веговские динамики.
— За что выпьем? — после того, как официант наполнил бокал, Света подняла его первым.
Сделала это как-то торжественно, будто действительно повод был.
Вот хитрюга, хочет меня напоить и все выведать. Я немного замешкался, но отогнал от себя эту дрянную мысль. Не такого же плохого мнения я о Свете?
— За успех в раскрытии нашего очередного дела, — дежурно продекламировал я.
— Не-е... — Психологиня поморщилась, — давай за тебя.
— С чего это вдруг?
— Так хочу.
— Это после того, что бабка наговорила?
— Да нет. Просто мои догадки подтвердились, — загадочно улыбнулась она. — Ну, если не хочешь ничего рассказывать, я не настаиваю.
Моя душа кричала: «Хочу, хочу рассказывать!», а осторожность и чуйка опера брюзжала: «Ни за что на свете!».
Я прочистил горло.
— Как-то неудобно мне за себя пить, вроде, не юбилей приключился. Только летом четвертак стукнет. Давай тогда лучше за нас. Успешных и красивых.
Дзинь. Мы отпили вина из пузатых длинноногих бокалов.
— Ты считаешь меня красивой? — в глазах Светы блеснул огонек.
— Все так считают, — я опустил глаза в тарелку, ища кусок селедки в наваленной «шубе».
Очень важное занятие, своевременно селедкой вино закусить.
— Спасибо.
— Это не комплимент, это факт, — поморщился я, хрумкая сельдью, для вина она подходит так же, как калоши для папуаса.
— А муж этого не ценит, — на лице Светы промелькнула еле уловимая тень обиды.
— Ну и дурак, — я подлил нам еще вина. — С нашей работой вообще жен и мужей иметь противопоказано.
Света вздохнула:
— Ты мысли мои читаешь, не клеится у нас что-то в семье.
Мое сердце приятно екнуло.
— Ты не переживай, разведешься, нового найдешь, или решишь, что одной лучше. Я вот один — и ничего.
Света бросила на меня укоризненный взгляд:
— Нового найдешь? У тебя все так просто, Петров?
— А что заморачиваться? Сама же согласилась, что работа превыше всего.
— Но... Это же неправильно.
— Согласен, — я вдруг вспомнил слова сегодняшней провидицы и на некоторое время, задумавшись, будто отключился от действительности.
Неужели я делаю что-то не так? Ловлю маньяков и отъявленных преступников, используя знания и навыки из будущего, продвигаюсь по карьерной лестнице. Да и не только.
Олежке вон помог. Вроде человеком становится. Его приемные родители оказались отличной семьей для мальчика. Вырос он уже, в этом году семнадцать стукнуло. Собрался поступать в мединститут. Ну, и правильно. Нельзя ему в ментовку. Довела его тогда система, что он собственного друга убил. А так, глядишь, врачом станет. В девяностых подскажу ему, чтобы частную клинику открыл. Будет первым, на волне и в жизни нормально устроиться сможет. Не повторит ошибок прошлого. И никого не убьет... Ведь так?
«Кто тебе ближе всех?» — шелестело у меня в голове.
— О чем думаешь?