Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

Стрелка, между тем, подходила к восьми часам.

— Скоро уже… вот сейчас… — невольно прошептал Юрий Михайлович и посмотрел на кучу людей, работающих вокруг головного танка на первом конвейере.

Люди работали почти бесшумно, и в скупости движений каждого из них видна была крепкая и стройная согласованность действий и манеры работать. Чем ближе к восьми подвигалась стрелка, тем ревнивее Юрий Михайлович следил за каждым жестом, поворотом голов, рук сборщиков конвейера номер первый. Его связь с ними была такой же глубокой и требовательной, как кровная связь братьев между собой. Только успел он это подумать, как бригадир выпрямился, взмахнул рукой, пронзительно свистнул и последним отошел от танка. Часы показывали без двух восемь. Ворота распахнулись, и желтые солнечные снега вспыхнули навстречу белому корпусу танка. Ударили в колокол, и, словно разбуженный этим гулким звуком, танк тяжко вздрогнул и двинулся к выходу. На пороге он вздыбился и, высоко качнувшись, как сухопутный корабль, выкатился на снежную заводскую площадь.

— Восемь часов! Здорово наши ро́бят! — довольно выкрикнул Михаил Васильевич.

А танк уже развернулся и, взрывая гусеницами сухой, слежавшийся снег, прошелся по кругу.

— Восьмерку! Сделайте восьмерку! — крикнул Юрий Михайлович и почему-то хлопнул в ладоши.

С неожиданной легкостью машина повернулась своим многотонным бронированным телом и вывела на снегу два взрыхленных эллипса. Кругом захлопали и заставили еще раз повторить «восьмерку». Потом машина взревела и, будто не в силах долее сдерживать грозное свое нетерпение, опять вздыбилась — и пошла, пошла, понеслась вперед среди голубых снежных вихрей. Танк уже скрылся за поворотом и, наверное, уже пересекал ближайшие перелески и лога, а люди все смотрели вслед, словно еще видели его. Он грохотал где-то, удаляясь, потом залязгал неподалеку, и скоро его бронированная башня опять поднялась над придорожными сугробами.

— Идет, идет! — радостно закричали десятки голосов.

Танк серии «ЛС» конструкции Юрия Костромина начал свою жизнь.

Люди смотрели на белую броневую башню, на белые дула орудий, на гусеницы, на широкие борта, над ними, смотрели и жмурились от солнца и, улыбаясь, кивали мчащейся машине, как живому существу. В каждом человеке, стоящем здесь, жила та сила, что создала этого рвущегося вперед стального мстителя. Это была не только сила разума и трудового мастерства, но и сила сопротивления. Сквозь кровь, сквозь ужасы воспоминаний и страданий тех, кто, лишившись дома, попал сюда, в северные уральские леса, сквозь горе и потери, поражающие сердце повсеместно, пробилась, встала во весь свой исполинский рост эта всенародная сила сопротивления нашествию, разрушению, черной тьме насилия. Она была одновременно юная, пылающая жаркой кровью, как румянец девушки, она была и древняя, исконная сила, как русские просторы и певучая русская речь. Ею же, этой неиссякаемой, гибкой, веселой, как русская сметка, силой, казалось, кипел сам голубой морозный воздух, в котором звонко раздавались голоса, разговоры и перекрестные шутки.

Белая могучая машина возвращалась уже после десятого круга. Иван Степанович Лосев, вдоволь насмотревшись, направился наконец домой.

— Хороша получилась штучка! — кивая в сторону опять умчавшегося танка, сказал он Пермякову. — Крепко, насмерть достанется от нее фашистской мрази, узнает, чем дальше, тем круче, какая она есть, Россия-то наша!..

Десятого марта 1942 года, за пять дней до назначенного Наркоматом Обороны срока, первый состав лесогорских танков отправился на фронт.

Время было под вечер. Весь день таяло, светило солнце, и предвесенний свет и тепло еще бродили в воздухе и ликовали в зарумянившемся, подернутом хрустальной пленкой высоком небе.

Уже все напутственные слова были сказаны, и машинист в боевой готовности смотрел из окна.

— Ну! — сказал Михаил Васильевич. — Все готово. Езжайте!

Поезд тронулся.

— Счастливый путь!

Полетели в воздух шапки, замелькали руки. Оркестр грянул «Ворошиловский марш».

Таня с Сергеем стояли на площадке головного вагона, а за ними тянулись десятки открытых платформ, где под брезентами стояли новые танки. Они стояли, будто напрягшись своими стальными телами, мощные средние танки «ЛС». Дула их пушек, как руки, занесенные для беспощадного удара мести, были направлены на запад, где кровавым пожаром заходило солнце.

Когда поезд обогнул окраину поселка, около длинного двухэтажного здания детского комбината что-то весело засверкало, загорелось золотым полымем.

— Что это там? — всматриваясь, спросил Сергей.

— А! — засмеялась Таня. — Это, наверно, дедушка Тимофей-сундучник мастерит для ребят домик с золотой крышей!

Несколько пластин веселой сундучной жести, покрытые фольгой, разложенные на крыше сарайчика, сушились на ветерке. И было видно, как внизу мирно постукивал топором дедушка Тимофей и янтарно-желтые доски словно приплясывали в его быстрых, искусных руках. Ребячья толпа, пестрея красными, зелеными, желтыми шапочками, смотрела на его работу с восторженным интересом, жадно ожидая минуты, когда можно будет своими руками начать строить домик с золотой крышей.

Ребятишки подняли свои шапчонки, захлопали в ладоши, закричали звонкими голосами, как скворцы.

— Вот оно! Будущее! — сказал Сергей и ответно помахал им своей краснозвездной ушанкой.

Промелькнули последние домики слободки, и Лесогорский завод остался позади. Теперь поезд шел лесом. В глубине мохнатых елей уже сгущалась тьма, темнело небо. Грязносизая туча, наливаясь холодной тяжестью, ползла с запада. Резкий, мглистый воздух мчался навстречу. Над потускневшими снегами завилась лохматая поземка, мешаясь с клочьями рваного паровозного дыма. Небо спускалось все ниже, а леса так почернели, как будто свет никогда не проникал в их черную, плотную глушь.

И вдруг, пронизав мглу, по всей линии лесогорской ветки загорелись высокие огни фонарей. Убегая вперед, они разыскали среди туч несколько ранних звезд, которые взошли над расступившейся мглой. На снегу заиграли золотистые пятна, а среди черных стен леса прояснились могучие колонны высоких сосен. Небо поднималось понемногу, и, как бойцы следом за смельчаками, все шире и ярче рассыпались звезды. А огни, стремясь вперед, как гонцы света, вели фронтовой поезд все дальше на запад, где лесогорская ветка сливалась с великой магистралью.

Ноябрь 1941 — сентябрь 1943 г.

Свердловск — Москва

РАЗБЕГ

Роман

«Я думаю, что никакая другая страна и никакая другая армия не могла бы выдержать подобный натиск озверелых банд немецко-фашистских разбойников и их союзников. Только наша Советская страна, и только наша Красная Армия способны выдержать такой натиск. И не только выдержать, но и преодолеть его».

И. СТАЛИН (Доклад на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями г. Москвы 6 ноября 1942 года.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЕСЕННИЙ ШУМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ВСТРЕЧА

Сталевар Александр Нечпорук только хотел повернуть за угол и выйти на шоссе к заводу, как вдруг, пораженный, остановился: знакомый, под облупившейся охрой, забор углового дома исчез под пышными облаками… яблоневого цвета!.. Белые, охваченные нежным, как первая дрожь зари, розовым пламенем, плыли над землей яблоневые цветы. От яблонь на сталевара пахнуло буйной волей детства, восторгами первых вешних дней, когда на родном его Дону каждая пядь земли благоухает и радует человека. Правда, в родной деревне и в заводском поселке под Ростовом яблони зацветали гораздо раньше, и тогда все тонуло в белой кипени садов, а здесь только на углу Речной улицы красовался яблоневый сад лесогорского садовода Степана Даниловича Невьянцева. Но тем неожиданнее и дороже было Нечпоруку открыть эту красу среди уральских лохматых тополей, берез, палисадников и высоких ворот с резьбой и навесами. Еще вчера улица жила своей небогатой весной, а сейчас Нечпорук смотрел и не мог насмотреться на это поразительное цветение, — и подумать только, где: на Урале, среди угрюмых лесов, на берегу холодной речонки Тапыни!

Нечпорук тряхнул своим цыганским чубом, почувствовав, что белый цветок яблони запутался в его черных кудрях. Осторожно шевеля смуглыми пальцами, сталевар снял с головы цветок на тонкой ножке и положил его на ладонь.

Тут он заметил, что не один любуется цветущим садом. Рядом с Нечпоруком остановился приземистый сероглазый паренек в черной шинельке, в черной фуражке с синим кантом.