Читать интересную книгу "Забава для избранных - Алексей Викторович Макеев"

class="p1">– Он самый. С кем говорю?

– Это Никита Владимирович Федоров. Вы с коллегой вчера приходили ко мне, спрашивали про моего двоюродного брата Виктора Шилина.

– Все верно. Что-то случилось?

– Нет, все в порядке. Мы можем встретиться и поговорить?

– Конечно. Сможете подъехать или подойти к нам?

– Да, смогу. Во сколько?

– Как вам удобно. Пишите адрес.

Сыщик продиктовал адрес управления, напомнил про необходимость иметь при себе паспорт и нажал на кнопку отбоя.

– Федоров, – даже не спросил, а сказал Стас.

– Он самый. Скоро пожалует в гости.

– Быстрее, чем мы думали.

– Так даже лучше. Ох, Стас, чую, мы сегодня кое-что интересное услышим.

– Может, даже много интересного.

– Много не много, но хотя бы одно точно.

Федоров не заставил себя долго ждать. Сегодня учитель выглядел каким-то потрепанным и измученным – под глазами лежали темные тени, он шел медленно, будто сильно устал или был болен.

– Никита Владимирович, с вами все в порядке? – покосился на него Лев Иванович.

– Все в порядке, – эхом повторил за ним мужчина. – Просто плохо спал этой ночью.

«Или вообще не спал», – подумал про себя Гуров, а вслух спросил:

– Может, хотите чаю покрепче? Или кофе?

– Нет-нет, спасибо, – покачал головой Федоров. – Я действительно в порядке.

– Так о чем вы хотели поговорить? – задал вопрос Станислав.

Посетитель вздохнул.

– О том, о чем надо было, наверное, сказать вчера, – ответил он.

– И о чем же вы вчера умолчали?

Учитель сделал паузу.

– Вы вчера спросили, – начал он, – о причине моей размолвки с двоюродным братом. Я сказал, что он якобы украл мои деньги. Я соврал вам.

– Мы уже догадались, – кивнул сыщик. – Но не виним вас за это. Наверно, настоящая причина была куда хуже банального воровства, не так ли?

– Все верно. Просто я очень долго думал, знаете ли… И много лет держал это в себе. Но вчера, после разговора с вами, я понял, что скрывать это уже не имеет смысла.

– Так что же произошло?

– Мой двоюродный брат Виктор Шилин убил человека.

Друзья переглянулись.

– Это неудивительно, – осторожно заметил Крячко. – Мы же вам сказали, что Шилин, скорее всего, причастен еще к нескольким убийствам.

– Я не закончил. Он сделал это на моих глазах.

– Вот как. – Лев Иванович покачал головой. – Удивительно, как он вас тоже не убил вслед за жертвой.

– Как ненужного свидетеля, – добавил Стас.

– У меня была одно время такая мысль, – признался Федоров. – Но Виктор никаких шагов не предпринимал, и я успокоился на этот счет. Просто жил много лет с осознанием того, что мой двоюродный брат и самый лучший на свете друг, по сути, жадный убийца, идущий по чужим головам, напяливший корону на собственную и непогрешимо уверенный в собственной безнаказанности.

– Кого же он убил? – спросил Стас.

– Девушку.

– Вы ее знали?

– Не близко. Был знаком. Виктор однажды представил мне ее как свою подружку. Ее звали Настя. А потом… – Собеседник покачал головой.

– Когда это случилось? Тогда, семь лет назад?

– Да. Я до сих пор помню дату: двадцать седьмое мая. Это была суббота.

– Как все произошло? – поинтересовался Гуров, но тут же оговорился: – Если хотите, самые жуткие подробности можете пропустить или как-то смягчить. Мы поймем.

– Нет. Не буду скрывать, меня до сих пор передергивает от ужаса, когда я это вспоминаю, но, когда я вам сказал про убийство, мне как-то…

– Полегчало, – подсказал сыщик.

– Да, пожалуй. Поэтому я расскажу.

Лев Иванович подмигнул Станиславу, который сидел сбоку от Федорова, и тот включил диктофон на телефоне, а затем положил аппарат поближе к краю стола и, соответственно, к учителю.

– Я тогда возвращался домой, – пояснил мужчина. – У меня тоже завязались отношения с одной девушкой, и я шел от нее. Уже была ночь. Часов у меня не было, но примерно часа три, может, больше. И я услышал знакомый голос. Это был Виктор. Я как раз повернул в ту сторону, откуда его голос доносился, и увидел, что он стоит возле дома, с неосвещенной стороны, и разговаривает с кем-то. Я сначала не разглядел, а потом понял, что это Настя. О чем они говорили, я толком не разобрал, но потом увидел, как девушка отошла чуть в сторону, ближе к свету. А потом Виктор напал на нее. Обхватил за шею и начал душить. Я тогда будто в столб превратился. Не мог ни рукой, ни ногой пошевелить. Меня в буквальном смысле почти парализовало от ужаса. Когда… – Федоров все же запнулся. – Когда все было кончено, Виктор оттащил Настю подальше, в темноту, и я услышал, как упало ее тело. А потом мой двоюродный брат обернулся и увидел меня. Он понял, что я видел все, что произошло. Я тогда подумал, что он и на меня набросится, но Виктор лишь молча посмотрел на меня, потом закурил, развернулся и ушел. А я стоял еще не знаю сколько. Потом только немного пришел в себя и тоже пошел домой. Уж не помню, как до дома дошел, – перед глазами все время стояла та жуткая картина. Я даже не спал тогда и потом еще два дня был как в тумане. А эта сцена мне долго снилась в кошмарах.

– Да, сочувствую, что вам пришлось такое пережить, – искренне сказал Гуров. Он как никто понимал, что на подобное все люди реагируют по-разному. Кто-то успокоится на следующий день, а кто-то полгода спать не будет.

Учитель кивнул.

– А вы с Шилиным это не обсуждали потом? – поинтересовался Крячко.

– Обсуждали. На следующий день он пришел ко мне поговорить об этом. По сути, тогда это была наша последняя встреча.

– Он вам угрожал?

– Как сказать… Не то чтобы угрожал, но… – Мужчина покачал головой. – Он сказал, что все это могут на меня свалить. Вы сказали, что он депутат сейчас. Это как раз его место. У Виктора всегда язык был подвешен.

– И он вас тогда убедил, что обвинить в убийстве этой Насти могут вас?

– Тогда – да. Но я еще был напуган и поверил ему.

– И это заставило вас разорвать отношения с родственником.

– Не только это, – возразил Федоров. – Не его запугивания были главной причиной.

– А что?

– Хотя бы то, как он говорил он об этом. Виктор был абсолютно уверен в собственной безнаказанности. А о Насте выразился в стиле, мол, «да и черт с ней, пустая, глупая девица, туда ей и дорога». С таким, знаете, то ли презрением, то ли пренебрежением. И тогда я понял, что мой лучший друг – вовсе не тот, кем я считал его много лет. Что это даже и не друг,