Я имел о Вас косвенные сведения, что Вы, слава богу, здоровы. Дай бог Вам, дорогой, милый друг мой, всяческого благополучия!!!
Весь октябрь я проведу в Москве, весь ноябрь - в Петербурге.
Всем Вашим усердно кланяюсь.
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
480. Мекк - Чайковскому
Chateau Belair,
2/14 октября 1889 г.
Дорогой, несравненный друг мой! Я решительно не помню, писала ли я Вам уже из Belair или нет еще, а это потому, что по случаю моих именин мне пришлось так много написать писем в ответ на поздравления, что я и перепуталась.
С величайшим удовольствием слушаю я из газет сообщения о Ваших триумфах, милый друг мой. Я радуюсь вдвойне: и тому, что Вы оценены, и тому, что русская публика умеет, наконец, ценить свое. А я здесь, в своем доме, в своем отчуждении от мира наслаждаюсь столько, сколько вся московская публика в совокупности, Вашими произведениями, дорогой мой. Теперь у меня гостит Соня, и вот мне играют в четыре руки Ваши сочинения, и она поет Ваши романсы, а обе они - дуэт из “Евгения Онегина”. У Сони чудный голос, только надо бы поучиться, а они теперь живут в деревне и не у кого брать уроки.
Я с удовольствием нахожусь в своем милом Belair, впрочем, милом потому только, что он свой, а то жизнь здесь очень скучна, не то что в Германии, в моем любимом Wiesbaden. Я с большим сожалением оставила его, но ко мне должна была приехать Соня из Парижа, а это подогнало мой отъезд из Висбаден. Погода у нас очень дождливая, хотя и теплая, а из Ниццы мне пишут, что там отличная погода, поэтому я, вероятно, через месяц уеду в Ниццу. У меня теперь несколько больше жизни, а в Wiesbaden мы жили только втроем, так даже страшно. Я не привыкла к такому малому персоналу, а в нынешнем году я не взяла ни доктора, ни музыкантов, потому что прошлогодние истории меня уж очень напугали.
Сейчас, писавши, я вспомнила, что Вы, быть может, уже переехали в Москву, а так как мне неизвестен Ваш московский адрес, то я и посылаю это письмо на имя Юргенсона; надеюсь, что Вы его получите, но всё-таки прошу, дорогой мой, сообщить мне Ваш московский адрес. Мне прошу адресовать теперь в Belair, а о перемене я сообщу в свое время. Вы никогда не беспокоитесь, дорогой мой, о Ваших письмах ко мне; у меня это так организовано, что я всегда получаю письма из всех мест, куда они адресованы. Будьте здоровы, несравненный мой. Крепко жму Вам руку. Всею душою безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
481. Чайковский - Мекк
Москва,
12 октября 1889 г.
Пречистенка, Троицкий переулок, № 6.
Милый, дорогой друг мой!
Вскоре после отправки к Вам моего последнего письма я получил Ваше, и премного был им обрадован. Хоть Вы ничего не пишете о том, как себя чувствуете, но я по почерку писем Ваших всегда угадываю (по крайней мере, мне так кажется), в каком Вы были состоянии здоровья, когда их писали. Судя по почерку последнего письма, Вы отлично себя чувствуете, и дай бог, чтобы я ни на волос не ошибался. Радуюсь, что Вы у себя дома, и завидую Вам. По натуре своей я очень, очень, очень склонен к тому образу жизни, который Вы ведете, т. е., подобно Вам, я пламенно желал бы жить в постоянном отчуждении от людской толпы, но обстоятельства жизни моей в последние годы складываются так, что я живу поневоле совершенно не так, как бы хотелось. Дело в том, что я считаю долгом, пока есть силы, бороться с своей судьбой, не удаляться от людей, а действовать у них на виду, пока им этого хочется. Так например, по отношению к Московскому музыкальному обществу я не могу не сознавать, что приношу ему большую пользу, продолжая быть директором и принимая в делах его деятельное участие. И бог знает, когда еще настанет время, что без вреда для столь близкого мне учреждения можно будет удалиться!
Теперь у нас идет деятельное приготовление к концертам Муз[ыкального] общ[ества]. Мы переживаем очень интересный кризис. Московская публика охладела к Муз[ыкальному] общ[еству], число членов с каждым годом уменьшается, и нужно было обставить наши нынешние концерты так, чтобы публика снова хлынула к нам. Этого мы надеемся добиться, и если предстоящий сезон будет удачный, то я буду очень гордиться, ибо я выдумал и посредством личных и письменных сношений устроил, что в каждом концерте появится авторитетный капельмейстер. Это придаст этим концертам исключительный, небывалый интерес.
Но, боже мой, сколько мне придется работать и действовать в течение этой зимы!!! Прихожу в ужас при одной мысли о всем, что мне предстоит и здесь и в Петербурге. Зато, тотчас по окончании сезона, отправлюсь для отдыха в Италию, которую не видел с 1882 г.
Дай бог Вам здоровья и всяческого благополучия, дорогой друг мой!!!
Беспредельно преданный
П. Чайковский.
Юлии Карловне и Владиславу] Альбертовичу усердно кланяюсь.
482. Мекк - Чайковскому
Chateau Belair,
14/26 ноября 1889 г.
Милый, дорогой друг мой! Давно я не писала Вам, по мое здоровье сделалось так дурно, головные боли почти совсем не оставляют меня, так что я часто по целым неделям собираюсь написать несколько слов о каком-нибудь деле, и всё-таки кончается тем, что продиктую Юле то, что надо написать, а сама не в состоянии. Теперь, к тому же, я нахожусь в самом тяжелом, удрученном нравственном состоянии; на этот раз дело идет о моем материальном состоянии. Вы знаете, дорогой мой, что мои средства и все состояния моих детей заключаются в акциях Рязанской железной дороги, и в настоящее время министр так притесняет все частные и, в особенности, хорошие железные дороги, что нам предстоит лишиться своих доходов, т. е., иными словами, лишиться своего состояния. Для меня это тем более ужасно, что мои дети лишаются средств к жизни, и я не могу придти им на помощь, потому что сама их теряю, а в мои лета и с моим разбитым здоровьем слишком тяжело терпеть лишения. И вот это ожидание, это положение удручает меня до изнеможения, до отчаяния. Я пробыла три недели в Ницце и купила там дачу, потому что еще не знала всей безнадежности своего положения, и теперь эта покупка, хотя она и была для меня предметом желаний нескольких лет, теперь не радует меня, напротив, пугает при предстоящей перемене моего материального положения.
Погода здесь отвратительная; я простудилась, не выхожу из комнаты, а мне очень трудно жить без воздуха. На днях у меня был сын Володя, но на этот раз даже и его приезд не доставил мне того утешения и успокоения, какое доставляет всегда, потому что от него я узнала в точности всё то, что с нами творят. В Ницце вместе со мною была и Соня; она очень часто пела для меня, и это было для меня большое наслаждение. Теперь она уехала в Рим.
Простите, дорогой мой, что больше не пишу, голова совсем готова разболеться и на душе невыносимо тяжело. Простите еще раз за эти стоны и жалобы; я понимаю, что их очень скучно слушать, но, знаете, по поговорке: у кого что болит, тот о том и говорит. Будьте здоровы, мой милый, несравненный друг, и простите мне, что так редко пишу. Всею душою безгранично любящая Вас
H. ф.-Мекк.
483. Чайковский - Мекк
Москва,
22 ноября 1889 г.
Пречистенка, Троицкий переулок, № 6.
Милый, дорогой друг мой!
Сегодня приехал из Петербурга и нашел здесь письмо Ваше. Очень печально, что Вас беспокоит теперь страх за будущее Ваше ц детей Ваших, и ужасно жаль Вас, милый друг мой! Но я всё еще надеюсь, что дела Ваши устроятся и что Вы слишком напуганы известиями о враждебности министра к Вашей железной дороге. Дай бог, чтобы Вы вскоре получили успокоительные известия! Я понимаю, как Вам будет тяжело, если средства Ваши уменьшатся; Вам нужно богатство, и Вы едва ли не единственный из всех мне известных богачей, которые заслуживают его, которым оно необходимо, для которых судьба была бы слишком несправедлива, если бы она отняла его от Вас. Буду ласкать себя надеждой, что дела Ваши не так безнадежны, как Вам в эту минуту кажется.