Недостаточно только констатировать существование трений во взаимоотношениях Власова с нацистами, надо проанализировать и причины, обусловившие эти трения. Однако для того, чтобы проанализировать все сложности взаимоотношений Власова с немцами, совсем не обязательно возводить его в чин генерала ГРУ.
И насчет разноречивости показаний удивляться не надо.
Лидеры РОА и КОНРа по многим позициям расходились во взглядах, когда только создавались КОНР и РОА, и оценки ими минувших событий просто не могли не различаться.
Кроме того, все они пришли в КОНР с легендами, сочиненными про себя ими самими или сотрудниками «Вермахт пропаганды», и это не могло не запутывать показания.
— Почему, — риторически спрашивает Филатов, — следствие не прояснило все до конца, не распутало противоречий?
Ну, если бы следствие действительно поставило своей задачей распутать все противоречия, оно, наверное, продолжалось бы до нынешних пор.
— Почему всем вынесли смертный приговор? — не унимается генерал.
Вот это уж воистину всем вопросам вопрос. Задать его может только человек, совершенно лишенный чувства времени.
Вот если бы в 1946 году оправдали какого-либо немецкого пособника, это было бы дивно. Тогда действительно стоило бы подумать, кто же он — этот человек.
Опровергать доводы Виктора Филатова так легко, что в результате, сами эти опровержения теряют всякую значимость.
Это как с тополиным пухом. Ничего не стоит смахнуть его со скамейки, но, покружившись, пух осядет вновь.
У Филатова в книге и не аргументы, а так — темперамент, динамика, накат.
Слова сцепляются в его рассуждениях друг с другом, как тополиные пушинки, затягивая сознание читателя.
Филатов, как правило, и не аргументирует, и не доказывает ничего. Факты мелькают в его руках, не сцепленные никакой логической связью, подобно картам в руках шулера.
Нужные комбинации возникают, потому что банкомет успевает подсунуть нужную карту. Мы уже иллюстрировали это примером «анализа» Виктором Филатовым разговора генерала Власова с Эренбургом.
Можно привести и другие примеры.
Отметим при этом, что, как и положено при такой игре, генерал Филатов сохраняет невозмутимый вид человека, посвященного во все тайны спецслужб, неведомые обыкновенным смертным.
«В штабе Ленинградского военного округа Власов в должности „пом. начальника 1-го сектора 2-го отдела“. Вдруг с пом. начальника отдела боевой подготовки его перебрасывают „начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела ЛенВО“. А это что такое? При чем тут отдел боевой подготовки округа и курсы военных переводчиков? Читать это надо так: полтора года Власов был слушателем этих самых курсов разведывательного отдела ЛенВО, на которых он полтора года изучал в том числе и какой-то из иностранных языков. Может быть, немецкий? Но самое элементарное состоит в том, что преподавать, а тем более быть „начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела“ такого, по тем временам стратегически важного военного округа, как ЛенВО, мог только в высшей степени классный разведчик» [66].
Как мы видим, Виктор Филатов ненавязчиво намекает здесь, что он-то уж знает, как и что надо читать.
Полтора года Власов был, по его мнению, не начальником курсов военных переводчиков, а
слушателем этих курсов. Язык изучал. Может быть, немецкий? Но почему после этого Власов никак не обнаружил знания немецкого языка, Филатов не объясняет, как не объясняет и того, почему надобно читать анкету Власова именно так, а не иначе.
Но согласимся… Прочитаем, как предлагает нам господин Филатов…
«Самое элементарное», — говорит Филатов и объясняет, что только высококлассный разведчик мог быть начальником учебного отдела курсов военных переводчиков.
Опять-таки, допустим, что это так, хотя это совсем не элементарно и не очевидно. Но ведь Филатов только что объяснял нам, как «надо читать», и по его прочтению выходило, что Власов был только слушателем на курсах. И вдруг, без всякого перехода, Власов становится начальником и, следовательно (по Филатову: элементарно), высококлассным разведчиком.
А чего стоят рассуждения Филатова о псевдониме, под которым работал Власов в Китае?
«В Москве же, до выезда в Китай, Власову была определена кличка — „Волков“. Интересно, какую кличку носил Власов, когда он уже работал в Берлине? Я думаю, ту же — „Волков“. Почему? В разведке ничего не берется с потолка. „Волков“ — Волк. Кличка разведчика — это спрессованная в одно слово, выраженная одним словом суть его, главное в нем, отличное от других. Кличка разведчика равна смыслу слова „человек“, „зверь“, „пресмыкающееся“. Кличку в разведке может тебе дать твое руководство, и это будет его, спрессованное в одно слово видение тебя — ты одним словом. Но кличку себе может предложить и сам разведчик, и это будет видение себя, спрессованное в одно — ты одним словом. Как в деревне, там кличка — твой рентгеновский снимок на всеобщем обозрении. Кличка в разведке — это всегда глубоко закодированная информация о конкретном человеке. Так какая биография или, может, автобиография Власова закодирована кличкой „Волков“? Где ключ к шифру? Может, в слове „Волк“?» <.. >
Итак, товарищ Волковласов?
«… Туловище у всех представителей семейства удлиненное, покоящееся на стройных, высоких или сравнительно коротких ногах (Андрей Власов был прекрасно сложен, с длинными ногами, росту 1,96 см. — В. Ф.). Представители семейства распространены по всем материкам и населяют все ландшафты, от арктических тундр и тайги до степей, пустынь и гор. Особенно многочисленны в открытых местностях. Ведут одиночно-семейный или групповой образ жизни. Деятельны круглый год. В большинстве случаев они моногамны. (О жене Андрея Анне будет у нас разговор. Андрей, как истинный „Волк“, был „моногамен“. — В. Ф.) Внешний облик волка свидетельствует о его мощи и отличной приспособленности к неутомимому бегу, преследованию и нападению на своих жертв. Волк отличается большой экологической пластичностью. Он живет в самых разнообразных ландшафтах. Для волков типичен семейный образ жизни» [67].
И так далее, и тому подобное, на многих страницах.
Это уже — клиника.
С подобной «аргументацией» надо разбираться, пользуясь пособием по психиатрии.
И все-таки трудно удержаться и не привести главного «аргумента» Филатова, его, так сказать, «коронного» доказательства.
«Юлиан Семенов был писатель, он писал не портретный очерк, а роман, и был прав совершенно. Но главный аргумент его этот: „Наша разведка знала все, что делается в Берлине? Знала. Ведь мы же узнали о сепаратных переговорах американца Даллеса с генералом СС Вольфом? Узнали. Даже обнародовали сразу же в прессе и на радио. Значит, был у нас там такой источник информации? Был. А какой он был конкретно — я тебе нарисовал в образе моего Штирлица. Есть вопросы?“ У меня вопросов к Юлиану Семенову не было, потому что он как писатель и тут был прав. Сегодня я, может быть, предложил бы ему в прототипы „нашего человека“ в высших эшелонах власти в Берлине Андрея Андреевича Власова, кстати, „фанатично преданного идее сепаратного соглашения немцев с американцами“. Он прямо купался в этой идее. Только по чьему заданию? Зачем? Чтобы держать под своим контролем действия немцев в направлении сговора американцев с немцами у нас за спиной?
Позарез требовался нам «свой человек» в Берлине — в вермахте и в СС, в гестапо и в канцелярии Гитлера. Выбор пал на Власова. Почему? Во-первых, изъян в автобиографии — окончил духовное училище, учился в духовной семинарии, а это значит, притесняем большевиками, изгой, то есть заклятый враг большевиков. Во-вторых, более 10 лет сидел в одном и том же полку — значит, затираем большевиками. В-третьих, служил в штабах, да еще в отделах боевой подготовки в двух самых важных для немцев наших военных округах. Заполучить такого офицера — мечта каждой разведки» [68].
Не будем даже спрашивать, как это Власов держал под своим контролем действия немцев, когда это он был «фанатично преданным идее сепаратного соглашения немцев с американцами»?
Тут интереснее другое.
Мы здесь сталкиваемся с совершенно немыслимой для здорового человека логикой.
Если нам был нужен «свой человек», значит, это Власов и был.
Доказательства излишни. Главное, что Власов, по соображениям Филатова, подходит на эту роль.
Разумеется, можно было бы и не анализировать столь подробно эти идеи, если бы они не были знамением нашего времени, если бы за ними не стояла вполне конкретная угроза духовному здоровью нации.
Только в обществе, где разрушаются нравственные устои, где история становится способом сведения счетов и достижения политических целей, мог случиться рецидив патриотической шизофрении, преобразивший Иосифа Сталина в великого русского патриота.