моего мужа?
– Я не знаю, Пертинакс не посвящал меня ни в какие детали, – отозвался Мессала. – Наверное, Клавдий Помпеян что-то знает. С ним почти каждый день совещается Пертинакс. Они составляют какие-то списки.
– Уж не списки ли на расправу? – спросила, тревожась, Скантилла.
– Нет, в этом ты можешь быть спокойна, Пертинакс не собирается править, как Коммод. Кстати, спроси у консула, может, он знает какие-то подробности.
Однако консул Фалькон, выходивший из экседры по малой нужде, вернувшись, ничего не прояснил для Манлии Скантиллы. Говоря об императоре, он с неприязнью отметил, что Пертинакс, скорее всего, не доверяет консулам, а если бы доверял, то обсуждал бы с ними реформы, и тогда бы не совершал ошибок, например, таких, как закон о преторах, сохранение введенных Коммодом дополнительных налогов.
Дидий Юлиан, отправивший Плавтиана на отдых, со своей вечной угодливой улыбкой извинился перед гостями за неприятный инцидент и объявил, что развлечения продолжатся.
Но прежде он отвел в сторону жену и строго спросил:
– Что у тебя дальше по плану? Ты видишь, как сейчас все обернулось! Не хотелось бы, что б у гостей осталось о сегодняшнем вечере неприятное впечатление. Его необходимо немедленно развеять.
– Ты сам позвал Плавтиана, хотя знал его взгляды. Он не сдержан на язык! Удивительно, как это он так долго еще терпел, я уж подумала, он в самом начале начнет нести свой бред!
– Ладно, теперь уже поздно об этом говорить. Так что ты задумала?
– Ну, сейчас, после боя римлянина с варварами, я бы хотела, чтобы выступил наш раб-певец. Он в песне расскажет о том, что существовало письмо Марка Аврелия, в котором он хотел бы, чтобы ты после его смерти возглавил империю.
– Что? – не веря своим ушам, возмутился Дидий Юлиан. – Манлия, ты совсем дура? Да меня поднимут на смех! Вот зря я тебе доверился! Стихи о войне, выступления гладиаторов – еще куда ни шло, но это?! Кто тебя надоумил про письмо, которого не было? Да и быть не могло!
– Пусть не было! – отстаивала свое Манлия Скантилла. – Но мы таким образом пустим слух, что оно было! И когда-нибудь этот слух поможет тебе занять трон!
– Все знают, что только Клавдию Помпеяну Марк Аврелий предлагал стать его преемником. Меня поднимут на смех. В сенате, на улицах надо мной будут смеяться. Смех – плохой помощник в восхождении на трон. В такую дешевую фальшивку никто не поверит. Хватит на сегодня с меня неприятностей. Раб не будет петь, запомни! Я запрещаю! Да и все эти стихи, песни – кому они сейчас нужны?! Люди хотят веселья! Мы будем пить! А если уж так нужен певец, то зачем сюда пришел Элий? Вот он и попоет.
Вернувшись к гостям, Дидий Юлиан попросил внимания и объявил, что недостаточно пить только фалернское вино. Пора устроить конкурс среди вин! Сорта греческих вин против римских! Всем гостям рабы разнесут по кубку каждого из вин, а потом то вино, которое понравится больше остальных, разопьют в неограниченном количестве.
– Дидий Юлиан, ты не боишься разориться? – воскликнул, смеясь, Мессала.
– Для таких замечательных людей мне ничего не жалко! – ответил Юлиан. – Пейте, мои дорогие гости! Вино дано нам богами! Пусть сегодня ненадолго здесь состоится празднование дионисий!
Гости заметно оживились. Все заняли свои места вокруг стола.
– А мы будем переодеваться в козлов, как это принято в Греции во время дионисий? – спросил уже совсем хмельной возничий Прокул. – Я родился на Крите, вырос в Аргосе, некоторое время жил на острове Кос. Я много раз участвовал в дионисиях! И утверждаю, что самыми лучшими сортами будут признаны вина с Коса, Крита и Хиоса!
– Только одно вино, Прокул! Только одно! – задорно напомнил ему Дидий Юлиан.
Ливия шепнула мужу, что ему надо стараться не пить каждое предложенное вино, а внимательно следить за гостями. Когда кто-то из них окажется совсем пьян, его можно будет разговорить. Александр кивнул жене и поцеловал ее. Фалернское кружило ему голову. Он чувствовал себя прекрасно! Это место за столом Дидия Юлиана казалось таким уютным и как будто специально созданным для него. Александр уже ловил на себе призывный взгляд двух девушек-сестер, пришедших сюда вместе со своим братом – молодым сенатором. Одна из них, глядя на него, уже потрогала свою грудь под низким вырезом туники. Всадник Луций Марин выпил с ним за здоровье императора, Анния Корнифиция осведомилась у него, как себя чувствует Пертинакс, и высказала пожелание встретиться с ним во дворце. Марин, ничуть не ревнуя Корнифицию из-за ее интереса к бывшему любовнику, обмолвился Александру, что он один из немногих, кто с радостью встретил решение императора о понижении в претуре тех, кто купил должность у Коммода. А еще Марин похвалился великолепной повозкой, приобретенной на распродаже вещей Коммода, и несколькими потрясающе дорогими ожерельями, которые теперь намерен подарить Аннии Корнифиции. Возничий Прокул интересовался у Александра, не знает ли он, когда Пертинакс возобновит бега в Большом цирке. На что Александр многозначительно отвечал, что император уже обдумывает новые празднества и уж в День Рождения Рима весь народ узнает, справедливо ли обвиняют его в скупости. Александр, конечно, врал, ведь он не знал ничего, но это было не важно. Он так или иначе находился в центре внимания патрициев и расценивал это как шаг к блестящему будущему. Под действием вина Александру все казалось просто. Еще немного – и он дознается, откуда пошел слух об убийстве Коммода, и в результате щедрость Пертинакса – дело решенное.
Если Александр все больше расслаблялся, то Ливия, наоборот, напрягалась. Вопреки обещанию, муж сразу же начал пить первый принесенный кубок – сладкое вино с острова Лесбос. Мессала не сводил с нее влюбленного взгляда, и когда она взяла со стола финик, он специально протянул руку, как будто бы тоже за фиником, и коснулся ее пальцев своими пальцами. Ливию словно обожгло.
– За восхитительным сладким и томным, как стихи Сафо, вином Лесбоса, дорогие гости, предлагаю вам терпкое, возможно, даже суровое, как нравы наших славных предков, массикское вино Кампании! – воскликнул Дидий Юлиан, и первым пригубил из кубка, поданного рабом.
Манлия Скантилла смотрела на попойку крайне неодобрительно. Сколько превосходного вина тратилось впустую! Завтра половина из гостей не будут помнить, что с ними было и, конечно, гостеприимность сенатора Юлиана также потонет в их помраченном сознании. Манлия потихоньку пыталась образумить мужа, но он только отмахивался от нее, а когда принесли цекубское вино, так и вовсе встал и за руку выпроводил ее из экседры. За матерью ушла Дидия Клара –