— Да слышала я, слышала, — перебила ее матушка и указала на толстую синюю навозную муху.
— Во всяком случае, нипочем не подумаешь, что в королевской спальне могут водиться мухи, — пробормотала нянюшка.
— Зато непременно подумаешь, что в ней должна быть кровать, — заметила матушка.
Каковой здесь не было. Однако здесь находилось нечто, крайне их заинтриговавшее, — большая круглая деревянная крышка диаметром около шести футов, лежащая на полу. С двух сторон у нее были удобные ручки.
Ведьмы обошли ее кругом. С крышки, угрожающе жужжа, поднялась целая туча мух.
— Вспоминается мне одна сказка… — протянула матушка.
— Мне тоже, — произнесла нянюшка Ягг голосом, несколько более пронзительным, чем обычно. — Насчет той девушки, которая вышла за одного парня, а он ей и говорит, можешь, мол, ходить по всему дворцу, только смотри не открывай вот эту дверь, а она, понятное дело, тут же туда сунулась и поняла, что он убил всех своих предыдущих…
Нянюшка замолкла.
Матушка Ветровоск задумчиво уставилась на крышку, поскребывая подбородок.
— Сама посуди, — наконец продолжила нянюшка, пытаясь, несмотря ни на что, рассуждать здраво. — Разве может там прятаться что-нибудь хуже того, что мы и так способны себе представить?
Обе ведьмы нагнулись и взялись за ручки.
Пять минут спустя матушка Ветровоск и нянюшка Ягг вышли из спальни дюка. Матушка тихонечко прикрыла дверь.
Они переглянулись.
— Ну и ну, — промолвила все еще бледная нянюшка.
— Да уж, — кивнула матушка. — Вот тебе и сказки!
— Доводилось мне слыхивать о таких… Ну, ты понимаешь, о людях вроде него, да только я не верила. Ужас! Интересно, как же он выглядит?
— Его внешний вид ничего тебе не даст, — возразила матушка.
— Ну хоть ясно, откуда все эти мухи, — сказала нянюшка Ягг.
Она в ужасе прикрыла рот ладонью.
— Ты только представь! Наша Маграт сейчас там, вместе с ним! — воскликнула она. — А ты ведь знаешь, что должно случиться. Они встретят друг друга и…
— Но там ведь кроме них сотни других людей, — ответила матушка. — Едва ли это можно назвать интимной обстановкой.
— Да, но стоит мне подумать о том, что он просто касается ее… По-моему, это все равно что…
— Слушай, как ты считаешь, Элла годится в принцессы? — неожиданно перебила ее матушка.
— Что? А, да. Возможно. Для заграниц. А что?
— А то, что здесь действует не одна сказка. Лили одновременно ведет сразу несколько сказок, — пояснила матушка. — Ты сама прикинь. Нет, одного прикосновения здесь недостаточно. Тут требуется поцелуй.
— Надо скорее попасть туда! — воскликнула нянюшка. — Нельзя это допустить! То есть, ты же меня знаешь, я не ханжа какая-нибудь, но… Ой!
— Эй, старуха! К тебе обращаются!
Ведьмы разом повернулись. На них надменно уставилась невысокая толстуха в красном платье и высоком седом парике. Лицо ее скрывалось под маской лисицы.
— Да? — огрызнулась матушка.
— Не «да», а «да, госпожа», — поправила толстуха. — Где ваши манеры? Ну-ка, немедленно отведите меня в дамскую комнату! Да что ты себе позволяешь!
Последнее восклицание относилось к нянюшке Ягг, которая обходила толстуху вокруг, критически разглядывая красное платье.
— У тебя двадцатый номер или двадцать второй? — осведомилась нянюшка.
— Что? Какая неслыханная дерзость!
Нянюшка задумчиво потерла подбородок.
— Даже и не знаю, — покачала головой она, — лично мне красные платья никогда не нравились. А синенького у тебя ничего не найдется?
Вспыльчивая женщина развернулась, чтобы огреть нянюшку веером, но тут ее по плечу похлопала чья-то костлявая рука.
Толстуха обернулась и увидела перед собой лицо матушки Ветровоск.
Когда она засыпала, ей вроде бы послышался какой-то далекий голос, говорящий: «Ага, похоже, налезло. Но только у нее вовсе не двадцатый номер. И честно говоря, будь у меня такая рожа, ни за что бы не надела красное…»
Леди Хотелия Д'Авалия наконец-то смогла блаженно расслабиться в святая святых дамской комнаты. Она сняла маску и выудила из недр декольте заблудившуюся мушку. Затем наклонилась и принялась крутить свой турнюр, стараясь его приспособить получше, — упражнение, представляющее собой самую нелепую женскую гимнастику на любом из миров, где умудрились изобрести такую штуку, как женский пояс.
Леди Хотелия Д'Авалия была не только прекрасно адаптирующимся паразитом, наподобие древесной плесени, но и женщиной поистине великосветской в полном смысле этого слова. Она посещала все без исключения благотворительные мероприятия, а также ставила себе в заслугу то, что знает имена почти всех своих слуг — разумеется, тех, что почище. А еще она, в общем-то, довольно хорошо относилась к животным и даже к детям, если, конечно, они были чистенькими и не шумели. Короче говоря, она совершенно не заслуживала того, что ее ожидало, а ожидала ее судьба, уготованная Матерью-Природой любой женщине, которая оказалась этим вечером в этой комнате и размеры которой подходили матушке Ветровоск.
Леди Хотелия вдруг почувствовала, что сзади к ней кто-то подходит.
— Премного извиняюсь, госпожа…
К ней обращалась невысокая отталкивающего вида женщина, явно происходящая из низшего сословия. На лице старой карги играла широкая заискивающая улыбка.
— Чего надо, старуха? — осведомилась леди Хотелия.
— Извиняюсь, — повторила нянюшка Ягг. — Моя подружка хотела перемолвиться с тобой словечком.
Леди Хотелия возмущенно оглянулась и… …Погрузилась в ледяное, голубоглазое, гипнотического забвение.
— А это что за штука такая?
— Это турнюр, Эсме.
— Страшно неудобный, вот что я тебе скажу. Такое чувство, будто за задницу кто-то лапает.
— А белое тебе к лицу.
— Ничего подобного. Настоящей ведьме идет только черное. В парике слишком жарко. И кому нужен целый фут волос на голове?
Матушка натянула маску. То была орлиная голова с белыми перьями, украшенными блестками.
Нянюшка наконец застегнула последнюю булавку, прячущуюся где-то под кринолином, и выпрямилась.
— Ты только посмотри на нас, — довольно произнесла она. — Особенно хороши эти перья у тебя в волосах.
— А вот тщеславной я никогда не была, — заявила матушка Ветровоск. — Сама же знаешь, Гита. Никто никогда не смог бы назвать меня тщеславной.
— Конечно нет, Эсме, — подтвердила нянюшка Ягг.
Матушка напоследок покрутилась перед зеркалом.
— Ладно. Итак, вы готовы, леди Ягг? — спросила она.
— Абсолютно готова. Пойдемте же, леди Ветровоск.
Танцевальный двор был запружен гостями. С колонн свисали украшения, но все они были черными с серебром — то есть основного цвета праздника мертвых. На балконе играл оркестр. Пары кружились в танце. Шум стоял неимоверный.
Официант, только что бывший официантом с целым подносом наполненных вином фужеров, вдруг обнаружил, что стал официантом без подноса. Оглядевшись и наконец опустив глаза, он заметил низенькую лису под огромным белым париком.
— Слетай-ка да принеси нам еще, — вежливо попросила нянюшка. — Ну как, видите ее, ваше ледство?
— Слишком много народу.
— А дюка хоть видишь?
— Откуда мне знать? Все ж в масках!
— Эй, это там не закуска случаем?
Многие из менее энергичных или более голодных представителей орлейской аристократии толпились возле длинного буфета. Внезапно сквозь них прокатилась некая волна, усердно работающая локтями и периодически монотонно журчащая что-то типа: «Ну-ка, подвинься… так, в сторонку… а ты сюда отойди».
Нянюшка проложила себе дорогу к столу и расчистила рядом с собой местечко для матушки Ветровоск.
— Нет, ты глянь, что за выбор, а! — воскликнула она. — Но цыплята в этих заграницах подкачали!
Она ухватила целое блюдо.
— Перепелки это.
— Возьму, пожалуй, три. Эй, половой!
Официант удивленно уставился на нее.
— Огурчиков соленых нет?
— Боюсь, что нет, мэм.
Нянюшка Ягг обвела взглядом стол, уставленный всевозможными яствами. Жареные лебеди, море фруктов, вареные омары, орехи, торты, бисквиты с вином и со сливками — одним словом, сущая мечта отшельника! А посреди всего великолепия красовался запеченный павлин, который вряд ли обрадовался бы уготованной ему судьбе, даже если бы ему сказали, что все до единого роскошные хвостовые перья воткнут ему обратно в зад.
— Так, а соуса какого не найдется?
— Нет, мэм.
— Тогда, может, хоть кетчуп есть?
— Нет, мэм.
— И это называется рай для дурманов? — буркнула нянюшка, когда оркестр грянул очередной танец. Она толкнула своего высокого соседа, расправлявшегося с омаром. — Ну и местечко, верно?
— ОЧЕНЬ ПРИЯТНОЕ.
— Отличную ты себе масочку отхватил!