— Это та женщина, что живет на болоте? — спросила Элла. — О ней ходит множество разных слухов.
— Слишком уж охотно превращает она всяких мертвецов в зомби, — покачала головой матушка. — А это неправильно.
— Но мы же сами только что наделили кота разумом, то есть, я хочу сказать, сделали его человеком, — поправилась нянюшка, закоренелая любительница кошек. — И это, строго говоря, тоже не совсем правильно. Более того, возможно, это ой как далеко от правильного!
— Да, но мы поступили так по правильным причинам, — возразила матушка.
— Мы же не знаем, какие причины у госпожи Гоголь…
Из переулка донеслось урчание. Нянюшка немедленно ринулась туда, и вскоре из темноты послышался ее строгий голос:
— Нет! Оставь его сию же минуту!
— Мой! Мой!
Легба немного прошелся вдоль улицы. А потом повернулся и еще раз выжидающе взглянул на ведьм.
Матушка почесала подбородок и, чуть отступив от Маграт и Эллы, смерила девушек оценивающим взглядом. После чего повернулась и задумчиво огляделась.
— Гм-м, — протянула она. — Значит, говоришь, Лили тебя ждет?
— Она умеет выглядывать из отражений, — нервно отозвалась Элла.
— Гм-м, — снова выразилась матушка. Сунула палец в ухо и покрутила им там. — Ну что ж, Маграт, ты ведь у нас крестная… А в чем заключается основная задача настоящей крестной?
Маграт в жизни не играла в карты.
— Защищать Эллу, — тут же отозвалась она, немало удивленная матушкиным публичным признанием, что не кому-нибудь, а именно Маграт была передана волшебная палочка.
— Неужели?
Матушка Ветровоск нахмурилась.
— Понимаешь, — проговорила она, — у вас обеих почти один и тот же размер…
Озадаченное выражение оставалось на лице у Маграт еще с секунду, а затем мгновенно сменилось гримасой ужаса.
Юная ведьма попятилась.
— Но кто-то же должен это сделать, — сказала матушка.
— О нет! Нет! Это не пройдет! Нет, правда, ничего не получится! Нет!
— Маграт Чесногк, — торжественно возвестила матушка Ветровоск, — ты должна отправиться на бал!
Карета унеслась за угол на двух колесах, едва не опрокинувшись на повороте. На козлах стоял Грибо, раскачиваясь на ходу, дико улыбаясь и щелкая кнутом. Развлечение было куда лучше, чем надоевший моток шерсти с колокольчиком внутри…
Внутри кареты, зажатая между двумя старшими ведьмами, сидела Маграт, обхватив голову руками.
— Но Элла может заблудиться на болоте!
— Дорогу ей покажет петух. Кроме того, на болоте у госпожи Гоголь она будет в большей безопасности, чем на балу, — сказала нянюшка.
— Спасибо, что успокоила!
— Всегда пожалуйста, — ответила матушка.
— Все сразу поймут, что я — никакая не она!
— Под маской никто ничего не разберет, — возразила матушка.
— Но у меня волосы другого цвета!
— Это дело поправимое, — махнула рукой нянюшка.
— Но у меня другие формы!
— Мы можем… — Нянюшка поколебалась. — А ты не можешь… ну, это… чуть-чуть надуться?
— Нет!
— Гита, у тебя случаем не найдется запасного платка?
— Думаю, Эсме, я могу оторвать кусочек от нижней юбки.
— Ох!
— На, держи.
— И хрустальные туфельки мне велики!
— А мне в самый раз, — сообщила нянюшка. — Я их уже примерила.
— Да ведь у меня нога куда меньше твоей!
— Ничего страшного, — откликнулась матушка. — Натянешь пару моих носков, и будет как раз впору.
Исчерпав все возможные отговорки, Маграт в полном отчаянии возопила:
— Но ведь я понятия не имею, как надо вести себя на балах!
Матушка Ветровоск вынуждена была признать, что она этого тоже не знает. Тогда она шевельнула бровями в сторону нянюшки.
— Помнится, ты в молодости частенько хаживала на танцульки, — намекнула матушка.
— Ну, — гордо промолвила нянюшка Ягг, преподавательница хороших манер, — главное, что тут надо делать, это хлопать мужчин веером — веер у тебя? — и периодически говорить нечто вроде: «О-ля-ля, сэр!». А еще хихикать. И, знаешь, этак хлопать ресницами. И надувать губки.
— И как же, интересно, я должна надувать губки?
Нянюшка Ягг продемонстрировала.
— Ох!
— Не волнуйся, — успокоила матушка. — Мы тоже там будем.
— И, по-твоему, я от этого буду чувствовать себя лучше!
За спиной Маграт нянюшка протянула руку и тронула матушку за плечо. «Не получится, — произнесла она одними губами. — Она вусмерть перепугана. Уверенности ноль».
Матушка кивнула.
— Может, мне пойти вместо нее? — громко предложила нянюшка. — У меня по части балов большой опыт. Руку даю на отсечение, будь у меня волосы подлиннее, да маска, да эти самые блестящие башмачки, да еще мы бы подрезали платьишко на фут, никто бы ничего и не заметил. Ты как считаешь?
Маграт была так поражена, представив эту сногсшибательную картину, что, когда матушка Ветровоск велела: «Погляди на меня, Маграт Чесногк!», она не задумываясь подчинилась.
Расшвыривая в разные стороны лошадей и людей, тыквенная карета подлетела к дворцу и как вкопанная, подняв вихрь гравия, остановилась у парадной лестницы.
— Во весело-то былоу, — сказал Грибо.
А потом ему стало неинтересно.
Пара лакеев бросилась открывать дверцу кареты. Самоуверенность, что шибанула изнутри экипажа, едва не сбила их с ног.
— Быстрее шевелитесь, мужланы!
Из кареты, оттолкнув мажордома, вылезла Маграт. Она подобрала юбки и побежала по красному ковру. Стоявший на верхней ступеньке лакей имел глупость спросить у нее приглашение.
— Отлезь, наглая прислуга!
Лакей, мгновенно признавший безгранично дурные манеры истинно высокородной персоны, быстренько ретировался.
А в карете нянюшка Ягг сказала:
— Слушай, тебе не кажется, что ты слегка переборщила?
— Пришлось, — пожала плечами матушка. — Сама же видела, какая она была.
— А как мы туда попадем? У нас же нет билетов. Да и одеты мы вроде бы не очень подходяще.
— Давай-ка наши метлы, — усмехнулась матушка. — Мы зайдем сверху.
Они приземлились на зубчатой верхушке возвышающейся над дворцом башни. Снизу доносились звуки изысканной музыки, а над рекой то и дело расцветали огни фейерверка.
Матушка открыла показавшуюся ей подходящей дверь и двинулась вниз по винтовой лестнице. Вскоре они оказались на площадке.
— Шикарный тут ковер, — похвалила нянюшка. — Вот только зачем они и на стенах ковры развесили?
— Это гобелены, — пояснила матушка.
— Вот те на! — удивилась нянюшка. — Век живи, век учись. Во всяком случае, я так и делаю.
Матушка взялась за ручку двери и остановилась.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Ну, просто я никогда не знала, что у тебя есть сестра.
— Мы об этом не говорили, вот и все.
— Стыд и позор, когда семьи вот так раскалываются, — укоризненно произнесла нянюшка.
— Ха! Ты же сама утверждала, что твоя собственная сестрица Берил — неблагодарная хапуга с совестью устрицы.
— Да, но она от этого не перестает быть моей сестрой.
Матушка открыла дверь.
— Так, так… — промолвила она.
— Что там? Что там? Ну не стой же в дверях!
Нянюшка из-за ее спины заглянула в комнату.
— Ого! — сказала она.
Оказавшись в огромном, затянутом красным бархатом вестибюле, Маграт немножко задержалась. В ее голове взрывались фейерверки странных мыслей — ничего подобного с ней не случалось с тех пор, как она причастилась травяного вина. Но сквозь эти мысли с трудом — крошечный кустик прозаического картофеля на клумбе роскошных хризантем — пробивался тоненький внутренний голосок, вопящий, что она ведь даже не умеет танцевать. Разве что в хороводе.
Но вряд ли это так трудно, обычные-то люди справляются, а она — ведьма…
«Неужели матушка вот так чувствует себя все время?» — с ужасом подумала крошечная внутренняя Маграт, с трудом пытающаяся сохранить равновесие среди прилива вызывающей самоуверенности.
Она приподняла подол платья и взглянула на туфельки.
Вряд ли они сделаны из обычного стекла, в противном случае она уже ковыляла бы по дворцу в поисках медпункта. К тому же туфельки были непрозрачными. Человеческая ступня, конечно, весьма полезный, но не слишком привлекательный на вид орган — ну разве что для людей с весьма специфическими интересами.
Туфельки были зеркальными. Дюжины фасеток отражали свет.
У нее на ногах два зеркала. Маграт смутно припомнила что-то насчет… насчет того, что вроде бы ведьма никогда не должна оказываться меж двух зеркал. Или нет? Может, не следует доверять мужчине с оранжевыми бровями? Нечто такое, чему ее учили еще тогда, когда она была простолюдинкой. Что-то… вроде… вроде бы ведьма никогда не должна вставать между двумя зеркалами, поскольку… поскольку… поскольку тот, кто из них выйдет, может оказаться совсем другим человеком. Или вообще не человеком. Вроде… вроде ты размываешься среди отражений, твоя душа растягивается и становится очень тонкой. А тем временем где-то среди самых далеких отражений оживает твоя темная сторона, и эта сторона непременно завладеет тобой, если ты допустишь ошибку и поведешь себя неосторожно. Или что-то в том же роде…