Читать интересную книгу Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Жаклин застала его уже при параде. Вельветовый пиджак с замшевыми нарукавниками, клетчатая рубашка с мягким воротом и брюки цвета хаки свободного покроя придавали ему вид успешного художника. Тетка критически осмотрела его со всех сторон и осталась довольна. Сама же она была одета еще демократичней: в джинсы и ветровку, из-под которой выглядывала белая футболка с какими надписями. На ногах у нее были кроссовки.

По дороге Сергей рассказал ей об утреннем происшествии в бассейне. Она расхохоталась и на светофоре чуть не проехала на красный свет.

Она обозвала его нудистом и сквозь смех пробормотала:

– Представляю, если бы полиция арестовала тебя за сексуальное домогательство!

– Но девушку смутил вовсе не вид моих гениталий, – в оправдание заявил он. – Мне даже вначале показалось, что я ей понравился. А потом вдруг ее отношение ко мне резко изменилось.

Жаклин замешкалась. Она поймала себя на мысли, что ей неприятно, что какая-то посторонняя женщина видела Сергея голым.

– На каком языке ты с ней заигрывал?

– На английском. Ты же знаешь, что я по-французски ни бум-бум.

– И ты хочешь, чтобы честная квебекская девушка стерпела сексуальные домогательства распущенного янки? – она догадалась о причине конфликта в бассейне.

– Я ее не домогался. Это раз. И я – не американец, а сибиряк. Это два, – искренне возмутился Коршунов.

– Вовремя ты сбежал оттуда, иначе бы точно предстал перед судом, – произнесла Жаклин и посоветовала: – Если ты не хочешь впредь оказаться в подобной ситуации, пожалуйста, забудь о своем английском. Говори лучше по-русски. К иммигрантам квебекцы относятся гораздо лояльнее, чем к своим англоговорящим согражданам.

– Но почему?

Жаклин остановилась рядом с цветочным магазином.

– Ты забыл про цветы. Купи лучше хризантемы. Моя мама их любит больше роз. Они долго не вянут.

С мулатом-продавцом Сергей вообще не стал разговаривать. Лишь показал рукой на хризантемы и выставил вперед семь растопыренных пальцев. Мулат ему радушно улыбнулся, сибиряк ему тоже. Так бы они расстались на мажорной ноте, не спроси продавец по-французски, надо ли оформлять букет. Покупатель сразу занервничал, вытащил из кармана брюк ворох мелких американских и канадских купюр, и когда мулат сам отсчитал деньги, Сергей пробурчал: «Мерси», – и быстро выскочил из магазина.

Его прадед все-таки был мудрым человеком, полжизни изображая из себя немого. В самом деле, молчание – золото, а язык до добра не доводит, подумалось ему, пока он пробирался к машине.

– С неграми тоже надо говорить по-французски? – спросил он Жаклин, положив букет на заднее сиденье.

– О боже! – воскликнула она и закрыла лицо руками. – Ну какой же ты дикий! Прямо настоящий Маугли из джунглей! Умоляю тебя: пока ты здесь, забудь слово «негр». Иначе точно нарвешься на штраф или угодишь в тюрьму. «Нигер» – это ругательство, оскорбляющее достоинство темнокожего населения.

– А как их еще называть, если они негры?

– Да как угодно! Афроамериканцы, черненькие, темнокожие… Только не негры. Большинство из них франкоязычные гаитяне. Они патриоты Квебека не меньше французов.

– А китайцы?

– Те тоже в основном говорят по-французски, потому что приехали сюда из Индокитая.

– А евреи? – ему казалось, что он задал вопрос на засыпку.

– В Монреале евреи-старожилы, как правило, знают оба языка. Но быстро растет община марокканских евреев, которые говорят только по-французски. И вообще, к твоему сведению, французский провозглашен единственным официальным языком провинции Квебек, его здесь знают почти все, английский, хоть и считается государственным языком Канады, у нас не котируется.

Жаклин притормозила машину рядом с автобусной остановкой.

– Посмотри на это, – показала она на красочные плакаты на боковинах остановочного комплекса.

На одном симпатичный негритенок протягивал белокурой девчушке ромашку.

– «Волосы курчавые, а сердце квебекское», – перевела Жаклин и проехала чуть вперед, чтобы он смог разглядеть плакат с другой стороны.

На нем красивая арабская девушка, обнажая белоснежные зубы, улыбалась прохожим и автомобилистам.

– «Глаза как миндаль, а смотрят на мир по-квебекски», – перевела тетка очередной слоган. – Понял? По-квебекски, а не по-канадски!

Сергей уже раскрыл рот, чтобы спросить очередное «Почему?», но автомобиль уже въезжал в ухоженный пригород, где в зелени и цветах утопали роскошные одно– и двухэтажные дома.

– Мы уже почти приехали. А на твой вопрос лучше ответит Пьер.

– А кто такой Пьер?

– Друг маминой подруги и большой патриот Квебека.

Дом стоял в глубине сада. Сразу за тротуаром начиналась обширная лужайка с высокими тенистыми деревьями и клумбами. Пели какие-то птицы. А из раскрытых настежь стеклянных дверей лилась спокойная, ласкающая слух музыка.

Жаклин оставила машину на площадке перед гаражом и по мозаичной тропинке повела гостя в дом.

– Мамочка! Ау! Мы приехали! – прокричала она, заходя в гостиную, где уже был накрыт к обеду стол, но людей не было.

Внезапно из глубины дома выпорхнуло белое привидение в легком брючном костюме. Крашеные волосы были завиты в мелкие кудряшки и делали их обладательницу похожей на неостриженного барашка. Она была маленького роста, плотного телосложения, но передвигалась очень быстро, как заводная машинка. Толстый слой тонального крема на лице и большие очки в роговой оправе не позволяли определить возраст этой женщины. Ей можно было дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят лет. Но Сергей знал, что матери Жаклин скоро исполнится уже семьдесят.

– Ах вот он какой, Серёженька Коршунов! – проворковала она, бесцеремонно разглядывая гостя. – Какой импозантный мужчина! Вылитый Пётр Коршунов!

Наконец хозяйка закончила осмотр, бесцеремонно наклонила его голову и запечатлела на щеке поцелуй из ярко-красной помады.

– Ну, здравствуй, внучек. Я – твоя двоюродная бабушка. Можешь называть меня просто: баба Лена.

Сергей смутился. У него никогда не было бабушки. Мамина мама умерла задолго до его рождения, а про отца он вообще ничего не знал, кроме того, что его звали Николаем, учился он в политехническом институте и был родом из Красноярска, куда сразу же сбежал, узнав, что какая-то уборщица из заочниц должна будет скоро родить от него. Была ли у него в Красноярске бабушка или не была, он не ведал. И появление в зрелом возрасте настоящей бабушки, пусть не родной, пусть из далекой страны, его не на шутку взволновало, на глазах даже заблестели слезы.

От Елены Готье не укрылось его смятение. Она ловко выхватила салфетку из-под столовых приборов и, стерев отпечаток помады на его щеке, предусмотрительно оставила ему салфетку, чтобы промокнуть глаза.

– Можно я буду вас называть Еленой Петровной? – спросил он и аргументировал: – Мне так будет проще. Вдобавок, обращаясь к вам по имени-отчеству, я буду всякий раз отдавать себе отчет, что разговариваю с дочерью незаурядного человека, поистине исторической личности, каким для меня предстает из рукописи ваш отец.

– Конечно, можно, Серёженька, – канадская бабушка расплылась от удовольствия. – Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье, когда тебя называют по имени и отчеству. В этой стране так не принято обращаться. Даже к старшим. Как поется в одной русской песне: «Здесь нет отечества и отчеств тоже нет». Жаклин привозила мне из Москвы кассету с песнями этого еврея. Забыла его фамилию… Лина, быстренько подскажи.

– Розенбаум, мама.

– Спасибо, дочка. Точно, Розенблюм. Душевно поет. Лучше любого русского.

Когда первые бурные эмоции от встречи с бабушкой улеглись и слезы высохли, Сергей обнаружил, что в гостиной, кроме его родственников, есть еще люди. Их было трое. Две женщины и один мужчина. Они стояли в сторонке и искусственно улыбались, изображая на своих лицах восторг от сцены воссоединения семьи, разлученной революцией и войнами.

Жаклин первой почувствовала неловкость и сказала:

– Мама, представь, пожалуйста, Сергея своим гостям.

Елена Петровна всплеснула руками.

– Дура старая, так расчувствовалась, что забыла обо всех правилах этикета, – пожурила она себя и перешла к официальной части: – Это моя давняя подруга Люба Кислюк, – первой бабушка представила полную женщину чуть моложе ее, стоявшую под руку с высоким мужчиной. – Дорогуша, а как тебя по отчеству-то?

– Степановна я по батюшке. А ты-то и не знала, – укорила та хозяйку.

– А вас как величать по отчеству, молодой человек? – спросила Любовь Степановна сибиряка.

– Сергей Николаевич. Но для вас можно просто Серёжа.

– Тогда и для вас просто Люба. А то развели, понимаешь, тут церемонии, как при дворе британской королевы. Отчеств здесь нет. Договорились?