Читать интересную книгу Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Из других сибирских городов вестей доходило мало. Большевистские газеты воспевали триумфальное шествие советской власти. Одно время их пропаганду разбавляли беженцы из Советской России, устремившиеся в Харбин[109], единственный необольшевиченный русский город. Но русские якобинцы и тут оказались начеку. На станции Слюдянка, недалеко от Иркутска, на Круго-Байкальской железной дороге, они организовали контрольно-фильтрационный пункт, где проверяли документы и тщательно досматривали всех подозрительных лиц. Бывших офицеров, царских чиновников и просто буржуев снимали с поезда и расстреливали без суда и следствия, а трупы выбрасывали в Байкал. Рыбаки говорили, что омуль нынче жирный, потому что питается человечиной.

В конце апреля мы получили письмо из Томска от Нины Андреевой и очень ему обрадовались.

Знамя революцииПисьмо из Томска Нины Андреевой

«Дорогие мои Поля, Пётр Афанасьевич и маленький Петенька!

Мы все очень рады прибавлению в вашем семействе, но одновременно скорбим по поводу гибели нашей любимой тетушки и выражаем вам свои искренние соболезнования.

Слава Богу, мы пока все живы. Зато неприятностей уже хлебнули от новой власти через самый край, пожалуй, даже больше, чем от самодержавия.

Мы все теперь контрреволюционеры и черносотенцы! Вот так-то большевики оценили заслуги моего отца перед революцией. «Сибирскую жизнь» они закрыли. Вначале пытались задушить ее экономически, запрещали печатать платные объявления. А в начале года провели красногвардейскую атаку на капитал и вообще закрыли газету. Одновременно совдеп национализировал и типографию Сибирского товарищества печатного дела, где она выпускалась, и стал выпускать там свою газету «Знамя революции»[110]. И по шрифтам, и по набору, и по внешнему виду точную копию «Сибирской жизни». Ее даже стали доставлять нашим либеральным подписчикам!

Вы бы видели моего папу, когда он взял в руки эту агитку! Он готов был лопнуть от ярости.

Еще они национализировали все банки, торговый флот, конфисковали театр «Интимный», реквизировали гостиницу «Европа»… А сколько частных домов позабирали для своих нужд – вообще не сосчитать!

Недавно экспроприаторы обложили нашу буржуазию контрибуцией. Собрали всех купцов и заводчиков на товарной бирже и объявили, что те должны выплатить в четырехдневный срок пять миллионов, иначе их отправят на каменноугольные копи. Купцы были в смятении. Имущество реквизировано, прежние займы и процентные бумаги аннулированы. Им, видать, и вправду негде было собрать такую гигантскую сумму! Ты же знаешь, Поля, что я никогда не жаловала богатеев, но тут я им впервые посочувствовала. Но на большевиков никакие уговоры не подействовали! Они оцепили биржу войсками, арестовали всех собравшихся и отправили их в тюрьму.

Пять миллионов, правда, не получили, но половину этих денег из томской буржуазии вытрясли.

Куда исчезает все награбленное ими – я ума не приложу. Фабрики стоят, зарплату рабочим не платят, цены растут, а товаров в магазинах все меньше и меньше. Недавно мы целый день сидели без света. Бастовали рабочие электростанции. Предприятие у бывших владельцев конфисковали, а зарплату рабочим выплатить не смогли.

С наступлением тепла город вообще превратился в непролазное болото. Улицы – настоящая клоака, сплошное месиво грязи, и не только на окраине, но и в центре. На толкучем рынке продавцы и покупатели вязнут в грязи выше колен.

В университете и институтах развернулась чистка преподавательских кадров. Даже профессоров, кто не принял советскую власть, выживают с кафедр. Уволены почти все директора томских гимназий. В школах чехарда, большевики хотят сделать образование доступным для бедняков, но зачем-то ломают его вообще.

Мы уже привыкли к тому, что в городе вводится то исключительное, то военное положение. Проводятся массовые аресты, облавы и обыски. В бильярдной комнате гостиницы «Европа» совдеп устроил каталажку. Туда помещают всех задержанных за нарушение комендантского часа. За ночь таких набирается десятка два человек.

Их комиссар юстиции вообще заявил недавно, что «Советы должны стоять прежде всего на страже революции, а потом только на юридической точке зрения» и «пока существует советская власть, никто из идущих против нее не может быть уверен, ложась спать, что мы не придем к нему». Вот в такой атмосфере страха мы и живем.

А брат говорит, что Ленин – умный. Он с ним еще в Минусинске в шахматы играл, когда тот отбывал ссылку в Шушенском. Но тогда я вообще ничего не понимаю! Неужели он не видит, что страна неминуемо катится к пропасти и хаосу?!

В мою комнату зашел папа и, узнав, что я пишу вам письмо, попросил чиркнуть несколько строчек для Петра Афанасьевича. А если он общается с Иваном Иннокентьевичем Золотовым, пусть и ему расскажет.

В декабре в Томске прошел Второй чрезвычайный Сибирский областной съезд. Он принял резолюцию о создании в Сибири самостоятельной власти в лице Сибирской областной думы и ее исполнительного органа. Часть делегатов была за широкую коалицию всех социалистических сил – от энэсов[111] до большевиков. Однако самих большевиков нисколько не заинтересовала перспектива вхождения в коалиционный орган управления Сибирью. Потанин выступил категорически против союза с большевиками, считая неправильным лишать цензовые элементы права участвовать в построении новой Сибири, ибо прежний режим терзал всех сибиряков, а освобождение провозглашено только для одной их части. В знак протеста Григорий Николаевич даже сложил с себя полномочия председателя областного Совета.

Он вновь оказался провидцем, ведь очень скоро большевики разогнали в Петрограде Учредительное собрание и узурпировали власть в стране. Сибирские депутаты через две недели снова собрались в Томске на первое заседание Сибирской областной думы. Но большевики и тут проявили вероломство и арестовали большую часть депутатов. Их отправили в Красноярскую тюрьму. Но некоторым удалось избежать ареста, и они на конспиративной квартире сумели провести заседание думы и избрали Временное правительство автономной Сибири. Председателем думы избран ваш иркутянин Меркушев[112], а председателем правительства эсер Дербер[113]. Муромский – министр внешних сношений. Миша Шаталов – тоже министр, но без портфеля. А Иван Иннокентьевич Золотев избран министром снабжения.

Передайте, пожалуйста, ему эту новость. Пусть он будет осторожен и до поры до времени не слишком заметен. Вы ведь знаете, насколько беспощадны большевики к своим противникам. Но папа почему-то твердо уверен, что скоро их власти придет конец.

Ну вот и всё. Скомканное какое-то получилось письмо. Все больше о политике. Но, что поделаешь, такая сейчас жизнь.

Берегите себя. Особенно маленького Петеньку. Мы все его очень хотим увидеть. За нас не беспокойтесь.

Ваша Нина.

P.S. Письмо боюсь отправлять почтой. Его вам доставит надежный человек.

Счастье совершенно не зависит от степени свободы, от толщины кошелька, даже от уверенности в завтрашнем дне. Просто приходит его время независимо от переживаемой страной эпохи. И твоя душа начинает петь, не обращая никакого внимания на перипетии истории.

В этом я убедился в Иркутске в 1917 году. Как гражданин я практически был лишен каких-либо прав. Моя семья кое-как сводила концы с концами, чтобы не умереть с голоду. Я мог быть арестован и даже расстрелян без суда и следствия в любое время. Наш дом могли ограбить разбойники, которых после декабрьских боев в городе развелось немереное число. Электричества не было. Улицы были погружены во тьму. Телефон молчал.

Но это было самое счастливое время в моей жизни. Я любил и был любим. С работы меня ждала красавица-жена и очаровательный карапуз – сын, который рос день ото дня вопреки революции.

Даже большевики стали опасаться ночных грабителей и доверили жителям организовать ночную самоохрану. Наш участок патрулирования включал три квартала в длину и один в ширину. Посередине в дворницкой была организована караулка, где ночью сменялись посты и куда «самоохранникам» можно было зайти погреться или вызвать подмогу. К этой повинности были привлечены все взрослые мужчины без исключения. Заранее расписывались очереди дежурств, а перед патрулированием мы получали из отделения милиции очередной пароль и отзыв.

Мы с Иваном Иннокентьевичем охотно исполняли эту повинность. Вооружившись, он – винчестером, а я – подаренным юнкерами револьвером, взяв на поводок Барри для пущей солидности, мы выходили в караул и бродили до утра по улицам нашего участка. Иногда наш наряд усиливал один отставной генерал-майор. Я недавно случайно встретил его в Марселе. Мы просидели весь вечер в кафе на набережной, попивая молодое вино и вспоминая наши ночные прогулки в Иркутске.