определить те качественные сдвиги в их значении в современных языках.
11. Развитие человеческого мышления имеет свою специфику. Более архаический тип мышления, например, мышление практическое или производственное, по мере своего развития не исчезает, а дополняется различными новыми, более сложными типами мышления. Смена различных языковых типов и языковых структур также представляет собой довольно сложное явление. Архаические особенности языковой структуры, конечно, со временем утрачиваются, но многое здесь и циклически повторяется.
12. Многие особенности грамматического строя архаических языков являются совершенно недоступными по причине их полного исчезновения. Реконструируемые нами праязыки или языки-основы современных групп родственных языков являются языками относительно «неглубокого залегания». Их предполагаемый возраст в среднем не превышает восьми, десяти тысяч лет.
Следует отметить, что ни в одной из существующих работ, посвященных проблеме стадиальности развития языков, эти трудности не преодолены.
Несмотря на основательную критику теории стадии в последискуссионный период, все же оставались отдельные лингвисты, которые считали неправильным устранение самой идеи о стадиальном развитии языков мира. Можно было предполагать, что в недалеком будущем попытки обосновать эту теорию возобновятся и они действительно возобновились.
Заметное оживление в разработке проблемы стадиальности начинается в начале 80-х годов с появлением двух работ Г.А. Климова. Эти работы представляют собой новый этап в разработке проблемы стадиальности. Так, Климов считает
явно недостаточными «конкретные манифестации эргативности в виде явлений, обусловленных исключительно структурным контекстом (например, своеобразным характером отношения глагольной основы к именной), уже такие концепты, как субъект и объект, переходное и непереходное действие, на передачу которых она в значительной степени ориентирована, заставляют вернуться к мысли о том, что в конечном счете она может составлять одно из проявлений органической связи, существующей между языком и мышлением.
Если согласиться с этим допущением, то такие, сопоставимые с эргативностью явления, как номинативность, активность и другие, также должны отражать специфическое „глубинное“ содержание, под углом зрения которого, каждое из них передает отношение к действительности… Успешная разработка этой проблематики невозможна без строгого разграничения трех разных степеней сложности, но одинаково фундаментальных для теории эргативности понятий: эргативная конструкция предложения, эргативная структура (типология) предложения, эргативный строй»[283].
Климов при изучении проблемы эргативности подходит к ней комплексно.
«В отличие от предшествующих исследований, трактовавших эргативность преимущественно в рамках проблематики синтаксической типологии, в настоящей работе она рассматривается как целостная характеристика языкового типа, проявляющаяся не только на его синтаксическом, но и на морфологическом и лексическом уровнях. В соответствии с подобным подходом здесь строго отграничиваются такие нечетко обособлявшиеся в прошлом понятия, как эргативная конструкция (модель) предложения, с одной стороны, эргативная типология предложения, с другой, и эргативный строй языка в целом, с третьей (аналогичными целостными языковыми системами представляются и исторически смежные с эргативным активный и номинативный строй)» (там же, с. 259).
Автор рекомендует исходить из первичности лексического и вторичности грамматического. Господствующие здесь закономерности организации лексической структуры и, в частности, принцип лексикализации глагольных слов по транзитивности ~ интранзитивности и обусловливают функционирование всех импликаций эргативности.
«Доминирующая роль в структурном механизме эргативного строя принадлежит лексическим импликациям эргативности, которые и обусловливают специфику как синтаксических, так и морфологических систем рассматриваемых языков…
…Эргативный строй языка реализуется в широкой совокупности разноуровневых (лексических, синтаксических, морфологических и, по-видимому, фонологических) коррелятов, системное взаимодействие которых становится очевидным прежде всего в аспекте синхронии. Эту совокупность явлений целесообразно расчленить на импликации эргативного строя с одной стороны, и его фреквенталии – с другой. Под первыми здесь понимаются явления, составляющие самую сущность эргативных языков, а под вторыми – явления, хотя и более или менее характерные для последних, однако не получающие в них структурной мотивации (и поэтому встречающиеся в представителях других языковых типов)… К числу лексических явлений, реализующих эргативный строй, в настоящее время можно отнести только принцип лексикализации глагольных слов по признаку переходности ~ непереходности передаваемого действия. Этот принцип строго проводится во всех последовательно эргативных языках» (с. 68, 69).
«Транзитивность ~ интранзитивность является одной из тех коррелирующих категорий, в которых здесь выражаются принципы системной организации лексики».
Основная особенность морфологической структуры глагола в эргативных языках находится в зависимости от профилирующего здесь лексического разграничения транзитивных и интранзитивных глаголов.
«Транзитивные глаголы организуют эргативную конструкцию предложения, интранзитивные – абсолютную» (с. 69).
«В словообразовательном аспекте названный принцип лексикализации глаголов реализуется двумя основными способами: а) специальной деривационной аффиксацией или при помощи каузативирующих аффиксов, б) использованием этимологически разных основ… В ряде эргативных языков особые лексические группы образуют также аффективные и посессивные глаголы» (с. 70, 71).
«Основную специфику типологии предложения в языках эргативного строя образует корреляция его эргативной и абсолютной конструкции. Эргативная типология предложения определяется на глубинно-синтаксическом уровне. Это – типология, в рамках которой субъект переходного действия трактуется иначе, чем субъект непереходного, а объект первого так же, как субъект второго. Опираясь на эту дефиницию, эргативная конструкция определяется как модель транзитивного предложения эргативной типологии, а абсолютная – как модель его интранзитивного предложения» (с. 260).
Климов приводит морфологические явления, имплицируемые эргативной типологией предложения:
«Здесь можно назвать различие морфологической структуры транзитивного и интранзитивного глагола по составу личных аффиксов, отсутствие в транзитивном глаголе морфологической категории залога, противопоставление в парадигме спряжения специфических позиционных падежей – эргативного и абсолютного. Транзитивный глагол в составе эргативной конструкции управляет падежными формами подлежащего и прямого дополнения. При развитости глагольной морфологии он обнаруживает систему „прономинального управления“ этими глаголами. Последнее может быть объектным (имеется в виду управление прямым дополнением) и субъектно-объектное (с управлением как прямым дополнением, так и подлежащим)… Личное спряжение в эргативных языках носит либо чисто префиксальный, либо префиксально-суффиксальный характер. Его чисто суффиксальный характер составляет редчайшее исключение… В словоформах транзитивного глагола-сказуемого, реализующего эргативность в своей морфологической структуре, взаимно обособляются два вида личных аффиксов – эргативный и абсолютный…
Однако такое разграничение аффиксов обоих родов в большинстве языков эргативного строя, по-видимому, не проводится… Характерной чертой аранжировки личных аффиксов глагола в эргативных языках является выдвижение объектного показателя в позиции перед субъектом Характерной чертой транзитивного глагола языков эргативного строя является отсутствие в нем оппозиции форм действительного и страдательного залогов» (с. 97 – 100, 102, 104).
«Генитив и датив представлены в эргативных языках очень редко» (с. 111).
«Наряду с рассмотренными импликациями эргативности в языках эргативного строя присутствует весьма значительная по своему удельному весу совокупность разноуровневых явлений, синхронно не мотивированных эргативностью, но степень вероятности функционирования которых оказывается довольно высокой… Это так