общей чертой языков активного строя является инкорпоративная связь сказуемого с подлежащим» (с. 125).
«Бросается в глаза неравномерная развитость морфологической системы – глагол характеризуется значительно более богатым набором категорий, чем имя существительное» (с. 131).
В глаголе различаются две серии глагольных аффиксов (активного и инактивного рядов). Для имени существительного характерна категория притяжательности, дифференцирующая формы органической (отчуждаемой) и неорганической (неотчуждаемой) принадлежности. Личные глагольные аффиксы инактивного ряда формально тождественны с именными личными аффиксами органической принадлежности (см. там же).
«Исключительной особенностью активного глагола следует считать функционирование в нем диатезы незалогового характера – версии, противопоставляющей его центробежную и нецентробежную формы… Личный аффикс активной серии обозначает субъект действия, выраженного активным глаголом, а личный аффикс инактивной – объект действия (разумеется не только так называемый прямой объект), передающегося активным глаголом, и субъект действия, или точнее – состояния, выраженного стативным глаголом… Личные аффиксы активного ряда всегда соотнесены с подлежащим. Аффиксы инактивного ряда в стативном глаголе соотносятся с подлежащим, в активном – с ближайшим дополнением» (с. 132, 133, 138).
Восприняв от своих предшественников идею о стадиальном развитии языков мира, Климов при доказательстве этой гипотезы пошел по другому пути.
Прежде всего это выразилось в резком уменьшении числа возможных стадий. Объектом исследования у Климова фактически являются три стадии – стадия активного строя, стадия эргативного строя и стадия номинативного строя.
Для увеличения степени доказательства Климов центром своего внимания сделал эргативную стадию. Эргативная стадия и раньше считалась наиболее четко оформленной. В период «нового учения» о языке некоторые лингвисты специально занимались проблемой эргативности и ее отражением в различных языках (С.Д. Кацнельсон, М.М. Гухман, А.В. Десницкая).
Кроме того, языки, в которых происходит распад эргативной конструкции явно обнаруживают появление черт номинативного строя.
Марр и его последователи при изучении проблемы стадиальности не могли обнаружить стадий с изоморфными чертами. Климов привлекает языки активного строя, обнаруживающие сходные типологические черты с языками эргативного строя. Таким образом, увеличивается вероятность исторического перехода одной стадии в другую. Климов отказался от попыток прямого соотнесения языковых стадий в развитии мышления. Стадии у него соотносятся с определенными глубинными структурами.
Последователи Марра почти отказались от установления так называемого комплекса координат стадии по причине чрезвычайной трудности их выявления. Климов фактически вновь возвращается к этому понятию, но подводит под него уже другую базу.
Приписывая стадии ряд отличительных признаков на морфологическом и синтаксическом уровнях, он утверждает, что эти признаки связаны импликативной связью: «Одно необходимо предполагает другое и его обусловливает». Однако и эти нововведения не спасают эту теорию от противоречий.
Так, например, характеризуя эргативный строй, Г.А. Климов утверждает, что доминирующая роль в структурном механизме эргативного строя принадлежит лексическим импликациям эргативности. Характерным для эргативного строя, по утверждению Климова, можно считать принцип лексикализации глагольных основ по признаку переходности-непереходности передаваемого действия[285]. Но ведь разделение глаголов на переходные и непереходные существует в любом языке, в частности, в русском, тем не менее эргативный строй предложения во многих языках мира не образуется.
Как уже говорилось, всякая импликативная связь основывается на принципе «одно обусловливает другое». Когда Климов дает характеристику импликаций эргативного строя, то довольно трудно убедиться в том, как одно обусловливает другое. Например, как обусловливает эргативный падеж связь транзитивного глагола с прямым дополнением, а интранзитивного глагола с подлежащим? Почему эргативным языкам свойствен супплетивизм глагольных основ? В какой связи с эргативным падежом находится свойственная эргативным языкам категория отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности?
Не более ясными оказываются и импликации активного строя. Для языков активного строя характерно противопоставление сингулярных и плюральных глагольных основ. Члены каждой такой супплетивной пары передают соотнесенность действия с единичностью или множественностью вовлеченных в нее референтов. Остается все-таки неясным, почему эти пары обязательно должны быть супплетивными. Соотнесенность действия с единичностью или множественностью вовлеченных в нее референтов может выражаться и в других языках.
Как связать с наличием активного строя наличие в языках этого строя таких явлений, как отсутствие прилагательных или инфинитива? Если глагол в языках активного строя характеризуется более богатым набором категорий, чем существительное, то опять как это обусловлено наличием активных или неактивных участников действия. Исключительной особенностью активного глагола следует считать, по утверждению Г.А. Климова, функционирование в нем диатезы незалогового характера.
Остается опять-таки непонятным, как эта версия связана с активным строем языка. Почему личные глагольные аффиксы инактивного ряда формально тождественны с именными личными аффиксами органической принадлежности?
Нетрудно заметить, что изложение характерных особенностей эргативного и активного строя языков в работах Климова подчинено определенной системе. Оно до некоторой степени напоминает пирамиду. В основе этой пирамиды лежит глубинная структура, составляющая семантическую детерминанту его строевых элементов. Строевые элементы связываются между собой импликативной связью. Показательными, но не обязательными, по мнению Климова, являются типичные для каждого строя фреквенталий.
Однако логически непротиворечиво связать между собой звенья созданной системы не удалось. Многие импликации причинно не увязываются. Кроме того, постулируемая глубинная структура, как и всякая глубинная структура, остается вещью в себе и совершенно неясно, как она может определять лексическую детерминацию. Сомнительно также утверждение Климова, что лексическая особенность может определять весь строй языка в целом. По словам Климова, активный строй языка преобразуется в эргативный. Это преобразование можно представить таким образом: активная и инактивная конструкции активного строя преобразуются в эргативную и абсолютную конструкцию эргативного строя. Но тут возникает новое и при том очень большое противоречие. Может ли падеж, выражающий активный субъект, исторически преобразоваться в эргативный? Утверждать, что эргативный падеж – это падеж только активного субъекта, было бы бессмысленно. Субъект в абсолютной конструкции может быть очень активным, ср. фразы: Человек стремительно бежит или Женщина работает очень быстро. В языках эргативного строя эргативный падеж в предложениях этого типа отсутствует.
В языках активного строя, по-видимому, действительно выделение активных имен существительных происходит по принципу выделения имен существительных, способных совершать активные действия, хотя морфологически это ничем не выражается. Связать все это с особенностями эргативного строя очень трудно. Неувязка здесь полная. Доказанным превращение активного строя в эргативный считать нельзя.
Эргативная конструкция в языках мира действительно существует, но ее происхождение можно объяснить иначе. По мнению Г.А. Климова, основной причиной появления эргативной конструкции предложения является принцип лексикализации глагольных основ по принципу переходности и непереходности передаваемого действия. Однако в действительности такой импликативной связи нет. Понятийные категории переходности и непереходности действия существуют во всех языках мира, однако абсолютное большинство языков земного шара не имеет эргативной конструкции. Это значит, что причина образования эргативной конструкции какая-то другая. По всей вероятности, эргативная конструкция предложения представляет чисто формальную