Со временем чиновники забывают, что работа, которую они выполняют, нужна нам – людям, и они сами изначально существуют для того, чтобы наша жизнь стала лучше.
Ведь каждый из посетителей-просителей для них лишь мимолетное отвлечение от каждодневной безумно важной работы. Мы – помеха, и мы даже не понимаем всей ничтожности своих просьб. Нам неведомы внутренние инструкции и распоряжения, которые составляют основу их деятельности и на которые они опираются, поэтому и шансы получить причитающееся нам по закону равны нулю.
Однако если вы знаете пароль или у вас есть проводник в их замечательный и таинственный мир, то все проблемы решаются моментально. Вы можете занимать очередь с утра на техосмотр в ГИБДД, но если, зайдя в начальственный кабинет, вы назовете пароль: "Петр Сидорович, я от Никифора Никифоровича", то из злобного, равнодушного цербера ваш собеседник превратится в доброго немолодого полковника, замечательного и остроумного рассказчика, и, пока вы попиваете чай, все проблемы сами по себе решаются.
Все не так просто, и чиновники вырабатывают даже целую систему защиты от очень уж настойчивых просителей.
Даже если вам подписали прошение очень высокие должностные лица, то не спешите радоваться. Резолюция должна быть подписана правильными чернилами, а еще лучше, если последует звоночек в подтверждение.
Чиновники живут своей особой жизнью. Речь идет не о всех, а только о посвященных.
Евгений Ревенко, много и успешно работавший на телевидении, перешел на работу в аппарат правительства. Я беседовал с ним через несколько месяцев после его назначения.
Евгений рассказывал о мире чиновников, как о мире волшебников. Все там происходит, как в книгах о Гарри Поттере.
Больше всего Евгения потрясла параллельная реальность. Потребовалось сделать фотографию на пропуск в Белый дом, и такую сложную операцию, естественно, можно совершить только в одном месте во всей Москве.
Каждый россиянин знает, где находится ГУМ. С открытия магазина и до конца работы вряд ли можно найти более оживленное место в Москве. Миллионы людей проходили через высокие двери и пережидали непогоду в арках перед ними, любуясь на храм Василия Блаженного, но вряд ли кто-нибудь из них обратил внимание на скромную табличку, Расположенную в десяти метрах от всего этого людского столпотворения.
Отсюда поезд отходит в академию волшебства. Именно это сравнение пришло на ум Евгению, когда, прочитав на личке надпись «Фотоателье», он толкнул скромную незапертую дверь и очутился в небольшом помещении специального фотоателье. Здесь жизнь текла по-другому.
Польский телефонный аппарат 80-х годов, мебель в стиле социалистического реализма, счеты, дырокол, квитанции, заполняемые под копирку, и женщина неопределенного возраста, принимающая заказы.
Услугами этого ателье я пользовался году в 1988-м, и, судя по описанию Ревенко, ничего не изменилось. Здесь делают фотографии на пропуск в иную реальность, где цены на товары и услуги не имеют ничего общего с нашими, по-прежнему работают системы спецполиклиник и распределителей, даже книжная экспедиция существует.
Продвижение по карьерной лестнице открывает все новые и новые возможности.
Служебные квартиры и дачи, помощники и водители, охрана и пресс-секретари. Играй по правилам, и у тебя все будет хорошо. Постепенно реальный мир превращается в фон, который мельтешит за окнами служебных кабинетов и машин, воспринимается посредством телевизионной передачи.
Служебный рост сопровождается и изменением антуража. Не обычный телефон, а спецАТС, да не вторая, а первая, не просто номер с флагом, а еще и мигалка, да и установлена не на «Волге», а на «БМВ», патриотичной калининградской сборки.
В приемной меняется и состав ожидающих, вместо скучных старичков и старушек сюда заходят губернаторы, видные предприниматели, да и самооценка растет.
Вчерашние троечники-активисты начинают верить в свое предназначение, они убеждены, что им открылись сакральные тайны мироздания, любой вопрос они могут решить.
В этом мире также не царит идиллия. Жестокая внутривидовая борьба отнимает силы и время. На твое место ведь так много желающих, держи ухо востро.
Вовремя угадывай пожелания начальства и не забудь, что все твои идеи родились в их головах.
Отдельное искусство – угадать с подарками на день рождения. А уж если тебя не пригласили, то можешь быть уверен, что увольнение не за горами.
Чиновники не так приметны, как политики правого или левого толка, но именно они составляют основную массу политической жизни.
Как это часто бывает, мы обращаем внимание лишь на яркие эпизоды, не замечая текучки, что ее не отменяет. Вспоминая зажигательные прямые трансляции заседаний съезда народных депутатов, на ум приходят герои перестройки, но их единицы, может быть, десятки, а ведь людей-то в зале было гораздо больше – сотни.
Вот и сейчас, даже если пристать с ножом к горлу к прохожему и пытать его, требуя, чтобы он вспомнил поименно депутатов Государственной думы, то после двух-трех десятков фамилий он все равно сдастся. Да и во время предыдущих созывов ситуация была примерно такой же.
О Совете Федерации говорить и вовсе бессмысленно. По-моему, и сами-то сенаторы друг друга не знают.
Отличительная черта чиновников – неприметность, они умеют мимикрировать под мебель своих кабинетов, составляя собой протоплазму российской политики.
Пузырьки-активисты пробулькивают, всплывая наверх, народ их замечает, а масса ждет, когда пузырек лопнет и жизнь вернется в привычное русло.
Чиновники – основа не только российского, а любого истеблишмента. Разница между нашими слугами народа и заграничными в первую очередь состоит в том, что нашим бюрократам удалось разделить зоны применения законодательства. Для нас – законы, для них – распоряжения. И поставить карьерный рост в зависимость от отношений с руководством, а не от результатов их деятельности.
Чиновники бывают и эффективными, что особенно ярко проявляется в минуты опасности, когда резкая смена политического режима может отразиться уж слишком на большом количестве этих особей.
Даже процесс их консолидации в партийные образования иногда происходит при непосредственном участии оллигархов. Так случилось при формировании «Единства», зданного при непосредственном участии Бориса Березовского.
Бюрократов не надо недооценивать. Их участие в политической жизни страны неоценимо. Стройные ряды КПСС принимали всех сколько-нибудь значимых чиновников.
Это было естественно и разумно. Власть чиновников – чиновники во власти.
Многопартийность противоречит самой природе бюрократии, поэтому и в 90-х годах чиновники во власти чувствовали себя некомфортно, уступив немало мест в парламенте политически активным деятелям новой волны.
Многие деятели перетекли из КПСС в КПРФ, и это сопровождалось их увольнениями с государственной службы.
Демократы, занимая высокие должности, замечали, что без опытных кадров они все равно не способны ничего решить. Политика матроса Железняка не приводит к созиданию, выгнать может каждый, а вот что потом делать. Постепенно старые кадры занимали вторые и третьи места, прибирая к своим рукам власть.
Российская история умильно ассоциативна. Повторялась послереволюционная история, когда новую советскую армию строили старые военспецы – обломки царского режима.
Демократ Попов, как мэр Москвы, оказался гораздо менее эффективен, чем опытный управленец Лужков, и мягко передал ему власть. Новые были хороши только для разрушения, Бакатин уничтожил КГБ, но никакой альтернативы предложить не смог, да и не собирался.
Мода на назначения в силовые структуры ярых демократов привела к естественному результату – деградации служб. Вина не столько назначенцев – они выполнили поставленную задачу. Новым хозяевам жизни правоохранительные органы были не нужны – ведь они воспринимали себя, как командировочные из стран дальнего зарубежья, и относились к обломкам старого режима настороженно.
Начало 90-х доказало, что Россия чиновничья страна. Вновь пришедшие во власть уже через очень короткое время стали практически неотличимы от советских бюрократов, но народ, сравнивая их отношение к себе, отдавал предпочтение их предшественникам.
Середина 90-х. Шахтеры, оставшись без зарплаты, забастовали. Денег они уже не видели много месяцев, и тепять им особо было нечего. Социальная напряженность постигла критического значения, когда жены отказывались пускать мужей в дома, да и мужики протрезвели окончательно и заметили, что советской власти на дворе уже нет. Стали перекрывать дороги, да и вели себя буйно, на усмирение был отправлен Егор Гайдар.
Егор Тимурович встретился с пролетариатом и попытался объяснить текущее положение в стиле заезжего лектора общества «Знание». Свою речь он пересыпал экономическими терминами, напирая на британский опыт и на неэффективность отрасли, объяснял, что государство никто не сможет поставить на колени. Уверен, что не обошлось и без любимого словечка Гайдара "отнюдь".