Афиной.
А вот Артемиде нужна справедливость и равенство. Она хочет устроить великое царство женщин, устранить всю несправедливость и неравенство, которые несут в этот мир мужчины — и она это получит. А почему, собственно, нет? Лишить всех богов мужского пола фаллосов, а еще сделать так, чтобы фаллосы исчезли у всех разумных смертных существ — дело нехитрое. Пару смертных лет можно как-нибудь без мужчин, а потом все «случайно» вернется на круги своя — к тому моменту Артемида наверняка уже «наиграется» и успеет пожалеть о своей сумасбродной затее. А если и не успеет, все равно это будет выглядеть так, будто Афродита сделала все, что могла. Артемида будет довольна.
Все эти жалкие смертные женщины, океаниды, нереиды и нимфы — они либо жаждут отомстить своим конкретным мужчинам (а в этом им помогут либо уже помогли другие соратницы по Концепции), либо хотят равноправия с мужчинами. Равноправия они получат в достатке, особенно когда все мужчины будут деморализованы предыдущим пунктом Концепции. Равноправие вообще вещь хорошая, особенно если все будут подчиняться ей, Афродите.
Деметра… с Деметрой не получилось. Она примкнула к Концепции совсем недавно, и говорила, что хочет минимум защитить Персефону от всех опасностей (то есть это для нее «минимум»), максимум — вернуть Персефоне невинность и сделать ее девственной богиней. Тут уж как Афродита не билась, как ни старались ее соратницы, скверный характер «невинной дитяти» сделал свое дело, и затея Деметры провалилась. А если читать между строк, больше всего на свете Плодородная хотела избавить свою дочь от Аида, который, как она считала, должен непременно испортить ей жизнь (ту ее часть, которую, очевидно, не успела испортить сама Деметра). Тут уж Афродита однозначно не могла ничего сделать, хотя ей самой этот самый Аид начал портить расклад с момента своего появления (одним словом — Кронид). И с Персефоной они, как назло, моментально нашли общий язык.
Персефона… в самом начале Концепции она могла бы попробовать ее завербовать, если бы не спала с Аресом (а дочь Плодородной оказалась ужасающей собственницей). Тогда, может, с Деметрой было бы проще — а, может, и нет, как знать. Но это нужно было делать еще до того, как бестолковый Арес проглотил Макарию, вдохновившись дурацким пророчеством (которое все равно сработало непонятно как). Тогда Афродите показалось проще использовать Персефону «в темную», выдав замуж за Ареса чтобы сделать того Владыкой. Потом, когда Персефона стала невинной, искупавшись в источнике Канаф, Афродита попыталась переиграть и завербовать ее, и даже приставила к ней Артемиду с Афиной, только имеющихся ресурсов оказалось недостаточно. Самое обидное, что тот самый подземный царь, которого так ненавидела Деметра, захотел разделить боль Персефоны, а у Артемиды мозгов не хватило! Понятное дело, ей не хотелось касаться чужого горя, или, может, глубины не хватило его ощутить, так что, несмотря на все инструкции, ей так и не удалось стать Персефоне кем-то больше приятельницы. Поэтому Персефона оказалась для них потеряна.
Гера… при ближайшем рассмотрении оказалась совершенной дурой, не способной обсуждать ничего, кроме Зевса. Афродита попыталась завербовать ее лет пятьдесят назад, но поняла, что пользы от такой соратницы не будет никакой, и отступилась. Правда, последние несколько дней с Герой явно что-то стряслось, отчего она резко поумнела и так же резко переключилась с Зевса на остальных мужиков, да еще с таким энтузиазмом, словно намеревалась компенсировать за счет остальных олимпийских мужчин то, что не дал ей Зевс.
Подземные… их не так уж было и много, а те, что есть, вроде Эмпусы, в основном желали развлечься участием в интригах, и когда в Подземном мире появился Аид, почти все они потихоньку отказались от участия. Нюкта утверждала, что хочет дать тело своему мужу, Эребу, ну да она постоянно этого хочет, и Афродита подозревала, что, может, как-то даже и нет. Насколько она могла понять Нюкту, которой надоело все и вся еще на заре времен, ей тоже на самом деле хотелось развлечений, а вовсе не власти или не Эреба на подземном троне. И она, к большому сожалению Афродиты, поняла, что вовсе не готова рисковать ради этого благополучием единственного существа, которое было дорого ей хоть в чем-то. И кого! Гелиоса, чтоб его! Планы пришлось спешно перекраивать, потому как шантажировать Нюкту, как это сделал Аид, Афродита не рискнула.
Вербовать мужиков кроме Ареса Афродита даже не пыталась, подозревая, что они не согласны ни на Афродиту на троне, ни на идею «женского царства». Да и с тем же Гермесом, которого завербовал Арес, заставив дать клятву Стиксом, они намучались — даже с учетом клятвы мерзкий Психопомп ухитрялся лгать, изворачиваться, открыто помогать Аиду с Персефоной и портить решительно все!
А сейчас бы Гермес пригодился. Его можно было бы прекрасно шантажировать благополучием Гекаты, но увы — в виде смертного Одиссея он абсолютно бесполезен. А, впрочем, пусть бы и с ним — тогда концепция «дать каждому то, что он хочет» дала бы сбой.
Концепция, Концепция, Концепция… в какой момент ее сторонницы начали именовать ее с большой буквы? Для тех, кто противостоял ей, Концепция, очевидно, была чем-то сложным и непонятным. Но для Афродиты все было просто и ясно.
Просто добыть кровь и ихор Владык.
Просто столкнуть одного из Владык в смертность — либо вознести смертного во Владыки, ну или как там пойдет.
Просто провести сложнейший ритуал с опасными компонентами, которые в нормальных условиях и не должны смешиваться.
Просто переписать все судьбы по своему усмотрению.
Просто… кому-то уже сложновато? Ерунда. Средства могли быть и были довольно своеобразными, но для Афродиты цель Концепции всегда была проста — дать каждому из участников (и, конечно, себе) то, что он хотел больше всего.
Афродита допила нектар и отдала пустую чару попавшейся под руку нимфе. Задумалась на минутку, пытаясь прикинуть, чего же она хочет в данный момент (ну, кроме того, чтобы два часа прошли побыстрее), и поняла, что, кажется, уже не против начать получать свою порцию власти. Мало ли как оно обернется дальше. Тащить сюда золотой трон как-то еще вроде и не с руки, но вполне можно привести его нынешнего обладателя — полюбоваться на благородное и прекрасное лицо Зевса, которое наверняка вытянется, когда он поймет, что проиграл.
— Приведите Зевса, — коротко скомандовала Афродита послушно застывшим приспешницам из сторонниц Концепции. — Хочу, чтобы он стал свидетелем моего триумфа.
— Зачем? — изумилась Афина из-под шлема, от удивления она даже перестала проверять символы. — А… а он точно ничего нам не испортит?
— Не должен, — отмахнулась Пенорожденная. —