– Во время. В ту ночь, после расправы над Терещенко. Меня пытались убить, а я убил быстрее. Знал бы будущее, перерезал бы глотку Церберу его кинжалом. Но я просто пустил пулю в сердце.
– Он мертв? Ты убил его?
– Да, Ада, убил его. Прости, на могилу не свожу, её просто нет.
– Убил.
Повторяет, а после виснет на мне. Прижимается так крепко, что кого-то другого могла бы задушить. Её губы скользят по шее, накрывают один из шрамов, зарождая желание в венах.
– Спасибо, Хал.
Кажется, мне нашлось чем покорить Аду.
– Ты… Ты убил Цербера и занял его место, - Ада произносит словно для себя, прикрыв глаза. – Ты… Хорошо, значит, что я не успела тебя убить.
– А ты пыталась?
– Ох, ну тебе лучше не знать. Я просто хорошо скрываюсь.
Едва ухмыляется, а я тяну к себе. Впиваюсь в её пухлые губы, прикусывая их. Я победил Цербера столько лет назад, а вкус победы чувствую только сейчас.
Сладкий, дурманящий. От него адреналин пулей разлетается по крови, взрывает всё. Ощущение, что атомы не ходу врезаются в стенки вен, закручиваются.
И посылают прямые импульсы к члену.
– Да? – натягиваю простынь, пока та не упадет с тела Ады. – И как же ты пыталась? Расскажи мне. Получишь амнистию.
– Что? – у неё в глазах сплошной дурман, моргает и хмурится, пока не поймёт слова. – О чём ты?
– Давай, колючка, признавайся в своих грехах. И тебе ничего за это не будет.
– Совсем ничего? Тогда не интересно. Хал!
Моя возмущенная Ада кусает губу в отместку, наваливается всем весом. Наигранно хнычет из-за одного шлепка. Игривого, там и силы-то не было. Так, приласкать задницу.
Крепче сжимаю упругую ягодицу, тяну на себя. Отбрасываю подальше простынь, касаюсь обнаженного тела. Да, так намного лучше, чем просто зажимать у стены.
Вести ладонями по бедрам, наслаждаться теплотой девичьего тела. Медленно вверх, пока не коснусь затвердевших сосков. Ада вздрагивает, стоит едва сжать пальцами.
– Хал, это странно…
– Что именно? Что я тебя хочу или готов простить?
– Что ты готов прощать меня во время секса. Либо разговоры, либо секс.
– Либо ты перестаешь качать права и следуешь моим приказам.
– Такого варианта не было!
Стреляет взглядами – мой любимый момент. Как вздымают вверх её ресницы, резко опрокидывая в чан с расплавленной медью. Начинаю понимать, почему некоторые заставляют своих жен кутаться не просто в хиджаб, а паранджу. И обязательно прикрыть глаза.
Потому что тут хватает всего одного взгляда, чтобы поплыть. Опрокинуть девушку на спину, перебирая пальцами кудряшки. Вернулись, блядь, и теперь всё идеально.
– Хал, - ведёт ладошкой по моему лицу. – Я ничего не расскажу тогда.
– Похрен. Я хочу тебя, колючка.
– А рассказать мне всё? Ты ведь… Ты сказал, что заплатил мою цену. Так что у тебя ещё будет время.
– Как и у тебя – услышать.
– Халид.
Злится, упирается руками в мои плечи. Не пытается оттолкнуть, знает – бесполезное занятие. Но смотрит так, словно не у неё между ног водопад, и не её тело покрывается мурашками от моей близости.
С гулким разочарованием падаю на кровать рядом. Ну что за девка? Как пацаном управляет, а я даже сделать ничего не могу. Потому что снова начнется перепалка между нами.
А я готов воевать за неё, но не с ней.
Хотя второе не менее забавно.
– Что ты хочешь узнать?
– Почему? – Ада лежит под боком, не двигается. Только сжимает мою ладонь. – Зачем вы пришли в ту ночь?
– Кровная месть, именно поэтому я хоть что-то помню. Их было много, безликих. С кем у Цербера были терки, кто перешел ему дорогу или предал. Будь Терещенко одними из них – я бы не вспомнил.
– Но они не были?
И такое звенящее разочарование в голосе, что впервые подбираю слова. Чтобы не задеть Аду, не рубануть по ней жестокой правдой. Что её семья – конченные ублюдки.
Другой бы в лицо плюнул это обвинение, но сейчас сдерживаюсь. Шарю ладонью, пока не получается придвинуть Аду ближе. Думаю, как бы адекватней сказать о её мертвой семье.
До чего докатился, а.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Не были, колючка. Ты видела кинжал. Думаешь, кто-то бы стал такие шоу устраивать? Пуля и короткий разговор.
– А Цербер пришел лично. Что… Что они сделали? – девушка переворачивается, устраиваясь на моей груди. Заглядывает в глаза, словно ждёт сказки. – Я всё время пыталась понять, что было не так. Но нигде не светилось их прошлое.
– Искала в криминальных сводках?
– Я ведь не наивная дура, Хал. Я знала, что Терещенко замешаны в чем-то нехорошем, где-то прокололись. Но… Они были моей семьей, единственным, кто у меня остался.
– Давай проясним: Терещенко не твои родные родители?
– Нет, те погибли раньше. Потом пропал брат. И я осталась совсем одна, а они забрали. Они приютили меня, Хал, заставили поверить, что всё будет хорошо. А потом пришел Цербер.
– Терещенко были ублюдками, Ада. При всей любви к тебе, это правда. Они тронули семью Цербера, того Цербера. Его племянницу или что-то такое. И я скажу так, Ада, за такое я бы поступил ещё жестче.
– Что они сделали?
– Ада, просто…
– Что?
Закатываю глаза, потому что это в стиле Ады. Лезть в самое пекло, наплевав на инстинкт самосохранения. Понимает же, что я сейчас разобью её мир. А всё равно…
Двигаюсь к подушкам, укладывая девушку. Тяну на нас одеяло, понимая, что секс сегодня накрывается. Это и есть жить вместе? Ебаться с проблемами, а не друг с другом?
– Есть закрытые аукционы, с целками. И не все были там добровольно, как та девушка.
– И…? Ты хочешь сказать…
– Терещенко были организаторами, поставщиками. И похитили не ту девушку. Вот и поплатились.
– Но… Это ужасно, но хочешь сказать, сам Цербер никогда так не поступал? Я не оправдываю Терещенко, но ты разве не так же со мной поступил? Просто у меня нет ручного бандита, который бы мог отомстить.
– Разве, Ада? Я тебя насиловал, бил?
– Ты меня похитил?
– И если мне не отшибло память, ты всегда получала удовольствие, пусть и играла в недотрогу. Ты хотела меня, хочешь. Иначе бы нашла способ избавиться, закончить свою месть. У той девочки выбора не было, как и шанса. И ты права, не будь у неё защиты – она осталась бы неотмщенной. И не все поступки Цербера той ночью я оправдываю.
– Например? Надо было пулей?
– Надо было без тебя. Я говорил Церберу, что вплетать ребёнка – плохая затея. Но Терещенко тронули ребенка и тем же он хотел ответить.
– Он бы… Что он бы… Нет, не хочу знать. Мне позволили сбежать.
– Ага, позволили. А я потом выгребал.
Потому что начальник охраны, потому что должен был лично проверить каждый угол и притащить девчонку. А когда Цербер не получал желанного, то выгребали остальные.
Но сжимая Аду в своих руках, думаю, что не такая большая цена вышла.
Одни плюсы.
– Я не могу поверить, что они могли пойти на это. Это не… Со мной они не были жестокими!
– С тобой я тоже почти ручной.
– Почти. Я…
– Если ты хочешь копнуть в грязном прошлом, то хоть завтра отвезу тебя.
– Куда?
– На места их аукционов.
– Ты не… - Ада подрывается, давит ладонью на мою грудь. – Оно ещё существует?! Ты серьезно?
– Не в первоначальном виде. Сейчас там всё добровольно, деньги идут совершеннолетним и на всё согласным девочкам, которым нужны бабки. Так что, хочешь сама узнать всё?
– Я… Не сейчас.
Ада укладывается обратно, на меня. Долго мостится под одеялом, пока не пристраивает свою голову на моём плече. Рана в боку ноет, когда девушка задевает рукой. Но я даже не дергаюсь, сцепив зубы.
Ощущение, что даже бей она по ране – стерпел бы.
– Сейчас никуда не хочу, Хал.
– А чего хочешь?
– Вот так, - ведёт ладошкой по моей грудной клетке, успокаивается. – Рядом хочу, спокойно. Хорошо?
Хорошо, да.
Охрененно, на самом деле.