серьезной опасности.
Возвращаясь к себе, Путилин был хмур, задумчив.
— Белый или черный... черный или белый... Гм... гм... — вылетали у него односложные восклицания.
Я не говорил ни слова. Я знал привычку моего друга говорить с самим собой.
— Скажи, пожалуйста, — вдруг громко обратился он ко мне, — тебе никогда не приходила мысль, что черный ворон может обратиться в белого голубя?
Я поглядел на Путилина во все глаза.
— Бог с тобой, Иван Дмитриевич: ты задаешь такие диковинные вопросы...
Путилин — московский гастролер
На другой день, часов около четырех, ко мне приехал Путилин. В руках он держал чемодан, под шубой я заметил дорожную сумку через плечо.
— Я не мог предупредить тебя раньше, потому что был занят по горло. Если тебе улыбается мысль совершить со мной одно путешествие...
— Куда?
— В Москву. Но торопись. До отхода поезда остается немного времени.
Я наскоро уложил чемодан, и через час мы сидели в купе первого класса.
Утомительно долгой дорогой (тогда поезда ходили куда тише, чем теперь) Путилин не сомкнул глаз. Просыпаясь, я заставал его за просматриванием каких-то бумаг-донесений.
Откинувшись на спинку дивана, он что-то бормотал про себя, словно заучивая нужное ему наизусть.
— Ты бы отдохнул, Иван Дмитриевич... — несколько раз обращался я к нему.
— Некогда, голубчик! Надо зубрить особую тарабарщину.
— Скажи: мы едем по этому таинственному делу исчезновения сына миллионера?
— Да. Ах, кстати, я забыл тебе сказать, что сегодня по этой дороге, но ранее нас, проследовали знакомые тебе лица.
— Кто именно? — удивился я.
— Старший приказчик Бахрушинского и красавица в бархатном сарафане с белым платочком на голове.
— Как? Откуда ты узнал это?
Путилин расхохотался:
— Прости, ты говоришь глупости! Какой же я был бы сыщик, если бы не знал того, что мне надо знать?
— И причина их внезапного отъезда?
— У первого — желание как можно скорее спасти от опасности своего молодого хозяина, у второй... как бы тебе лучше объяснить? — ну, загладить промах с белым коленкоровым платочком, что ли...
— Стало быть, этот приказчик будет помогать тебе в деле розыска молодого Бахрушинского?
— О да! И очень... — серьезно проговорил мой друг. — А теперь не мешай мне, спи.
Сквозь полудремоту, овладевавшую мною от мерного покачивания поезда, до меня доносилось бормотание Путилина:
— «По пиво духовное...» «По источника нетления...»
«Что за чертовщину он несет!» — неотвязно вилась около меня докучливая мысль.
Подъезжая к самой Москве, Путилин сказал:
— Из многих дел, свидетелем которых ты был, это — одно из наиболее опасных. Если меня не разорвут в клочки — я окончательно уверую в свою счастливую звезду.
К моему удивлению, лишь только подошел поезд, нас встретил... любимый агент Путилина.
Путилин что-то отрывисто его спросил, и мы вместе поехали в гостиницу, оказавшуюся чрезвычайно грязным заведением для приезжающих и находящуюся на одной из окраин тогдашней Москвы.
— Почему тебе пришла фантазия остановиться в таком вертепе? — спросил я Путилина.
— Так... надо... — ответил он.
Несмотря на то что был уже вечер, он отправился куда-то с агентом и вернулся далеко за полночь.
Под поздний вечер второго дня нашего пребывания в Москве (в течение всего этого времени Путилин почти не бывал дома) он вытащил чемодан и, порывшись в нем, вынул из него какую-то странную одежду.
— Надо, доктор, чуть-чуть преобразиться. Сегодня мне предстоит весьма важное похождение.
— «Мне»? — спросил я. — Но почему же не нам?
— Увы, мой друг, на этот раз я никого не могу взять туда, куда собираюсь. Дай Бог, чтоб удалось и одному-то проникнуть.
— Стоило тогда мне трястись в Москву... — недовольно проворчал я.
— Не говори. Ты и мой агент, вы можете мне оказать помощь. Слушайте. Пока я окончательно не убедился в правильности моего предположения, я по многим соображениям не хочу обращаться к содействию моих московских коллег. Вдруг «знатный гастролер» да оскандалится! Конфуз выйдет... Я вас оставлю неподалеку от того места, куда постараюсь проникнуть. У меня есть очень резкий сигнальный свисток. Если вы его услышите — можете с револьверами в руках броситься ко мне на помощь. Кстати, голубчик, вот вам приблизительный план. — И Путилин подал агенту листок бумаги, на котором было что-то начерчено.
Перед тем как надеть пальто мещанского облика, Путилин облачился... в белый хитон-плащ с изображением красных чертей.
— Это что такое? — попятился я от него.
— Мантия Антихриста, любезный доктор! — тихо рассмеялся Путилин. — Кто знает! Быть может, она избавит меня от необходимости прибегнуть к револьверу. Последнее было бы весьма нежелательно. Ну, а теперь — в путь.
Было половина двенадцатого, когда мы вышли из нашей грязной гостиницы и направились по глухим улицам и переулкам этой отдаленной от центра московской слободы.
Темень стояла страшная. Не было видно ни зги.
Улицы были совершенно безлюдны. Только откуда-то из-за заборов доносился злобно-неистовый лай и вой цепных собак. Вскоре Путилин замедлил шаги.
— Мы сейчас подойдем.
Пред ним, по левой стороне улицы, высился черной массой дом, за ним — ряд построек. Все это было обнесено высоким дощатым забором.
— Ну-с, господа, я встану здесь, у ворот. Вы переходите на ту сторону. Вы знаете, — обратился он к агенту, — тот забор, окружающий пустырь, который мы с вами осматривали вчера?
— Еще бы, Иван Дмитриевич!
— Ну, так вот вы с доктором и притаитесь за ним.
Время потянулось медленно. Где-то послышался крик первых петухов.
Почти одновременно с их криком на пустынной улице стали вырисовываться темными силуэтами фигуры людей. Они крадучись, боязливо подходили к воротам таинственного дома, в котором не светилось ни малейшего огонька.
Так как я люблю рассказывать связно и последовательно, то позвольте мне продолжать теперь со слов самого Путилина. Вот что рассказал он мне в пять часов утра этой ночи о своем посещении этого дома.
В страшном «сионе». Мантия Антихриста
Я зорко вглядывался в ночную тьму. Лишь только увидел приближающиеся фигуры людей, как сейчас же троекратно постучал в ворота.
— Кто будете? — раздался тихий голос.
— Человек Божий... — так же тихо ответил и я.
— А куда путь держишь?
— К самому батюшке Христу.
— А по что?
— По «пиво духовное», по «источник нетления».
— А сердце