Читать интересную книгу И узре ослица Ангела Божия - Ник Кейв

Прошло немало времени, прежде чем я набрался смелости, чтобы подойти и встать под ее окном. Ночь за ночью, шаг за шагом я подходил все ближе и ближе.

Наконец я решился босиком подняться на крыльцо и под прикрытием живой изгороди, прижимаясь к стене из струганых досок, пробраться к ее окну и приложить ухо, вслушиваясь в скрип кроватных пружин и хруст накрахмаленного белья — звуки, которые обыкновенно предшествовали появлению мреющего света ночника. Как только квадрат желтого света ложился на крыльцо, я заглядывал внутрь. Бет сидела в белой ночной рубашке на краю постели, свесив ноги, в непринужденной позе, похожая на свою мать каждым жестом. Склонив голову так, как это делают молящиеся. Спиной к окну. Всегда спиной к окну.

Комната была залита тусклым желтым светом.

Она сидела, а я стоял; и мы оба молчали, словно окутанные коконом напряженного, ждущего безмолвия. Иногда она устало вздыхала, чтобы скрыть невольный зевок, а я — я в это время отчаянно пытался справиться с моим шумным дыханием и безумным сердцебиением. Я стоял у окна1 наполовину в темноте, наполовину на свету, и мои руки были словно раскроены на полоски света и тени.

Я заметил, что дрожь, которая охватывала меня, когда я следил за этой девочкой, бодрствуя по ночам, неотличима от той, что я испытывал лет за десять до того, прижимая лицо к окошечку одного розового фургончика, стоявшего на вершине Хуперова холма, и изучая в деталях непристойные обычаи распутства.

Неотличима, и все же — совершенно иная. Но и та и другая играли огромную роль в Его обширном плане.

Шло время. Я смотрел. Она ждала.

И тут произошло нечто странное. Нечто действительно странное. Послушайте. В одну из таких ночей кольцо белого света появилось на стене прямо над головою Бет; казалось, что оно парит над нею, словно нимб. Бет воскликнула, когда заметила это явление, и стала смотреть на кольцо, зачарованная прыгучим пятном света. Я тоже жаждал получше рассмотреть это вещее знамение — это жемчужное видение — этого непрошеного гостя. Я придвинулся к окну, но в то же мгновение пятно словно упало на пол и рассыпалось. Я сделал шаг назад, и видение вновь вернулось на место и принялось танцевать над головою девочки.

— Оно знает, что я здесь, и боится меня, — подумал я.

Я снова попытался рассмотреть волшебный круг получше, но все повторилось — пятно света упало на пол и исчезло. Я наклонялся вперед и назад, глядя, как оно то появляется, то исчезает; Бет тоже была поражена таинственным светом, явно существующим, но при этом таким же нестойким и испаряющимся, как эфир. И тут я понял, в чем дело. Это был всего лишь свет лампы, отразившийся от блестящего серпа, висевшего у меня на поясе. При изменении наклона моего тела отброшенный наточенным орудием блик просто уходил из нашего поля зрения. Я затрясся от беззвучного хохота; глупость Бет смешила меня. Я стал поворачивать серп так, чтобы круг серебряного света плясал у нее над головой. Но торжество мое оказалось недолговечным, ибо тут она заговорила. Она произносила ужасные слова. Они срывались легко и заученно с ее губ, но видно было, что слова эти чужды если не ее устам, то ее сознанию — она не до конца понимала содержание монолога, который произносил ее дрожащий язык, хотя вполне осознавала его величие.

Я застыл как громом пораженный. Кровь пошла носом с небывалой силой. Мне хотелось убежать. Спрятаться. Исчезнуть. Струйка крови бежала из моего носа прямо на дощатый пол крыльца. Кровь все приливала и приливала к лицу, к голове, и мне казалось, что череп вот–вот расколется на две половинки — таким сильным было давление крови. Вены проступили сквозь кожу. Голова болела нестерпимо. Я видел все словно сквозь кровавую пелену. Мое свистящее дыхание стало звучать выше на целую октаву, где–то вдали залаяла собака, но Бет не обратила на это никакого внимания. Она все говорила и говорила странные слова нежным и тихим голосом.

Боже, как величественно имя Твое на всей земле! Услышь голос молений моих, когда я Взываю к Тебе, когда поднимаю руки мои К святому Храму Твоему. Всем сердцем моим ищу Тебя, Не дай мне удалиться от заповедей Твоих.

Благослови, душа моя, Господа.

Я семь Бет,

Залог милости Твоей.

Знают меня как чистую и непорочную.

Да буду я смиренной служанкой Господней, Ожидая, когда исполнится все по Слову Твоему.

Я готова.

Да низойдет на меня Дух Святой

И тень Всевышнего ляжет на меня,

Дабы принесла я благословенный плод От которого продолжится род из поколения В поколение.

Господи, чаю исполнения Твоего Слова, Как поведано Оно нам в откровении Пророком Джонасом Укулоре, да славится имя его!

День сей сотворил Господь!

Вовек не сгинет праведный.

Рог Твой вознесется во славе.

Долготою дней насыщу его

И явлю ему спасение Мое.

Аминь.

И тут в соседней комнате вспыхнул свет и на пороге появилась острая как сталь тень Сардуса Свифта, который, казалось, только и ждал конца молитвы. Тень заскользила по портьере, словно акулий плавник. Я зажал пальцами нос и кинулся наутек. Я промчался по Мэйн и пересек Мемориальную площадь. Там я спрятался в тени, затаился и стал ждать.

Сначала ничего не было слышно. Затем до меня донеслись приглушенные всхлипы Бет. Затем, уже намного громче, плач. Сардус Свифт распахнул входную дверь и подошел к окну, под которым стоял я. Бет шла, всхлипывая, за ним следом.

— Не спугни его, папа! Пожалуйста! Он ко мне пришел! — умоляла она отца.

Тут Сардус наклонился и прикоснулся пальцем к скоплению кровавых пятен на крыльце. В следующий миг в домах по обе стороны от дома Сардуса зажегся свет, и оттуда показались две тучные матроны, кутающиеся на ходу в теплые фланелевые халаты. Я вспомнил, что они тоже посещали собрания.

Покинув площадь, я направился к городским окраинам; к тому времени, когда переполох от дома Сардуса распространился по всему городу, я уже очутился в относительной безопасности. Но и тут до меня доносились резкие голоса двух соседок, принесенные летним ночным ветерком. Я прибавил ходу, радуясь тому, как великолепно и неприступно Царство. Мое Царство.

О черт! Что? Нет, не может быть! Неужели? Похоже, я на миг потерял сознание.

Да, похоже на то.

Я очнулся, охваченный паническим ужасом, и сказал: — Это последний день! Это последний день!

Но нет. Нет и нет. Еще не вышло время. Пока не настало время. Прошлое догоняет настоящее. Сколько еще? Сколько еще?..

О, черт! Что? Нет, не может быть! Неужели? Похоже, я ни миг потерял сознание.

Да, похоже на то.

Я очнулся, охваченный паническим ужасом, и сказал: — Это последний день! Это последний день!

Но нет. Нет и нет. Еще не вышло время. Пока не вы… Сколько еще? Еще сколькото.

Я вырыл яму внутри лачуги. Возле западной стены. У меня набралось много змей — слишком много, чтобы держать их в отдельных клетках. И поэтому я вырыл яму и выложил ее края наклонными листами жести, чтобы змеи не смогли выбраться наружу На некоторое время яма со змеями служила мне чем–то вроде развлечения. Я провел немало времени, сидя на безопасном расстоянии от ее края и наблюдая, как сплетается и расплетается смертельный клубок. Порой я бросал туда крысу или хомяка и смотрел, как рептилии, прервав свои объятия, кидаются на визжащего от страха грызуна. Если же зверушка не визжала, я спасал ее из ямы, если успевал, и производил в сословие власть имущих. Мое сословие.

Одним весенним утром я проснулся на сторожевой вышке, потревоженный гомерическим хохотом, поднятым вороньим племенем. Еще не вполне проснувшись, я зарядил катапульту и запустил половинку кирпича в сторону, откуда доносился их долбаный галдеж. Кирпич ударил в ствол висельного дерева; хрипло каркнув хором, четыре маслянисто–черные вороны взвились в воздух и умчались прочь.

— Твари чертовы! — подумал я и чуть не заплакал. Затем я сел обратно и приложил глаз к подзорной трубе. Дом Бет. Дом Бет. Труба была нацелена на дом Бет. Я, в который уже раз, заснул, ожидая, когда же она подаст сигнал. Я почувствовал, как труба сама собой поворачивается в направлении Мемориальной площади/Вернее, в направлении площадки для игр.

Площадка для игр, если она заслуживала такое название, состояла из качелей двух видов и песочницы. Больше ничего там не было. Площадку построили за год до смерти Па. Умерла пожилая укулитка и завещала свои сбережения на это строительство. Видать, немного ей удалось скопить. Тем не менее, это обеспечило ей медную табличку и гарантию того, что имя ее будет выгравировано на осыпающихся страницах вечности рядом с именами каких–нибудь мисс Сукки или мистера Гадда — одних из миллионов, учредивших своею последней волей какойнибудь фонд и пожертвовавших ему свои жалкие гроши, чтобы выклянчить право увековечить свое ничтожное существование на спинке парковой скамейки, на водяной колонке или просто на столбе. На табличке было написано, если я не ошибаюсь, что–то типа «Вечная память. Мемориальная игровая площадка имени мисс Земли Ройк, юго–восточный угол Мемориальных садов Джонаса Укулоре, Мэйн–стрит, долина Смерти, штат Панихида». Стыд и позор, а не площадка: два кривых столба, двадцать футов цепи, одна доска и ящик грязной земли. Спасибо вам, Долли! Постыдились бы, Салли!