Читать интересную книгу Условно пригоден к службе - Юрецко Норберт

Мы остановились перед домом 109. Снизу мы могли видеть, что Мёдлинг уже на месте, заместитель по оперативной безопасности начальника нашего управления, У него была характерная привычка. Когда он приходил в бюро, то сдвигал жалюзи, откидывал окно и вешал пиджак на оконную ручку. Сегодня он пришел в шерстяном пиджаке в черно-белую клетку. Мёдлинг был одним из редких старых и по-настоящему опытных оперативных работников Службы. Он не мог похвастаться представительным видом, отрастил брюшко, а на его примечательном черепе светилась лысина, обрамленная седыми волосами. Мёдлинг был приятным и доступным человеком, которому мы могли доверять. Одному из немногих.

Сияя, со множеством морщинок от улыбок на лице, он встретил нас в своем кабинете и предложил сесть. Мы сначала обсудили наши планы. Командировки, расчеты, оперативные деньги, использование курьеров и так далее. Но потом он сам начал говорить о команде Вульфа. – То, что там происходит, нечисто. Вся их система работы не соответствует тому, что принято у нас. Кроме того, скажем так, мы заметили некоторые их непорядочные действия. Но мы скоро до них доберемся. Недолго им осталось. Это только вопрос времени.

Я подал Фредди знак, который означал "отступление". Не поддавшись на речи Мёдлинга, мы попрощались с ним, чтобы урегулировать наши административные дела. В любом случае, так ему мы это представили. Мы быстро покинули здание. Погода была великолепной, и потому мы решили прогуляться по "лагерю". Мы прошли мимо бассейна и теннисных кортов и дошли до самой внешней стены с колючей проволокой сверху. Вокруг не было ни души. И только тут мы смогли обсудить создавшееся положение.

Замечание Мёдлинга не могло быть совпадением. Он ведь точно знал, что мы дружим с теми двумя. Тогда почему он так демонстративно доверился нам? Хотел подать нам какой-то знак? Может быть, все уже раскрылось? Что же тут, в конце концов, происходит? Мы пребывали в полнейшем недоумении.

У нас возникло чувство, которое нас больше никогда не покидало. Там, снаружи, где мы были предоставлены сами себе, все проходило безукоризненно. Там царило полное доверие. Почти слепое обоюдное взаимопонимание. То, что мы могли на сто процентов положиться друг на друга, придавало нам уверенность.. Но здесь, внутри, на территории Центра БНД, мы чувствовали себя запертыми, отгороженными от мира, несвободными, терялись и не находили себе места. Кому здесь можно было доверять? Кому можно было все рассказать? Общение тут больше определялось тактикой беседы, а не ее содержанием. Вся эта лавка казалась нам совершенно оторванной от мира. Свой замкнутый мирок, далекий от жизни, в котором ничего нельзя понять.

Начиная с определенного уровня руководства речь тут шла уже не о деле, а о личной выгоде. Такой климат мог вызывать только недоверие. Если мы еще хотим какое-то время тут поработать, то нам понадобится величайшая осторожность. У нас не было права на малейшую ошибку, и мы должны рассказывать здесь как можно меньше. Только так мы сможем гарантировать безопасность наших источников и продолжать успешно работать.

Нам было ясно – действовать нужно немедленно. Потому мы пошли обратно. Фредди остановился у большой лестницы перед домом 109 и посмотрел вверх. Мёдлинг стоял у окна и подал нам знак, чтобы мы заходили. – Норберт, мы справимся с этим? – тихо спросил Фредди. Мой ответ не оставлял места для сомнений. – Да, конечно. Почему бы и нет? Мы сейчас доложим об этой чертовщине. А там пусть они решают, что им делать. Это уже не наши заботы.

Через несколько минут я доложил ответственному за оперативную безопасность о дерзком предложении Вульфа. Мёдлинг тут же пригласил к себе начальника управления Херле. Мы вели себя настолько сдержанно, насколько могли. Осторожными словами мы сообщили о чувстве неуверенности и дискомфорта. Мы много раз это повторили. Не прошло и часа, как мы сидели в кабинете начальника подотдела Вольберта Смидта. Мы и ему, уже в третий раз, передали наш разговор с Вульфом. Как только мы закончили, в кабинет вошли еще два сотрудника, которых я никогда раньше не видел. Это были начальник 52-го подотдела (UAL 52) Вильгельм, ответственный за безопасность в БНД, и начальник направления следственного реферата Ульбауэр. Теперь нам пришлось рассказать нашу историю в четвертый раз. Фредди и я рассказывали по очереди. Мы старались дополнить друг друга или корректировать.

Вильгельм и Ульбауэр начали задавать вопросы. Создалась опасная ситуация. Когда речь зашла вообще о ситуации на Фёренвег, мы отвечали кратко и правдиво. Нашим непосредственным начальникам, Херле и Смидту, ситуация в Берлине, похоже, была знакомой. Потому они совсем бесстрастно реагировали на наши рассказы. Вильгельм и Ульбауэр это почувствовали и потому особо заинтересовались. Лица Херле и Смидта окончательно помрачнели.

Наш начальник подотдела Смидт через какое-то время стал похож на всадника, у которого сбежала лошадь. Он задавал странные вопросы, например, грозит ли ему самому какое-то дисциплинарное наказание. Потом он опять разыгрывал из себя ничего не знающего, который, в конечном счете, не несет за все происходящее никакой ответственности. В конце он постоянно извинялся, даже когда его не спрашивали. Когда мы вышли из помещения, он попрощался с нами наиграно дружески с похлопываниями по плечу и снова хвалил нас за откровенность. Нам было очень противно.

Ульбауэр спустился с нами вниз. Там мы перешли в другое крыло здания. Он провел нас в свой кабинет, располагавшийся на уровне земли в самом заднем углу. Его кабинет и кабинет доктора Херле находились в доме номер 109 в диаметрально противоположных углах. Это обстоятельство было, конечно, чистой случайностью, но вскоре получило символическое значение.

Бюро Ульбауэра было оборудовано по-спартански. На подоконнике, правда, стояли несколько вазонов с цветами, потому комната не производила такого скучного впечатления, как большинство привычных нам кабинетов. Ульбауэр предложил нам кофе, и его секретарша тут же принялась за работу. Она была интересным созданием с приветливым, открытым лицом и с сильным баварским акцентом. – Я Риа, – представилась она и со смехом вышла из комнаты. Чистопородная бабенка, в самом положительном смысле слова. У меня пересохло во рту – Ты увидел мисс Манипенни? – спросил меня потом Фредди в своей обычной манере и попал прямо в точку.

Как мы вскоре выяснили, работа в следственном реферате была организована совсем не так, как во всей прочей Службе. Если повсюду был огромный рабочий аппарат, постоянно выезжавший в командировки, отвечавший за оперативные расходы и внутреннюю коммуникацию, то тут часы шли по-другому. Организационные структуры были уже и лучше изолированы. Если дело не касалось уже завершенной операции, то все административные дела проходили через стол Риы. Она отсчитывала деньги на расходы, вела учет кадров и решала все бюрократические вопросы. Риа была доброй душой лавки Ульбауэра и своего рода девушкой на все случаи жизни. Кроме того, она отличалась храбростью, что нам скоро доказала.

Ульбауэр уселся за своим письменным столом. Он продолжил расспросы о берлинском филиале и о сотрудничестве с американцами, о встрече с Вульфом и обо всем, что касалось пуллахского подотдела 12. Его манера говорить была спокойной и приятной. Мы чувствовали себя хорошо, потому что, наконец, смогли рассказать о своих проблемах, которые нас долго угнетали. Ульбауэр говорил тихо и время от времени делал заметки. Человек этот излучал доверие. Его стальные голубые глаза производили впечатление обязательности, но вспыхивали и снова и снова лукавым огоньком.

Через какое-то время пришел еще один работник. Он представился как господин Гайсбауэр. Гайсбауэр был похож на своего шефа. Он тоже говорил вдумчиво и сдержанно, с такой же обязательностью и любезностью. Но в отличие от Ульбауэра Гайсбауэр время от времени комментировал услышанное. По поводу берлинского филиала он скоро сделал свой вывод: – Боже мой, что за дерьмо они там устроили. Нам нужно туда поехать. Нельзя пускать все на самотек.

Контрастный душ чувств

Гайсбауэр и Ульбауэр знали свое дело вдоль и поперек. Конечно, на их кругозор наложили отпечаток маленькие неудачи и большие провалы, которыми им приходилось заниматься в своей работе. Но это не мешало им подчеркивать свою лояльность системе Федеральной разведывательной службы. Оба работали все еще для Большого Целого, а не только на самих себя. Этим они отличались от наших начальников, и это готовило нам контрастный душ чувств.

Мы внезапно из одного мира попали в другой. Там наверху, в доме 109, в Первом отделе, подотделе 12, мы столкнулись с кучей эгоцентриков, которых мы все время называли не иначе как "пустозвоны". Для меня это была лавка самодовольных людей, полная специалистов в разведывательном деле. Но тем не менее никто из них не смог дать нам ни одного практического совета или как-то толково нас поддержать. Их претензии и реальность были далеки друг от друга как небо и земля.