После ужина Журавлев, начистив сапоги и с гордостью поглаживая новенький орден Красного Знамени, сказал Муратову:
— Пойдем к девчонкам.
— Пошли, только берегись! Ирка скажет, что на груди твоей широкой мерцает орден одинокий, — сказал Муратов.
— А про тебя Ленка тоже скажет, что на груди твоей могучей одна медаль висела кучей, — сказал Журавлев.
— Положим, не медаль, а орден Красной Звезды, и надеюсь, что в следующий раз получу орден Красного Знамени, — с обидой ответил Муратов.
— Ладно, не дуйся. Пошли.
В середине октября меня на самолете вызвали в Москву к генерал-майору авиации Судец. Причина вызова была неизвестна. Провожая наш экипаж в Москву, командир дивизии Антошкин инструктировал меня о том, чтобы я не сказал что-нибудь лишнее и не соглашался ни на какие назначения.
Штаб первого бомбардировочного авиационного корпуса находился недалеко от Академии имени Жуковского и размещался в вилле «Черный лебедь».
Генерал Судец принял меня в большом кабинете на втором этаже. У него было лицо запорожца, отражавшее украинские и запорожские черты, властный взгляд черных глаз, лысый череп и зычный голос. Он спросил меня, как идет подготовка новых и старых экипажей. Особенно интересовался результатами бомбометаний с отечественными оптическими прицелами и результатами стрельб. Я доложил ему, что бомбить стали значительно лучше, а стрельб не выполняли, так как для стрельб нет полигона.
— Передайте Антошкину, чтобы немедленно опахали участок местности на краю одного из полевых аэродромов, обозначили цели и чтобы все экипажи отстрелялись как с передних, так и с задних пулеметов, — сказал Судец.
Затем Судец, сообщив мне, что хочет переучиться и самостоятельно вылететь на самолете А-20Б, выбрал меня инструктором и спросил, как, по моему мнению, это лучше сделать.
Я предложил ему прочитать инструкцию по пилотированию и эксплуатации самолета, а затем изучить кабину летчика и вылететь самостоятельно на нашем аэродроме без всяких провозных, так как самолета с двойным управлением нет. Согласившись с моим предложением, генерал Судец пообещал через день-два прилететь к нам и отпустил меня.
Через два дня Судец прибыл на наш аэродром.
— Рассказывай оборудование кабины, — сказал Судец, когда мы по стремянкам поднялись на самолет. Я рассказал. — Теперь слушай, я тебе перескажу про кабину, а ты поправляй, если ошибусь.
Оборудование кабины и порядок его использования генерал рассказал полно и без ошибок.
— Ну, Осипов, расскажи мне теперь порядок запуска моторов, выруливания, взлета, полета по кругу и посадки, — приказал Судец.
Я подробно все рассказал. Судец пересказал мне все дважды.
— Давайте парашют, — приказал генерал.
Ловко надев парашют, Судец запустил моторы и отпустил меня с плоскости самолета. Связавшись по радио со стартовым командным пунктом, Судец вырулил, взлетел и на «отлично» произвел полет по кругу. Выйдя из самолета, он улыбаясь спросил:
— Капитан, какие у вас будут замечания по первому самостоятельному полету генерала?
— Никаких. Все без замечаний, — ответил я.
— Спасибо тебе, Осипов. Что же ты не научишь летать на боевом самолете своего командира дивизии? — спросил Судец.
Я понял, что этот вопрос был упреком полковнику Антошкину, стоявшему рядом, и промолчал.
— Мы с командиром дивизии поедем обедать, а ты, Осипов, подбери мне самолет, техника, штурмана и радиста для полета в Куйбышев и Москву. Штурмана и радиста я тебе верну, а самолет и техника оставлю у себя. Теперь, как командир корпуса, я буду летать на этом самолете, так что оформите и все необходимые документы.
Через час генерал Судец улетел на боевом бомбардировщике в Куйбышев. С ним полетели Желонкин и Наговицин. А техником я выделил ему наиболее педантичного и аккуратного Буненкова. Через несколько дней Желонкин и Наговицин вернулись в полк.
Интенсивными полетами на отработку бомбометаний и стрельб по наземным целям мы завершили подготовку эскадрильи к боевым действиям.
Подводя итоги боевой подготовки на торжественном собрании эскадрильи, посвященном празднованию годовщины Великой Октябрьской революции, я отметил, что все экипажи готовы к боевым действиям в простых и сложных метеорологических условиях днем, а половина экипажей эскадрильи готовы и к действиям ночью.
Октябрьские праздники на Тамбовском аэродроме прошли весело. Был концерт, танцы и праздничный стол.
В небе под Сталинградом
На другой день после праздников поступил приказ перебазироваться под Сталинград, на аэродром Панфилово, в состав 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта. Командующим 17-й ВА был Красовский С. А.
Составляя план и боевой расчет на перебазирование, мы вместе с инженером эскадрильи постарались взять побольше людей, необходимого имущества с летным эшелоном на своих самолетах, зная по прошлому опыту, что наземный эшелон к месту нового базирования добирается очень долго.
В день перебазирования, 10 ноября, выпал снег и ударил мороз. Эскадрилья перебазировалась в Панфилово организованно, в едином боевом порядке. Во второй эскадрилье при взлете с Тамбовского аэродрома столкнулись и потерпели аварию и поломку самолеты капитана Чижикова С. М. и Погудина А. М.
При перебазировании из Тамбова на фронтовой аэродром Панфилово наш полк продолжали преследовать происшествия. Экипаж лейтенанта Смородина М. П., выделенный для переброски старшего инженера полка Римлянда и старшего инспектора дивизии Андреева из Тамбова, летел в Панфилово под низкой облачностью, которая постепенно перешла в туман. Летчик не справился с пилотированием и столкнулся с землей. При этом погибли все члены экипажа, Римлянд и Андреев. Похоронили их на кладбище в Панфилове.
Аэродром в Панфилово был большой, ровный. Самолеты разместили в земляных капонирах на южной и западной сторонах летного поля. Штаб полка и летный состав второй эскадрильи разместили в трех домах на южной окраине аэродрома, а летный состав своей первой эскадрильи я разместил по звеньям в домиках в поселке Панфилово.
Сразу же самолеты и летный состав привели в готовность к боевому вылету. Летный состав эскадрильи, находящийся в готовности, разместили в землянке на аэродроме.
Закончив размещение, мы с Гладковым не спеша обошли и осмотрели весь аэродром, зашли и в поселок, расположенный восточнее, куда солдаты тянули провода для связи. В поселке в хорошем большом доме расположился штаб 221-й дивизии.
Так все было бы хорошо, но мучили мыши. Мышей было так много, что, когда самолет рулил по аэродрому, раздавленные мыши сваливались с колес комьями, как печенка. В землянке мыши не давали отдыхать летному составу, забираясь в комбинезоны, кусая спящих за лица и угрожая перегрызть жгуты электропроводки в самолетах. Кроме того, мыши были заражены туляремией — чумкой. У людей, заразившихся этой болезнью, повышалась температура до сорока градусов, и человек выходил из строя на две недели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});