Удалившись в свою комнатку в мансарде, она принялась обдумывать свое положение, но мысли ее были грустными. Наконец пора было спускаться вниз. Но едва она сошла с лестницы, как нос к носу столкнулась с леди Хартвуд. Заметив Элизу, та ехидно улыбнулась, словно обрадовавшись чему-то.
— Как я погляжу, твое общество уже прискучило моему сыну. Прислуга поговаривает, что вчера вечером он ушел в игорный клуб, где также много продажных женщин.
От такого откровенного намека лицо Элизы исказилось от боли.
— Ты свое отслужила, — безжалостно продолжала леди Хартвуд. — Больше ты ему не нужна. С твоей помощью он позлил меня и вскоре, поверь мне, отделается от тебя. Несмотря на мое предупреждение, ты влюбилась в него и совершила страшную глупость. Что, впрочем, нисколько не удивительно. Говорят, некоторые дурочки пишут любовные письма заключенным Ньюгейтской тюрьмы, которые осуждены на смертную казнь.
Доведенная до крайности ее оскорбительными выпадами, Элиза не выдержала.
— Если ваш сын действительно совершил убийство, разве его не ожидает заключение в Ньюгейте? Даже знатный дворянин не может гулять на свободе, если он совершил убийство. Я все равно не могу поверить, чтобы ваш сын убил кого-нибудь. Вы просто хотите уверить меня в том, чего он никогда не делал.
— Ты влюблена в него по уши, — с откровенным злорадством сказала леди Хартвуд. — Какая же это глупость с твоей стороны!
— Ничего подобного. Просто я не могу поверить, что он виновен в том, в чем вы его обвиняете.
— Однако он виновен.
— Но тогда должно быть какое-то объяснение. Может, та женщина умерла при родах? Если он, как и его брат, погубил соблазненную им женщину, то это, конечно, ужасно, однако это все-таки не убийство.
— О, как бы тебе хотелось, чтобы все разъяснилось, не так ли? — Леди Хартвуд осклабилась — Но у тебя ничего не выйдет. Я ничего тебе не намерена объяснять. Ты бесстыдная потаскушка и заслуживаешь ту участь, которая ждет тебя.
— Как бы там ни было, но мне надо знать, почему вы так ненавидите вашего сына. — Элиза от волнения едва ли не кричала. — В чем же его вина, если вы никак не хотите простить его?
— А тебе какое дело до этого? Ты ведь все равно будешь любить его, какое бы преступление он ни совершил.
— Я не люблю его, но мне надо знать правду. Я хочу понять ради собственного спокойствия, что он за человек.
— Понять? Скоро ты все поймешь, — загадочно ответила леди Хартвуд. — Почему бы тебе самой не спросить его: хорошо ли ему было прошлой ночью в публичном доме?
— Очень хорошо, матушка. Я с превеликим удовольствием посетил это заведение. Больше у тебя нет вопросов, адресованных мне?
— Нет, больше нет! — отрезала леди Хартвуд и, повернувшись, пошла прочь, намеренно сильно постукивая палкой по полу. Как только стихли ее шаги, Элиза осталась наедине с Эдвардом.
Он стоял у подножия лестницы и смотрел на нее ироничным, слегка высокомерным взглядом, которым, как теперь знала Элиза, он отгораживался от всех людей.
— Почему ты не уехала? Разве мой камердинер не передал тебе оставленные мной деньги? — едва ли не сердито спросил он.
— Я говорила тебе, что не уеду до тех пор, пока ты не расскажешь всю правду о том преступлении, в котором обвиняешь себя.
— Какое это имеет значение? Разве тебе не достаточно просто знать, что я совершил преступление?
— Нет, не достаточно. Мне надо понять. Я не могу уехать, не разобравшись в тех причинах, которые двигали тобой. Возможно, я неправильно истолковала твой гороскоп. Если я ошиблась, то должна понять почему. Не зря говорят, что на ошибках учатся.
— A-а, ты хочешь вытащить из меня мои тайны для того, чтобы стать более мудрым астрологом?
— Или более мудрой женщиной, — тихо возразила Элиза. — Если все то, что ты говорил о себе, правда и если я была так слепа, то нахожусь в явной опасности, об этом как раз не устает повторять мне твоя мать. Я должна научиться видеть правду, какой бы неприятной она ни была.
Хартвуд опустил голову, словно незримая тяжелая ноша придавила ему плечи.
— Даже сейчас ты очень серьезна. Другая женщина на твоем месте оросила бы меня слезами.
— С какой стати мне плакать?
— В самом деле, с какой? — как всегда, полушутливо полусерьезно, отвечал Хартвуд. — Ты призналась моей матери, что не любишь меня. А мне ведь известно, что ты не любишь лгать, во всяком случае, ей по отношению ко мне. Значит, это правда. Правда и то, что я был сегодня ночью в борделе.
— Какое мне дело до того, куда ты ходишь?
— Неужели ты не испытываешь ни малейшей ревности?
Элиза закусила губу, не желая показывать, насколько ее обидел его жестокий ответ. Она изо всех сил стиснула пальцы в кулак и спрятала его в складках платья, чтобы унять охватившую ее горькую обиду.
— Разве можно рассчитывать на твою верность? — наконец выдавила она. — Ты же лорд Лайтнинг, прославленный своим непостоянством. Что ж тут удивительного? Ты бросаешь прежнюю любовницу тем более не настоящую, и падаешь в объятия другой.
Эдвард нежно взял ее за руку.
— Но ты забыла о другом. Лорд Лайтнинг непредсказуем. Твое суждение обо мне поспешно. Да, я действительно был в публичном доме, но вовсе не для того, чтобы утешиться в объятиях какой-нибудь красотки. Я хотел поговорить с Тамуортом, а публичный дом — это единственное место, где точно знаешь, что найдешь его.
У Элизы сразу отлегло от сердца..
— А зачем ты искал Тамуорта?
— Хотел как следует вбить в его тупую башку, что если я однажды пожалел его презренную жизнь, то в другой раз пусть не рассчитывает на поблажку. Впредь пусть не забывается и не говорит о тебе в таком оскорбительном тоне.
— И ты сказал это ему, несмотря на то что я должна была уехать сегодня утром?
— В результате все приобрело еще большее значение. Теперь ты стала общепризнанной моей любовницей. И поэтому после того как мы расстанемся, без моего покровительства ты окажешься в очень опасном положении. — Он запнулся. — Но я надеюсь, что ты не уедешь.
— Нет, во всяком случае, до тех пор, пока не услышу от тебя твою историю.
— Видимо, придется рассказать, иначе ты не отстанешь от меня, — улыбаясь, ответил он. — Тебя нельзя испугать. Тебя нельзя заставить ревновать. Ты можешь стоять передо мной и не моргнув глазом выслушивать разные нелепицы и несуразности, которыми я тебя угощаю. Ты словно сфинкс, ждущий от меня правильного ответа.
Не в силах сказать хотя бы слово, она кивнула.
Судя по насмешливому выражению его лица, можно было подумать, что он, как всегда, посмеивается над ней, если бы не хриплый голос, в котором отчетливо звучало скрытое волнение.