рыбы там! А зверья разного — и мясного, и пушного!
— Вроде, на картах-то пусто, — сомневался Горыныч, — а ежли развернут нас вместе с нашей гениальной идеей? Завредничают дьяки — и хоть головой о стену бейся, м?
— Я тебя умоляю, дружище! — мне даже смешно стало. — Когда это дьяки от подарков отказывались? Предложить им пару ладных перстней — к тебе самому очередь с документами стоять будет. «Не изволите ли принять?»
Горыныч тяжко вздохнул:
— Не сердись, ара. Пока грамоты владетельные в руки не получу, да — переживать буду.
— И перстень — слишком лобовой заход, — не одобрил Талаев, — в последние годы это не одобряется. Аккуратнее надо. Хитрее…
* * *
Дьяк Земельного приказа, всё так же облачённый в старинные боярские одежды, за малую государеву мзду проверил магическим светильником и зарегистрировал купчую, после чего я благополучно сплавил Афанасия, сославшись на ещё одно дело, и пригласил в кабинет Горыныча.
— Князь Горынин, — степенно кивнул ему дьяк и поправил магическую лампу, которая и без того стояла более чем прямо. — Желаешь купить или продать? Или меновой договор составим?
— Мы с князем Тихоном Михайловичем, — начал я, — дело к Земельному приказу имеем сложное, требующее внимательного рассмотрения и рассудительного совета от сведущего в сих делах и умудрённого опытом человека.
Дьяк, кажется, понял, что дело клонится к выгоде и приосанился:
— Слушаю и постараюсь помочь всемерно.
— Прежде чем перейти к делу, желаем мы проявить к тебе, твоё благоименитство, уважение и преподнести тебе, боярин, скромный и незначительный подарок, — я вынул и положил на стол вчетверо сложенный маленький платочек. — Жарко тут у вас, авось пригодится пот утирать.
Дьяк слегка сощурился, подвинул платочек к себе и тотчас же нащупал внутри него вложенный камешек. Отогнул уголок ткани. Оценил.
— Весьма… и чрезмерно даже похвально. Благодарствую.
— Мастерскую мы открыли, — в свою очередь высказался Горыныч, — сидят девицы, вышивают.
— Можем с десяток таких платочков от чистого сердца задарить, — степенно кивнул я. — Если человек к людям навстречу со свей душой и в нужды человеческие вникает — отчего бы и не преподнести знак внимания?
— Похвально, похвально, — озадаченно пробормотал дьяк. — А в чём же у вас нужда, добрые люди?
— Да так, и не нужда, безделица малая, — скромно зашёл Горыныч. — Прослышали мы, что закон есть о заселении земель Сибирских, и что желающим перевести туда крестьян и вспоможение оказывают, и земельки побольше нарезают, чем здесь было.
Дьяк повозился:
— Есть такое. «Сибирский извод» называется. Желающих немного, правда…
— Так, может, мы в очереди первыми будем? — обрадовался Горыныч. — Только просьба у нас…
— … отрезать нам край не абы где, — подхватил я, — а в том месте, где бы нам захотелось. И чтобы наделы наши рядом друг с другом оказались.
— У-у-упф-ф! — обрадовался дьяк, имея в виду, что это проще простого.
— И бумагу бы нам, — добавил я, — чтоб если ещё у нас деревни на перевод образуются, то чтоб прирезали нам новые куски к первым же наделам, безразрывно.
Дьяк весьма благосклонно сложил платочек в карман и резюмировал:
— Этот вопрос считайте решённым.
— В таком случае, давайте начнём оформлять переход, — я вынул из чемоданчика документы на Пожар. — У нас, совершенно случайно, и платочки с собой.
Да, я решил отказаться от куцего имения, оставив за собой с запада от Урала только подмосковную деревню — для связи и спокойных портальных переходов. Омские деревушки тоже, пользуясь благорасположением дьяка, пустил на обмен. Вроде как, не положено было — всё же, Западная Сибирь, но я широким жестом отказался от начисления денежных компенсаций в пользу того же дьяка, и все остальные документы заполнялись вовсе со свистом, безо всяких вопросов.
Из остатков Салтыковской виры я сохранил за собой деревню оборотней и якутскую. Для хозяйства нам нужно, и с бабушкой спокойно общаться. А от рыбацких Больших Сетей на Енисее и начали мы отмерять моё новое имение. Дьяк, подсчитывая в уме барыши, которые были положены за перевод крестьян, щедрой рукой нарисовал мне на карте не втрое больше против нынешнего, а чуть не впятеро.
Также безоговорочно принял он и родовое имение Змея, хоть и понятно было, что со времён Великой Магической там никакие не пастбища, а несколько сот квадратных километров стеклянной пустыни. Но дьяк недрогнувшей рукой в графе «количество крестьян» написал: «378».
Моя земля пошла от Больших Сетей на юг, по левому берегу Енисея, забирая вглубь матёрой земли на сотню километров. Змеева — напротив, по правому берегу, такой же полосой.
Вскоре мы вышли из земельного приказа, имея на руках новые владетельные грамоты и сверх того Земельного приказа повеления, чтоб в случае обращения по делу «Сибирского извода» отдельных нарезов не делать, а присоединять наделы к имеющимся.
— Ну, вот теперь я снова чувствую себя немножко князем! — удовлетворённо сказал Горыныч, и я не мог с ним не согласиться. — Сидеть на жопе ровно не будем… — Горыныч деловито потёр руки, словно намереваясь с места в карьер броситься осваивать новые земли.
— Посидишь тут, — усмехнулся я, — полтора ж года всего на извод отмеряно.
Вот так. Что вывести не успел — всё государевой казне принадлежать будет. Так что сгонять, выбрать место под городок, в котором мы намеревались разместиться пока все вместе, с кхитайской армией и основными складами продовольствия, мы собирались уже завтра.
ЦЕНА СВОБОДЫ
Яга лежала, не подавая никаких внешних признаков жизни. Как там говорил этот странный тип, которого австрияки сожгли за несоответствие государственной концепции магического развития? «Вещь в себе», кажется. Фамилия ещё у этого деятеля забавная была. То ли «Оторочка», то ли «Выпушка»… Толку припоминать чужие имена, если она насчёт своего-то сомневается.
Проникающая рассеянная дымка маны продолжала поступать. Гораздо меньше, чем требовалось, но хоть что-то. В манонакопителе не успевало осесть практически ничего. Каждую собранную крупицу Яга направляла на то, чтобы отвоевать у смерти крохотный шажочек. Каждую микродозу. Дважды пройдя в прошлом этот путь, она восстанавливала внутренние структуры, не совершая прежних ошибок. Двигаясь медленно, но не останавливаясь ни на миг.
Этот внутриструктурный процесс был столь незначителен по энергозатратам, что никто из окружающих, кем бы они ни были, не заметил изменений. А они были! Вот уже два дня Яга слышала невнятный