Целуем детей и выходим из квартиры, Платон помогает сесть мне в прибывшее такси, сам же садится вперёд, рядом с водителем. Это, надо сказать необычно, ведь в такси мы всегда ездим на заднем вместе.
– Что-то случилось? – спрашиваю с тревогой у мужа, по-прежнему уткнувшегося в телефон.
– Нет, с чего ты взяла? – спрашивает Платон и убирает наконец-то телефон из рук.
– Так, просто, дурное предчувствие, – как бы и отмахиваюсь и в то же время делюсь своими ощущениями.
На что Платон лишь смеётся и обернувшись, говорит мне, глядя в глаза:
– Ты у нас, похоже, метеозависимой становишься, – улыбается мне и снова отворачивается, когда я лишь киваю ему, заметив только сейчас, что он в светлой голубой рубашке, а к ней выбрал тёмный синий галстук с узором.
Всю дорогу до ресторана я, и без того нервная, начинаю накручивать себя мыслями, что Платон от меня как-то отдаляется. А метеозависимость – это что? Это намёк на то, что я старею?
Да я даже лезу в интернет, чтобы уточнить, в каком возрасте наступает эта метеозависимость, но среди массы информации не успеваю этого найти. Мы подъезжаем к ресторану. Я убираю телефон в сумку и жду, пока Платон поможет мне, ведь всегда двери открывает, но он рассчитывается с водителем, выходит и... забывает обо мне.
На несколько секунд, но всё же, я вижу через лобовое стекло, как муж делает несколько шагов в сторону ресторана, а не чтобы обойти машину и открыть мне двери. Вспоминает, даже резко ступает к двери с моей стороны и открывает с улыбкой, предлагает мне руку.
– Что с тобой сегодня происходит? – спрашиваю я, как только встречаюсь взглядом с Платоном.
– Что? Ты о чём? – удивляется муж и продолжает улыбаться, но улыбка уже совсем другая. Наигранная, неестественная.
Берусь за его руку и выхожу из такси, но так хочу остаться в машине и попросить отвезти меня по обратному адресу.
– Да обо всём. Весь день в телефоне торчишь, сел не со мной, рубашку и галстук не надел, которые я тебе выбрала, и двери я теперь сама себе буду, по всей видимости, открывать, – быстро высказываю я, даже в глубине души радуясь этой ссоре.
С плохим настроением на корпоративе делать нечего, и домой я уеду ещё раньше.
– Глупости не говори, – фыркает Платон и бросается в объяснения. – В телефоне, потому что хочу всё решить до праздников, рубашку, что ты мне выбрала не надел, там кнопка отлетела, к другой рубашке галстук тот не подходил.
– Ловко, ну а назад со мной не сел почему? И вовсе забыл про меня, я видела, как ты уже в ресторан намылился идти. Так бы и ушёл, если бы не вспомнил, что жена в такси осталась, – бурчу я, шагая к ресторану уже будучи прилично на взводе. Держу не мужа под руку, как обычно, а сжав двумя руками клатч.
– Задумался, все мысли о работе. А ты, по-моему, ты просто ищешь повод поругаться, – вздыхает Платон.
– Угу, поводов искать не нужно, их и так сегодня предостаточно, – фыркаю я и сама открываю себе дверь в ресторан.
Благо на входе стразу встречаюсь с Дашей и сдав в гардероб шубы мы с ней отправляемся в дамскую комнату, поправить макияж. Подруга хочет что-то мне рассказать, но видит мой взвинченный вид, как я нервно подкрашиваю губы и спрашивает:
– Поругались опять?
– Опять, – передразниваю подругу. – Так говоришь, словно мы постоянно ругаемся.
– В последнее время часто, – замечает Дашка.
А я, как обычно, до последнего стараюсь ничего не замечать.
– Не знаю. Он какой-то отстранённый в последнее время. Знаешь, даже к детям особо не подходит, только если они к нему липнут, уделит с барского плеча несколько минут.
– Это кризис, вы уже двенадцать лет вместе.
– Ну знаешь, значит, это у него кризис, у меня нет никакого кризиса. Всё было бы прекрасно, если бы он вёл себя как раньше. Тумбой себя ощущать совсем не хочется. Да к тому же ненужной.
– Глупости не говори, какая ты тумба, Платон тебя и детей очень любит. Просто такой период сложный сейчас.
– Или любовница, – произношу я и сама пугаюсь собственных слов, ведь мыслей таких до этой минуты не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Откуда что взялось?
– Тьфу на тебя! Дура! – ругается Дашка и скидывает свою косметику в сумочку.
– Да, – соглашаюсь я.
– Кончай ерунду придумывать, лучше послушай, что я тебе сейчас скажу! Ты знаешь, кто здесь на нашем корпоративе? – уточняет подруга, взгляд у неё при этом не загадочный, да и в целом выражение лица довольно воинственное.
– Кто? – спрашиваю без особого интереса.
Мне сейчас кроме проблем с мужем вовсе никто неинтересен.
– Белов!
– Какой ещё Белов? – фыркаю я, не сразу сообразив. – А, Белов? – округляю глаза, когда доходит о ком речь.
– Да!
– Что он здесь делает? Каким боком?
– Плюс один он. И припёрся с этой фифой Валерией Яроцкой, из дизайнерского отдела. Боже, ты бы выдела её лицо! Она под ручку его держит, этого Белова, а лицо такое словно минимум с президентом пришла. Правда, выглядит он неплохо. Солидно. Костюм хороший, на руке часы дорогие, я такие Яру хотела подарить, но он завернул сие мероприятие.
– Почему? – удивлённо интересуюсь я, именно часами, потому что Белов... да я про него и думать давно забыла.
Столько лет прошло, что даже злиться на его выходки перестала, да и на себя, что столько эти выходки терпела.
– Сказал, что я его смерти хочу, мол дарить часы – это плохая примета, – прыснула от смеха Дашка. – Ну пошли, а то там, наверное, очередь уже, из страждущих подправить макияж.
Мы выходим с Дашей из дамской комнаты и правда сталкиваемся с небольшой очередью из прекрасной половины нашего коллектива.
Весело поздоровавшись со всеми и пожелав хорошего вечера, я всё ещё не прохожу в зал, отпуская Дашу, остаюсь у гардероба, чтобы позвонить детям и узнать, как у них дела.
Я звоню на телефон дочери, собственно, она и отвечает на мой звонок.
– Алло, мама, – весело щебечет Ася, когда на заднем фоне голосит её брат, услышав, что это я звоню.
Так яро возмущается, что я без труда разбираю его претензию к сестре. Ася отказалась играть с ним в обещанное за макароны.
– У вас всё хорошо?
– Да, всё хорошо, мамуля, мы мультики смотрим.
– Я здесь ненадолго, скоро вернусь и поиграй с братом, ты же обещала. Рискуешь в следующий раз не уговорить его на макароны, – говорю с улыбкой и слышу, как дочь вздыхает.
– Ладно, поиграю.
– Целую! – со звонким чмоком завершаю звонок и ко мне подходит Платон.
– И какого это моя жена тут зацеловывает? – интересуется он, сам укладывает мою руку себе под руку и заводит в зал.
– Детей наших, кого же ещё, больше целовать некого, – замечаю скептически.
Забыла уже, когда мы с мужем нормально целовались. Пытаюсь вспомнить, кажется, месяц назад случилось такое счастье. Дети ночевали у бабушки с дедушкой и мы с Платоном отрывались по полной в опустевшей квартире.
– А как же я? – интересуется муж.
– Тебе и с телефоном твоим неплохо, – буркаю я.
– Если не перестанешь дуться, я тебя за штору уволоку и зацелую до смерти, – угрожает Платон.
– А в твоих интересах чтобы я перестала и целовать меня не пришлось? – хмыкаю я и вздохнуть не успеваю, как муж дёргает меня в сторону окон, затаскивает за портьеры.
За плотным куском ткани, через который не пробивается даже свет зала, Платон прижимает меня к себе и впивается в мои губы с небольшой паузой, чтобы сказать:
– Маркелова, характер у тебя отвратительный, – и я чувствую его улыбку своими губами и меня наконец-то отпускают все тревоги и глупые домыслы.
Я сама прижимаюсь к мужу, обвиваю руками за шею и отвечаю на поцелуй. Мне уже тем более не нужен никакой корпоратив, сесть бы в машину и уехать с мужем в укромное местечко.
Но, вынужденно прервав поцелуй, я чихаю от портьерной пыли и вспоминаю, что мы на такси.
– Подтирай сопли и пошли, – усмехается Платон, довольный тем, что мы помирились