Читать интересную книгу Мартовские колокола - Борис Батыршин

Как всё же удивительно складываются судьбы людей! Этого молодого человека ждут Александровский равелин Петропавловки, эшафот, а потом — посмертная слава в тени оглушающей известности младшего брата, Владимира, известности, славы, сравнимой разве что с известностью персонажей библейских и сопоставимых с ними фигур»Любопытно, — отстранённо подумал Геннадий, — а насколько правы были наши историки, которые писали, что если бы не казнь Александра Ульянова — то и брат его пошёл бы по стопам отца и стал бы добропорядочным губернским учителем? А что — у него, пожалуй, есть способ это проверить — всего–то для этого и нужно, что сорвать идиотское покушение, которое планируют сейчас эти, в сущности, подростки — и тогда… тогда…

Сомнительно, впрочем. Это как наркомания — раз подсев на иглу террора и адреналина, соскочить с неё можно только в кресло какого–нибудь ЧК или в седло красноармейской лошади (то есть заняться тем же террором, но уже легально, открыто), либо на тот свет с петлёй на шее или пулей в затылке. Заключение, даже и пожизненное тут не поможет: русские революционеры — те же эсеры или большевики которым только ещё предстоит выйти на сцену, воспринимали срок как отдых от основной деятельности и на каторге не засиживались.

«А можно им и помочь, — в который раз уже мелькнула мысль. — Делов–то на рыбью ногу: прикинуться американцем, борцом за свободу, изобретателем, всучить этим мальчикам–террористам кое–какую аппаратуру, ящик тротила, взрыватели… царю хватит с избытком. При тутошней постановке охраны первых лиц — хватит непременно. В наше время банкира средней руки охраняют не в пример серьёзнее..»

Оратор умолк и по комнате прошло шевеление: сидевшие принялись передвигать стулья, барышни, появившиеся из соседней комнаты, накрыли стол скатертью сомнительно свежести и стали выставлять на неё разномастные чашки вперемешку с корзиночками баранок и пивными бутылками. Принесли огромный самовар, многие из гостей закурили. Впрочем, кое–кто курил и раньше, и это было дико Геннадию, привыкшему к тому, что хотя бы во время речи докладчика курить не принято…

Янис тронул его за рукав:

— Пойдёмте пан Геннадий, хозяева дома хотят с нами поговорить…

«Туда же, «хозяева» — мелькнуло в голове. — дилетанты, сопляки — и надо было быть писателем советской романтической эпохи, чтобы писать о них такие восторженные слова. Недаром тот же Савинков. — не этим мальчишкам чета, академик террора! — отзывался о «Террористической фракции народной Воли» с плохо скрываемым пренебрежением. Всё это для них — игра. Деде сейчас — игра, хоть и кровавая, с пулями и динамитом. Кто–то из ребят «Бригады» — кажется, предательница–Вероника, — рассказывала о нравах, царящих в среде ролевиков. Право слово, вот с кем был они нашли общий язык!»

— Как быстро горит свеча», — проговорил Александр Ильич.

Одна из барышень — Радзиевич представил ее как Ананьину, курсистку–бестужевку, — ответила с придыханием, глядя на Ульянова преданными, чуть ли не влюблёнными глазами:

— Свечей много сгорит, будет ли толк?

Александр встрепенулся и бодро сказал: — Будет. — и улыбнулся курсистке, которая от этого расцвела.

«Голову готов позакладывать, — подумалось Геннадию, — девице пришёл в голову некий пассаж, вроде того, что догорающая свеча — символ жизни Александра и его товарищей. Ну нет, какими глазами она на него смотрит! А ведь писали историки, что сия девица как раз в это время сошлась с Мишей Новорусским и они двое как раз раздумывали, не остаться ли им в стороне от «Террористической фракции…»

Впрочем, чему тут удивляться — нравы в нигилистической, народовольческой, а потом и эсеровской среде спокон веку были самыми вольными. Моральное разложение и «облико морале» — придумки совсем иных времен, а идейные наследницы этих молодых людей еще придумают свою теорию «стакана воды»…[52]

Ничего у них не выйдет. — решил Геннадий, вставая. Хоть пулемёты им дай, хоть гранатомёт — просто навалят трупов без толку, а весь пар так и уйдёт в свисток. Нет, долой эмоции и будем придерживаться первоначального плана — всем этим Ульяновым, Генераловым и прочим Шевырёвым суждено сыграть роль дымовой завесы, отряда, совершающего отвлекающий манёвр, которому суждено погибнуть, чтобы замаскировать настоящий, смертельный удар — и Геннадий совершенно точно знает, кто нанесет этот удар…»

— Что ж, Янис, пойдёмте. — ответил молодой человек спутнику. — Познакомимся поближе с товарищами террористами…

Глава четвертая

В полутьме кабинета голубовато светился экран ноутбука. Каретников погонял курсор, потом кликнул, открывая папку.

— Да, Сергей Алексеевич, что тут скажешь… поработали вы основательно. И как же рассчитываете продолжить?

Они сидели в кабинете, дома у Каретникова. Врач, расставшись с женой три года назад, жил один; дочь давно выросла и вышла замуж, так что доктор сумел обустроить квартиру так, как это требуется для одинокого холостяка с увлечениями: большая проходная комната была превращена в столовую, в двух поменьше располагались кабинет и спальня. Порой в кабинете ночевали гости — приезжие из других городов, или коллеги, с которыми доктор не раз засиживался за историями болезней. Сегодня кожаный диван должен был достаться лейтенанту Никонову; после долгого пребывания в больнице, моряк сблизился с Каретниковым, и, всякий раз, оказываясь в будущем, навещал своего спасителя.

— Да вот, Андрей Макарыч, собираюсь снова в Петербург, под шпиц[53]. Надеюсь, вице–адмирал нашёл время, чтобы ознакомиться с моим докладом. Однако же я в некотором сомнении — не поторопился ли? Сейчас я составил бы его совсем по–другому…

— А в чём дело, Сергей Алексеевич? Мысли новые появились?

— Если бы — мысли… — покачал головой лейтенант. — Мысли всё те же. А вот взгляд на некоторые события — да, претерпел некоторые изменения. Я ведь, с тех пор как вы мне дали ссылочку на тот, «цусимский» форум, на этой стороне времени провожу чуть ли не больше, чем у нас. И такие, знаете ли, идеи попадаются… прямо хоть приглашай авторов к нам, работать! Если бы от меня только зависело…

— Да, в этом все дело. — согласился Каретников. — Это, знаете ли, только в книжках про попаданцев, главный герой оказывается сразу же в окружении Государя — а то и прямо в его теле. А нам с вами придётся еще немало попотеть, чтобы нас хотя бы выслушали…

— А вы, Андрей Макарыч, тоже планируете какие–то изменения? — поинтересовался лейтенант. — А то вон, господин Семёнов как не одобряли так и не одобряют эту идею…

Последнюю фразу Никонов произнёс с отчетливо уловимой иронией.

— И всё–то вы, Сергей Алексеевич, простить моему другу не можете ту шутку, что он с вами сыграл? — попенял Никонову Каретников. — Зря, Олегыч — человек не злой и, конечно, не хотел вам ничего дурного. Просто… немного беспечен порой, и не более того. К тому же, сами подумайте — если бы не эта его выходка, из–за которой вы потерялись здесь, у нас — вы бы так и не встретили свою прекрасную Ольгу! Так что, при здравом размышлении, вам его ещё и отблагодарить надо!

— Да понимаю я, Андрей Макарыч. — поморщился лейтенант. Понимаю — а поделать с собой ничего не могу. Нет, я уж лучше с вами…

— Ну, хозяин — барин. — усмехнулся доктор. — Хочет — живет, а хочет — удавится…. Что же касается моих планов — да, имею такие намерения. И, в первую очередь это касается особы Государя. Как вы знаете, здесь — то есть, в нашей истории, Александр Третий получил травму во время крушения царского поезда. Повредил, понимаете ли, почки, вследствие чего заболел нефритом. Болезнь эта дала целый букет тяжких осложнений, которые в 1894–м году и свели Государя в могилу. А ведь мог еще долго и успешно царствовать; сорок девять лет не возраст для правителя такого масштаба. По моему скромному мнению, нынешний Государь — и Каретников кивнул на портрет Александра Миротворца над старомодным бюро, — лучший из властителей России, во всяком случае — после Николая Первого. А уж о преемнике его и говорить не хочется, одно расстройство….

Никонов кивнул. Он, конечно, достаточно внимательно изучил историю России после 1886–го года и прекрасно понимал Каретникова.

— Так значит вы, Андрей Макарович, собираетесь вылечить Государя от болезни почек?

— Можно, конечно, и вылечить, — заметил врач. — Наши средства вполне это позволяют, особенно — на ранней стадии. Но куда проще было бы не допустить катастрофы. В конце концов, мой друг Семёнов совершенно прав — тот несчастный случай был стечением нескольких маловероятных обстоятельств; и стоит прекратить действие хотя бы одного из них — и события могут пойти совершено не так. Вот и попробуем этим воспользоваться…

— Что вы имеете в виду? — уточнил лейтенант. — Задержать императорский поезд? Или сделать как–то так, чтобы на том злополучном перегоне у Борков машинист не разгонялся так сильно? Судя по заключению комиссии, которое вы дали мне почитать, именно это и стало причиной аварии…