Читать интересную книгу Мой метод: начальное обучение - Мария Монтессори

Говорят, детям присущ инстинкт разрушения. К счастью, эту сентенцию понимают не лучше, чем другую, противоречащую первой: детям присущ инстинкт собственника, они эгоисты. Ничего подобного. Ребенок испытывает властную потребность расти, совершенствоваться. В каждый период своей жизни он инстинктивно готовится к следующему этапу. Эту идею проще понять, чем те странные инстинкты, которые мы приписываем детям.

Предоставьте ребенку возможность действовать свободно, и он изменится. В Доме ребенка «Геррьери Гонзага» достаточно было дать расческу самой непослушной, злой девчонке, которую воспитатели уже давно считали безнадежной, как она становилась милой и веселой, аккуратно и радостно причесывала подружек.

Неловкой, медлительной девочке, которая спешила за помощью всякий раз, когда хотела подвернуть рукава, достаточно было сказать «сделай сама», как ее глаза загорались, выражение удовлетворенной гордости и удивления появлялось на лице, и она с удовольствием принималась подворачивать рукавчики. Мы давали детям кувшинчики и мыло, и они, вымыв руки, старательно и бережно ставили их на место, боясь уронить. Казалось, они двигаются под музыку. Музыкой была их радость.

Дети трудились, сами раздевались, причесывались, убирали вещи. Им очень нравилось все полезное, поэтому они бережно хранили годами кусочки бумаги, старались не поцарапать мебель, не разбить посуду и совершенствовали свои движения.

Но мы вмешиваемся в их жизнь, ведущую к спасению, мы стараемся подчинить себе малышей, несмотря на яростное сопротивление. Мы вмешиваемся мягко, коварно. Ребенок переживает, нечаянно разбив что-то, он хочет исправиться, научиться, а мы растравляем его боль, предлагая небьющиеся тарелки и чашки, мягкие игрушки, чудесных плюшевых мишек, резиновых кукол. Ошибка скрыта. Какое-то неправильное движение мышц осталось незамеченным. Сожаление, раскаяние, стремление к совершенству — ничего этого нет. Ребенок остался в заблуждении. И вот он неловкий, тяжелый, равнодушный с плюшевым мишкой в руках. Он скован пустотой и ошибками, он потерялся.

Взрослый еще больше притесняет ребенка: он все делает за него, одевает, даже кормит. Но цель ребенка не в том, чтобы быть одетым и накормленным. Его цель глубже: он двигается, упражняет интеллект, стремится стать лучше. Какими тонкими намеками взрослые стараются его запутать: «Зачем так напрягаться? Чтобы умыться, чтобы завязать шнурки? Но ты можешь получить все это без всяких усилий, все будет сделано превосходно. Не шевельнув пальцем, ты получишь в сто раз больше, чем мог бы сделать сам, стараясь изо всех сил». Тебе даже не придется положить в рот кусок хлеба, тебя сберегут и от этой работы, пища сама попадет в рот.

Дьявол был менее жесток, когда искушал Иисуса в пустыне, показывая ему все царства мира и славу их: «Все это дам Тебе, если падши поклонишься мне». Но у ребенка нет силы Христа, чтобы ответить: «Отойди от Меня, сатана, ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Ребенок должен слушаться Бога, который предписывает ему действовать. Ребенок должен завоевывать мир ради совершенства, не ради славы и удобства. Но он не может сопротивляться искушению и, в конце концов, становится обладателем вещей, готовых чудесных предметов. Его душа не развивается, цель потеряна, ребенок неловок, неустойчив, глуп — раб. Его вялые мускулы служат оболочкой пленной души. Малыш угнетен этой смертельной инерцией больше, чем борьбой, с которой начались его взаимоотношения с миром взрослых. Часто у него бывают приступы ярости, он кусает небьющегося плюшевого мишку, безнадежно плачет, когда его моют или причесывают, кричит и сопротивляется, когда его одевают. Все, что осталось ему после дьявольских запретов, — это гнев. Ребенок унижен бессилием. Взрослые говорят: «Дети неблагодарны, в них еще не проснулись высшее чувства, они любят только себя».

Кто не встречал матерей, терпеливых воспитательниц, которые выдерживают с утра до вечера пятерых ребятишек, вечно недовольных, орущих, раздраженных среди железных тарелок и матерчатых кукол? Говорят, таковы дети, и это добровольное сочувствие сдерживает естественное раздражение. Мы говорим о таких женщинах: «Как они добры, как терпеливы!»

Но это дьявольское терпение: смотреть на агонию и бессильный протест душ, которые находятся в твоей власти и погибают в пустоте, угнетенные до такой степени, что потеряли цель, сознание греха, они тонут в море смертельных ошибок. Терпеливо смотреть, переносить крики и снова протягивать плюшевых медведей и резиновых кукол, кормить с ложечки, пичкать всякими глупостями, скрывая ошибки и питая лишь тело.

Если кто-то усомнится в доброте подобных матерей, поддержкой ему станут слова Христа: «Никто не благ, как только один Бог». Доброта — божественное качество, добр творец, доброта — в созидании. Добр тот, кто помогает творцу достигнуть цели.

Перейдем к школе. Здесь идеи добра и зла должны быть особенно ясны. Когда учитель выходит из класса, он просит девочку, чтобы в его отсутствие она записывала на доске фамилии хороших и плохих учеников в две колонки, соответствующим образом озаглавленные. Любой ребенок с этим справляется, потому что нет ничего проще, чем отделить хороших от плохих в школе. Хорошие — спокойные и тихие. Злые — шумные и подвижные. Последствия такого судилища не слишком серьезны: учительница поставит хорошие и плохие отметки за поведение. Это не страшно, в каком-то смысле аналогично социальной оценке человека. Люди ведут себя хорошо или плохо, с этим не связаны ни почести, ни тюремное наказание. Это только мнение, суждение. Однако от общественного мнения зависит уважение и даже честь, несомненные моральные ценности. В школе хорошим поведением считается инертность, плохим — активность. Уважение директора, учителя, одноклассников, то есть моральное поощрение или порицание, зависят от этой оценки. Как и в обществе, никто не прибегает к помощи специалистов, авторитетных людей. Это что-то очевидное, о чем все знают. Любая девочка (или служанка) запишет фамилии на черной доске. Поведение — это не что-то таинственное, философское, это совокупность совершенных действий, факты твоей биографии, известные всем, их все судят и оценивают.

Есть и более серьезные вещи, влияющие на коллектив, затрагивающие основы справедливости, которыми все хотят гордиться. На экзамене дети быстро должны представить доказательство своих знаний, то есть написать заветный листок (наглядное свидетельство, которое все смогут оценить) — сочинение, диктант, решение задачи.

Представьте, один ученик помог другому, он не просто плохой, он виновен. Он не просто проявил активность, но и принес кому-то пользу. Наказание довольно сурово: вплоть до аннулирования результатов экзамена, порой это означает потерю целого года учебы, повторное прохождение курса. Ребенок, помогающий другому, хороший, но наказывают его ужасно.

Бывает много разных ситуаций. Случается, семья ученика бедна, малыш старается помочь родителям своей усердной учебой. Кто знает, насколько трогает сердце ребенка сознание семейного неблагополучия? Возможно, в неудачливом соседе он видит товарища по несчастью, такого же бедняка? Много раз он не спал ночами из-за домашних неурядиц, голода, а утром вставал с больной головой. Вдруг с его одноклассником произошло то же самое накануне экзамена?

Другая ситуация. Мать считает каждый день учебы сына, потому что каждый такой день — это ее жертва. Она провожает с трепещущим сердцем ребенка на экзамен и выглядывает в окно, не вернулся ли ученик. Как все прошло? Эту картину, возможно, представлял себе тот, кто помог однокласснику на экзамене.

Он мог, конечно, заботиться только о себе, проверить еще раз контрольную или сдать ее пораньше. Школьное правосудие учитывает каждую лишнюю минуту, потраченную на экзамене. Как оно сурово! Учитель пишет на детской тетрадке: начал в 10.32, сдал в 11.05. Если две работы равноценны, так что по содержанию ни одной нельзя отдать преимущество (обе превосходны), смотрят, какая сдана раньше. Важнейший факт с самыми серьезными последствиями. Одна сдана в 10.30, другая — в 10.35. Первое место отдается той, что сдана на 5 минут раньше. От каких мелочей зависит победа? Вот почему необходима такая точность в подготовке к экзамену. Два ребенка, одинаково умелые и живые, но один позаботился заранее о хороших перьях и чернилах, а второй нет. Из-за своей небрежности он может потерять награду. Не малыш, родители покупают перья, но строгие судьи считают, что перья у всех должны быть одинаковые.

Перед нами море тонкостей, способных запутать судей. Конечно, судить следует строго, но не мелочно. Мы говорили о ребенке, подсказавшем однокласснику. Он потерял время, следовательно, часть преимущества. Можно сказать, пожертвовал собой ради друга.

Никакие соображения, никакие обстоятельства не смягчат наказание. Семья, мать — это не имеет значения по сравнению с несданным экзаменом. Даже преступникам засчитывают смягчающие вину обстоятельства, но школа — другое дело! Здесь все точно! Нельзя допустить взаимодействия детей, иначе как судить по сочинению о каждом ученике отдельно. Экзамен — индивидуальное испытание. Даже если не сдан один, самый последний, придется оставаться на второй год, повторять все сначала. Это вам не каторга, где срок считается неделями, месяцахми. Здесь единица отсчета — год, здесь вам не каторга. На каторгу попадают те, кто совершил преступление, кто непреодолимо тянется ко злу, в школе карается неумение воздержаться от совершения доброго поступка. Ведь желание творить добро не так уж непреодолимо.