Читать интересную книгу Мой метод: начальное обучение - Мария Монтессори

Изучение иммунитета — наиболее блестящий, всем известный пример научного подхода в медицине. Мечников открыл, что лейкоциты крови поглощают и переваривают микробов, спасая человека от инфекции. Словно яркий луч света рассеял мрак неизвестности. Едва возникнув, теория была опровергнута дальнейшими исследованиями: лейкоциты не могут постоянно поглощать микробов. Нужны особые условия в организме, чтобы появилась эта сила. Итак, вот зерно проблемы. К тому же не сами микробы приводят к болезни, отходы их жизнедеятельности — яд. В науке возобладала теория токсинов. Возникло море трудностей, стало очевидно, что мы проникли лишь в часть тайны иммунитета, а последнее слово, основа проблемы осталась скрыта от нас. Сегодня иммунитетом занимаются мало, однако невозможно развивать медицину, использующую природные силы, и не исследовать тайну жизни, чьи истоки скрыты, но проявления очевидны.

Возможно, то же относится и к науке, изучающей здоровье и болезни души. Если станет очевидно, что душа так же подвержена болезням и смерти, что у нее свои законы здоровья и своя vis medicatrix naturae, то наука поможет эффективно заботиться о ней, сохранять и укреплять ее драгоценные жизненные силы, а также откроет таинственный источник этих сил, как медицина открыла иммунитет. Тогда жизнь, мораль и религия сольются в единое целое.

Вернемся к детям двух с половиной — трех лет. Они трогают руками все подряд, ничего не выделяя в особенности, это их любимое занятие. Они тянутся к самым простым вещам: прямоугольный листок бумаги, квадратная чернильница, круглый блестящий колокольчик. Ко всему, что им запрещено трогать.

Случается, мать тащит малыша за собой и вдруг шлепает по ручке и кричит: «Не трогай, негодник!» Однажды я стала свидетельницей сцены, которая повторяется во многих семьях, но никто не придает ей значения. Отец, врач, сидел за письменным столом. Мать держала на руках сынишку, тянущегося к разным вещицам на отцовском столе. «Этот ребенок, — сказал отец-врач, — неисправим. Что мы только ни делали с женой, чтобы отучить его брать мои вещи. Ничего не помогает». «Нехороший мальчик, плохой», — приговаривала мать, сжимая детские ручки. А малыш, извиваясь, кричал, сердился, старался ударить мать.

Дети растут — борьба становится все ожесточенней. Дети хотят что-то делать. Наблюдатель может заметить определенную тенденцию в их поведении: они подражают маме. Если мама — домохозяйка, они с удовольствием пойдут с ней на кухню, мечтая взять на себя хоть часть ее работы. Малыши тайком пытаются месить тесто, варить, подметать, стирать. Матери это мешает. Она без конца кричит: «Посиди спокойно! Не трогай! Не зли меня, уходи!» Ребенок бросается на пол, стучит ногами, но спустя какое-то время возобновляет тайные попытки, торопясь изо всех сил, пока его не разоблачили. Конечно, от спешки и страха он разливает воду, стирая белье, пачкает паркет, пряча незаконно приготовленное рагу. Отчаяние матери, крики, все более строгие запреты. Ребенок отвечает гневом, слезами, но снова принимается за свое.

Если мама работает вне дома, а ребенок умен — еще хуже. Малыш ищет что-то, чего нет, плачет без видимой причины, раздражается. Отцы в отчаянии: «У меня такой умный сын, но такой злой, ему ничего не нравится. Мы без конца покупаем ему игрушки, весь дом ими завален. Все без толку».

Мамы тоже встревожены: «Посоветуйте, что делать, когда ребенок впадает в истерику. Он такой беспокойный. Я больше не могу».

Очень редко можно услышать от матери новорожденного: «У меня чудесный малыш, он все время спит». Зато все слышали материнские угрозы плачущему младенцу: «Замолчи! Замолчи! Я кому говорю!» Естественно испуганный ребенок рыдает с удвоенной силой. Таково первое разногласие новорожденного с миром, куда он пришел. Ему приходится бороться с родителями (а ведь они подарили ему жизнь), потому что его жизнь сильно отличается от жизни взрослых. Ребенок должен сформироваться, его родители уже сформировались. Ребенку надо много двигаться, чтобы научиться координировать свои движения, пока еще беспорядочные. Родители прекрасно контролируют свои движения, но устали от работы, предпочитают покой. Органы чувств ребенка еще не развиты, ему приходится помогать своим глазам, ушам, ощупывая руками все вокруг, чтобы получить полное представление об окружающем пространстве. У родителей же органы чувств развиты прекрасно, работа мозга помогает получить верное представление о реальности, им не нужно ничего ощупывать руками. Дети торопятся познакомиться с внешним миром. Родители уже пресытились им.

Вот почему дети и родители не понимают друг друга. Родители хотят, чтобы дети стали такими же, как они. А если дети другие — значит, они плохие, злые. Мать тащит за собой малыша, который едва поспевает за ней. У него ножки коротенькие, у нее длинные. Он слаб, она сильна. Ребенок с трудом удерживает вес туловища и непропорционально большой головы, у матери пропорциональное, стройное тело. Ребенок устал, плачет, а мать кричит: «Иди, негодник, я не собираюсь потакать твоим капризам! Ты хочешь, чтобы я носила тебя, толстого лентяя, на руках? Не выйдет! Я не пойду у тебя на поводу». Иногда родители видят, что малыш растянулся на земле, лежит на животе, опершись локтями, болтая ногами в воздухе, и внимательно смотрит по сторонам. Сразу окрик: «Вставай, испачкаешься!»

Все это означает только одно: ребенок отличается от взрослого. Его голова и туловище непропорционально велики по сравнению с маленькими ножками (просто ноги растут быстрее остальных частей тела), следовательно, ходить ему трудно, лежать легче, что, кстати, полезно для малыша. Ребенок прекрасен в своем стремлении к совершенству. Он впервые открывает мир, развивает зрение и слух, ощупывая предметы, чтобы уяснить их форму, расстояние. Он постоянно в движении, потому что должен развивать свою координацию, но ходит мало, часто ложится на землю, все трогает руками — это необходимость его жизни, роста. Но родители видят в таком поведении проявление дурного характера.

Конечно, это не вопрос морали, не стоит исправлять дурные наклонности едва родившегося человека. Это вопрос жизни. Ребенок хочет жить, а мы мешаем ему. И тут действительно мы переходим в область морали: мы должны проанализировать свои ошибки, унижающие детей, ущемляющие их права. Ребенок виноват лишь в том, что мешает нам. Мы сражаемся с ним, защищая собственное благополучие, свободу. Сколько раз мы чувствовали в глубине души, что не правы. Но подавляли в себе сомнения. Ведь маленький бунтарь ни в чем не обвиняет нас, не таит злобы. Наоборот, он упорствует не только в непослушании (естественный для него образ жизни), но и в любви к нам, в прощении, в забвении обид. Только чтобы быть рядом, обнимать нас, карабкаться к нам на колени, засыпать на нашей груди. Это тоже естественный для него образ жизни. А мы, если устали, отталкиваем малыша, ханжески прикрывая свой эгоизм заботой о благе ребенка. «Хватит глупостей!» Обвинения, клевета постоянно слетают с наших губ, как припев надоевшей песенки: «Плохой, злой!» А ребенок — воплощение абсолютного добра, он не думает ни о чем плохом, не обижается на несправедливость, ко всему приспосабливается, всему верит, всегда надеется. Мы, конечно, не такие.

Если все же борьба между взрослым и ребенком заканчивается примирением, взрослый принимает детские условия, помогает малышу, то обретает высочайшее в мире наслаждение: возможность следовать за ребенком по пути естественного развития, наблюдать, как растет человек. Если образ распускающегося бутона розы так полюбили поэты, то как прекрасен должен быть расцвет детской души. Это бесценное сокровище, нашу путеводную звезду и опору, мы гневно топчем ногами, проклиная, как безумные.

Ребенок что-то делает, хватает руками, несмотря на замечания, — он занят необходимыми для своего развития упражнениями и проявляет столько силы, что мы порой вынуждены отступить. Так же упорно, как дышит, плачет от голода, встает на ножки, пытаясь научиться ходить, малыш тянется к предметам, полезным для него. Если находит их, тратит массу сил, тренируя мускулы, органы чувств, тогда он счастлив. Если не находит того, что нужно, беспокоится (как при всякой неудовлетворенной потребности). Игрушки слишком легкие, а детским ручкам необходимо напрягаться, поднимая и перекладывая разные вещи. Игрушки слишком сложные, а детским органам чувств необходимо анализировать простые впечатления. Игрушки бесполезны, это фикция, пародия на реальность. Однако именно они составляют мир наших детей, где малыши напрасно тратят силы, приходя в ярость. Поэтому и ломают все подряд.

Говорят, детям присущ инстинкт разрушения. К счастью, эту сентенцию понимают не лучше, чем другую, противоречащую первой: детям присущ инстинкт собственника, они эгоисты. Ничего подобного. Ребенок испытывает властную потребность расти, совершенствоваться. В каждый период своей жизни он инстинктивно готовится к следующему этапу. Эту идею проще понять, чем те странные инстинкты, которые мы приписываем детям.