покачал головой. Затем сказал:
– Разговор есть. Приватный…
Если бы Тойтек мог, он бы кивнул. И огляделся, убеждаясь, что в каюте нет никого, кроме него и Кахрая. Но тот сам прошелся, остановился перед диванчиком и приподнял его. Правда, по мнению Тойтека, диванчик выглядел тесноватым, не всякий шпион в такой втиснется, но, возможно, его представления о шпионаже были далеки от действительности.
В гардеробную Кахрай заглянул.
И в ванную комнату.
И под стол.
Прощупал одежду и свою, и Тойтека, потом вовсе стянул, что вызвало легкое возмущение, которое, к счастью, некому было гасить: кресло так и стояло в углу, укоризненно покачиваясь на силовой подушке. И только мхи шевелились, будто собирались выбраться и отправиться на поиски сбежавшего пациента. Почему-то подобная перспектива не казалась Тойтеку столь уж невероятной.
Он даже поежился.
Мысленно.
– Сидеть сможешь? – Кахрай усадил его на диванчик и подпер с обеих сторон подушками. Хотя следовало признать, что за прошедшие дни мышцы уже более-менее окрепли и если у Тойтека еще не получалось полностью держать спину прямой, он хотя бы не заваливался на бок. То есть не слишком заваливался.
Но да, с подушками как-то удобнее.
Только вот снова в сон клонит.
Тойтек проморгался.
– Когда я вернулся, ты спал. Я не стал тебя будить, – сам Кахрай не стал присаживаться. Он ходил по каюте, которая пусть и люксовая, а все же была тесновата для человека подобных габаритов. – Потом… как-то вот не до того… в общем, кое-что я нашел.
Что?
Тойтек даже губами пошевелил.
Надо будет попробовать логопедическую зарядку, ту самую, которой мучила его матушка, решив, что в три года Тойтек должен разговаривать более внятно. А лучше читать стихи.
С выражением.
Ведь сын заклятой матушкиной подруги читал. И пусть ему было шесть, но ведь Тойтек гений. Обязан быть гением, мучиться приступами меланхолии и четыре раза в день вытягивать губы трубочкой, просовывая между зубами кончик языка.
Воспоминание было столь ярким, что Тойтек послушно губы вытянул. И язык, мигом обретя должную гибкость, вылез между зубами.
– Ф-ф-фь… – звук получился громким, ясным и напрочь лишенным смысла.
– То еще «фь», – согласился Кахрай, проведя обеими руками по лысине. – Шоколад, сдобренный ядом… хорошим ядом, надо сказать, качественным. И еще чулки. Тоже ядовитые.
От удивления Тойтек моргнул.
Если ядовитые конфеты как-то укладывались в мировоззрение Тойтека, то ядовитые чулки были чем-то, мягко говоря, странным.
– В первый раз с таким сталкиваюсь, – Кахрай остановился сзади. Как-то вот… неудобно.
И голову не повернешь.
И вообще, лезет в эту голову всякое. К примеру, что ручищи у Кахрая преогромные и что этими ручищами самое оно шеи ломать.
Или спины.
Тойтек растянул губы и попытался щелкнуть языком, но тот болтался во рту дохлой рыбиной. Надо мыслить рационально. А с точки зрения здравого смысла у Кахрая нет ни одной причины убивать.
Кроме денег.
Если ему предложат деньги… много денег… очень много денег…
По спине пробежал холодок.
– Но задумка интересная. Яд действует не сразу. Проникает сквозь кожу. При сексе контакт достаточно плотный, да еще и пот изрядно облегчит процесс…
А ведь кому, как не Тойтеку, знать, какие деньги крутятся в фармкомпаниях, а новая вакцина, эффективная вакцина… от чумы нет защиты…
Сердце заколотилось.
А из горла вырвался хрип.
– Правда, у меня вопрос: кого именно она хотела убить таким образом? – Кахрай отступил и, обойдя Тойтека, остановился напротив него. – Сомневаюсь, что тебя удалось бы использовать… в этом смысле…
Он крутанул рукой.
– Да и я… как-то вот…
А здесь ему Тойтек не поверил. Категорически. Очевидно, что рыжая девица нравилась Кахраю. И нравилась куда больше, чем следовало бы.
Плохо.
Отвратительно даже.
Эмоции порой заставляют людей творить весьма странные вещи.
– Или она держала их про запас?
Он потер подбородок.
– Правда, зачем она их в стазис засунула, непонятно… – он мотнул головой. – Впрочем, неважно… Нас снимают с рейса. Тут дело такое…
Кахрай вздохнул.
Сцепил руки за спиной. Покачнулся, перетекая на пятки, а с них – на носки. Он явно пытался подобрать подходящие слова, и это Тойтеку не нравилось. Категорически.
– Вакцина не работает.
– Што? – это удалось произнести чисто, не иначе как от удивления.
– Они воссоздали весь процесс. По записям. Вакцина не работает.
Да не может такого быть! Он ведь…
– Шеф предполагает, что в систему внедрили вирус. И твои отчеты изначально подвергались обработке. Систему, конечно, потрошат. Если повезет, найдут остатки, сличат алгоритм, но… сам понимаешь, вероятность ничтожна, – он развел руками, словно извиняясь за то, что Тойтек оказался не просто идиотом, но идиотом в квадрате.
В кубе.
В…
Он зарычал. И захрипел от злости. И кажется, сумел произнести пару слов.
– Женщины коварны, – согласился Кахрай, присаживаясь на край дивана. – Но правда в том, что теперь все, что есть у компании, – это ты. И твоя голова, ценность которой возрастает многократно.
Тойтек кивнул бы, если бы смог.
– Полагаю, твоей подружке досталось, что не убрала тебя. Скорее всего, приказ был на зачистку, но ты конкретно ее достал.
Неправда!
– Не сверкай глазами, все знают, что большего засранца, чем Тойтек Винарри в этом витке галактики нет.
Он не засранец.
Он просто не видел смысла тратить время на всякого рода глупости. Да и женщины… взять хотя бы его матушку с ее вечным гормональным непостоянством, когда она то парила от счастья без видимой причины для оного, то вдруг ударялась в столь же беспричинную меланхолию.
Слезы.
Крики.
Нервные стихи. И картины, смысл которых требовалось понимать, хотя смысла в цветных пятнах Тойтек не видел никакого. Ее уходы.
Возвращения.
И тихий отец, который постепенно терял краски, превращаясь в подобие человека. Ради нее он бросил карьеру, хотя мог бы достичь многого, но разве талантливая поэтесса могла тратить себя на домашнее хозяйство? На ребенка? На что-то помимо творчества? И вереницы любовников, существование которых она и не скрывала, провозгласив свободу в отношениях.
И при этом она твердила о любви.
Высоких чувствах, которые должны понять все. Правда, почему-то понимание должно было касаться лишь ее, а стоило отцу уже после развода привязаться к кому-то, и мать вновь же обвинила его в предательстве. Нет, Тойтеку такого семейного счастья не нужно.
– Но нам повезло. И пока все еще везет, но бесконечно это продолжаться не может, – Кахрай скрестил руки на груди. – На следующей точке нас снимут. Переведут на военный фрегат. Есть основания предполагать, что Рахх захочет наглядно продемонстрировать свои достижения.
У Тойтека почти получилось склонить голову.
– А значит, им нужен будет полигон.
И еще ниже.
– Тоже