понимаешь, о чем я, — с этими словами Магн указал на нос корабля.
Веспасиан обернулся. Брат стоял, перегнувшись через борт, и все его тело сотрясалось от приступа рвоты.
В следующее мгновение Раскос прокричал в рупор команды. Скрипнули якорные цепи, а вскоре из воды показался и сам якорь — его роль выполнял приличных размеров булыжник. Не успел он вынырнуть на поверхность, как тотчас раздался мерный ритм барабана, и рабы на нижней палубе взялись за весла. Судно плавно отвалило от берега, но затем натянулась цепь кормового якоря, и огромная квинквирема, развернувшись, встала параллельно берегу. Раскос снова прокричал команды. И снова завертелось лебедка, звякнули цепи, и с морского дна был поднят второй якорь.
Внизу, на весельной палубе, рабы по команде налегли на весла, и корабль устремился вперед. Как только якорь занял свое место на палубе, прозвучала очередная серия команд, и матросы начали поднимать реи. Как только те встали на место, шесть человек вскарабкались вверх по веревочной лестнице, по трое с каждой стороны мачты. По сигналу Раскоса они развернули паруса. Те, словно флаги, трепетали на ветру, пока их как следует не закрепили.
Вскоре паруса наполнились ветром, ритм барабана на нижней палубе участился, и Веспасиан почувствовал, как судно устремилось вперед.
— Спасибо нашей великой матери Бендис за ветер! — воскликнул Раскос, обращаясь к небесам. Матросы тем временем взялись ставить носовой парус.
— Разве не Амфиарая ты должен благодарить? — спросил капитана Веспасиан, становясь с ним рядом, когда тот занял место между двумя рулевыми веслами.
— Нет, это дар Бендис, — ответил Раскос с довольной улыбкой и прокричал в рупор очередную команду.
На передней мачте подняли рею, и как только второй парус наполнился ветром, судно, как на крыльях, полетело вперед.
— Почему ты уверен, что это не Амфиарай? — вновь поинтересовался у капитана Веспасиан, когда у Раскоса вновь возникла свободная минута.
— Потому что сон, который он мне ниспослал, был таким чудным, что я ничего в нем не понял и потому не сделал того, что он мне велел.
— Но ты ведь до сих пор веришь, что на корабль было наложено проклятие?
— Вне всякого сомнения.
— Тогда откуда же мы получили ветер?
Старый триерарх улыбнулся. Веспасиан заметил в его глазах самодовольство.
— Потому что пока вчера я общался с Героем, я на всякий случай дал моему экипажу приказ принести в жертву второго заводилу, причем велел сделать это под мачтой. Они разрезали его тело пополам и, положив половины у правого и левого борта, прошли между ними, неся паруса, чтобы очистить их и самих себя от проклятия. Македонцы проделывают то же самое с собакой, но человеческие жертвоприношения куда более действенные.
Веспасиан недоверчиво выгнул бровь. Религиозное рвение Раскоса давно перестало его удивлять.
— Что ж, похоже, что результат есть, — согласился он. — Но как насчет корабельной лихорадки?
— Нет, здесь проклятие как действовало, так и действует. Теперь ею страдают примерно четверть наших гребцов.
— Так может, нам поступить так, как советовал тебе Амфиарай в твоем сне?
Раскос печально покачал головой.
— Нет, потому что его совет кажется мне смехотворным. И в любом случае это равносильно самоубийству.
— Самоубийству?
— Да. Возможно, мне недостает веры в мощь и силу Героя, но я просто не могу заставить себя сделать то, что он мне советовал, — Раскос посмотрел на Веспасиана взглядом, полным раскаяния. — Мне приснилось, будто я взял раба за руку и вместо весла вручил ему меч.
Ветер и ритм барабана надсмотрщика продолжали подгонять судно. Между тем день шел своим чередом. Вместе с ветром спала жара, так что находиться на верхней палубе стало гораздо приятнее. Однако на нижней по-прежнему свирепствовала лихорадка. Надсмотрщик был вынужден снять гребцов нижнего ряда, где каждым веслом — по тридцать с каждого борта — управлял только один раб, и оставить только средний и верхний ряд, где на каждое весло приходилось по два раба. Скорость тотчас заметно снизилась, к великому неудовольствию Раскоса, который продолжал возносить бесконечные молитвы небесам.
Стараясь идти примерно в миле от берега, корабль проскользнул мимо Марафона и вскоре уже шел вдоль побережья Аттики. Через два дня, лавируя среди целой флотилии торговых судов, что дружно спешили в шумный порт Пирей или же возвращались из него к родным берегам, они подошли к Пелопоннесу. Рано утром, на пятый день путешествия они подошли к проливу, отделяющему южную оконечность Пелопоннеса от острова Кифера.
Веспасиан и Магн стояли на носу корабля, глядя, как мимо проплывает иссушенный солнцем берег. Воздух был настолько чист и прозрачен, что даже с приличного расстояния они могли различить отдельные деревья на прибрежных склонах. Вскоре к ним присоединился Сабин, бледный, не слишком твердо стоящий на ногах, хотя последние пару дней морская болезнь терзала его не так сильно, как раньше.
— Еще немного, и мы уже будем у берегов Италии. — сказал Веспасиан, обращая взор на два торговых судна, что двигались впереди них на расстоянии примерно трех миль. — Что будет, когда мы прибудем в Остию?
— Нам нужно доставить жреца Антонии, — вяло ответил Сабин, облокачиваясь на перила. — А потом — ждать.
— Чего ждать?
— Ждать, когда Макрон скажет нам, как и когда переправить Ротека на Капри.
Магн тотчас насторожился.
— Погоди. В том, что ты только что сказал, мне не понравились две вещи. Это Макрон и Капри. Почему я слышу про них впервые?
— Да, Сабин, — согласился с другом Веспасиан, который тоже заподозрил неладное. — Почему ты умолчал о том, что к этому делу причастен Макрон?
— То есть ты знал, что Ротека нужно будет доставить на Капри, но даже не счел нужным сказать об этом мне? — обиженно произнес Магн, на этот раз обращаясь к другу.
— Потому, что тебе туда не обязательно отправляться.
— А тебе?
— Мне — да.
— В таком случае я с тобой. Но какое отношение имеет ко всему этому Макрон?
— Антонии он нужен, чтобы получить доступ к Тиберию, — ответил Сабин. — В свою очередь, она лестно отзовется о верности Макрона императору и порекомендует его на место Сеяна. Это взаимовыгодный союз.
— Что-то я не вижу в нем особой выгоды, — проворчал Магн. — Последний раз, когда я видел Макрона, он пытался не выпустить нас из Рима. Я попробовал было снести ему голову, но он пустил в ход кинжал, который остался торчать в ноге у Веспасиана.
— Магн прав, Сабин. Тогда он имел возможность хорошо нас рассмотреть.
— Верно, и мне почему-то кажется, что он будет не слишком рад снова посмотреть нам в глаза. Ну, ты понял, о чем я.
— И тем не менее