на правила. Но волнует меня совсем другое. Изменился ли Тайлер настолько, чтобы не рубить с горяча? В любом случае, предчувствие у меня нехорошее…
Мы сворачиваем в один из жилых районов и через несколько минут останавливаемся у неприметного и обычного дома. Выходим из машины и направляемся к нему. Дверь нам открывает худощавый и высокий парень с татуировками по всему телу, и даже на лице. Его пальцы вертят зажигалку. Он кивает Гиллу и жестом зовёт нас следовать за ним.
Мы спускаемся в подвал, сплошь нашпигованный разнообразной массивной техникой, от которой исходит гул и жар, и парень сразу занимает кресло у стола с мониторами, переходит к делу:
— Значит так, Гилл, вот, что мне удалось найти.
Мы подходим к столу, Тайлер опирается рукой на столешницу и склоняется ближе к экрану. Его челюсти стиснуты, на лице полная сосредоточенность. Я сжимаю кулаки и тоже смотрю на экран.
— Вот здесь она ещё в порядке. Далее к ней и остальным подсаживается вот этот парень, они болтают, её кто-то зовёт и видео обрывается. Здесь она снова одна. Но. Видишь, вот она на заднем плане, словно пытается не заснуть? Далее мне пришлось открутить немало видосов, но там, где она попадалась всё вроде было в порядке. А вот на этом фото, она откровенно спит, вот её поникшая голова позади этого счастливого парня. Следующее два видео смотрим в слоумо, я их специально объединил.
На экране появляются два парня, которые пьют пиво на спор: кто быстрей. Картинка не стабильная, дрожит, но, когда одного из парней рвёт на второго, я вижу, как к креслу, находящемуся сбоку на втором плане, подходит Ульман и присаживается рядом. В девушке в кресле я узнаю себя. И я там в полном отрубе.
Чёрт. Ульман не говорил, что видел меня в таком состоянии до того, как заглянул в спальню.
И на следующем видео становится понятно почему.
Вверху экрана видно лестницу на второй этаж и спину того, кто поднимается по ней, неся меня на руках. Моя рука безвольно болтается по воздуху… Парень воровато оборачивается. Видео замедляется. И мы видим тёмные глаза Энтони Ульмана…
— Грёбанный ублюдок!!!
Я вздрагиваю от рёва Гилла. Но нутро тут же сковывает холод. А к горлу подкатывает тошнота.
Ульман подсыпал что-то в мою выпивку, дождался, пока я усну, отнёс в спальню и… изнасиловал.
Гилл тем временем рвёт и мечет, крушит то, что попадается под руку, его знакомый предпринимает тщетные попытки его остановить. А я и пошевелиться не в силах.
— Я убью его! Прикончу этого урода собственными руками!!!
Стрельнувший в сознании страх приводит меня в себя, но Тайлер уже бросается к выходу. Я срываюсь за ним, кричу, чтобы он остановился. Из груди рвутся рыдания, а щёки обжигают солёные слёзы. Где-то на середине лестницы наверх я запинаюсь. Поднимаюсь. И бегу дальше.
Но не успеваю.
Гилл хлопает дверцей машины, заводит двигатель и сдаёт назад.
— Тай, пожалуйста! — кричу я, бросаясь за машиной.
Он смотрит на меня, в его взгляде застыли ярость и боль. Мне становится совсем дурно. Тай переключает передачу, отворачивается и срывает машину вперёд.
Случилось то, чего я и боялась…
Но Тайлер Гилл плохо меня знает, если думает, что я позволю ему загубить свою жизнь.
Я достаю дрожащими руками телефон и набираю номер Энтони Ульмана.
Глава 27. Сабрина
Я выхожу из машины и нахожу глазами среди посетителей открытого кафе Энтони Ульмана. Содрогаюсь от отвращения. Но расправляю плечи и решительно направляюсь к его столику. Он мне улыбается, и меня тошнит от этой улыбки. Выдыхаю и сажусь напротив него.
— Что-то случилось, Сабрина? — интересуется подлец. — Твоё приглашение, если сказать честно, застало меня врасплох.
— Как и меня, — тихо замечаю я.
Но выбора не было.
— Так, что за срочность? Голос у тебя по телефону был…
— Я знаю, что это был ты, — перебиваю я его. — Тогда на вечеринке. Знаю. Но не пойму — почему?
Ульман удивительным образом держит себя в руках, и лишь расширившиеся зрачки в глазах говорят о том, что он понимает о чём конкретно идёт речь.
Впрочем, признаваться он не планирует:
— Сабрина, я уже говорил, что лишь охранял твой покой. С чего вдруг новые подозрения?
Я склоняюсь над столом и шиплю:
— Ты плохо слышишь? Я знаю, что меня изнасиловал ты! Видела своими глазами, как ты нёс меня, находящуюся без сознания, наверх! Видела, как ты подсыпал что-то мне в стакан! Всё это есть на видео! Удивлён?
Ульман и правда удивлён, но всего одно мгновение. В следующий миг на его лице расползается хищная улыбка, он жмёт плечами и откланяется на спинку стула:
— Ты сама виновата в том, что произошло, Сабрина.
— Какого…
Ульман резко склоняется над столом, как и я, но я тут же откланяюсь, а он выплёвывает:
— Приходила в этих коротких юбочках и платьишках на тренировки к парням. К парням! Крутила своей аппетитной попкой перед нашими глазами, и при этом вертела нос от нас! Все эти милые улыбочки, заигрывания. Но не вздумайте подойти близко! Ты откровенно дразнила нас, Остин! И в моём лице получила то, что заслужила. Все, кто ведёт себя так же, этого заслуживают.
— Заслуживают быть изнасилованными? Ты в своём уме, Ульман?!
— В своём, конечно, — равнодушно усмехается он. — Пришлось действовать быстро, но я запомнил каждый изгиб твоего чудесного тела, Сабрина.
Тошнота усиливается, в ушах звенит кровь, а сознание захватывает паника, потому что я неожиданно понимаю, что я — неединственная жертва его больного ума.
— Чем ты нас опаивал? — дрожит мой голос. — Как много тех, с кем ты поступил так же, как со мной, Ульман?!
— Ещё парочка или десяток, какая разница, Сабрина? Вы все — вертихвостки, привлекающие внимание противоположного пола, купающиеся в нём, как в ванне с грёбаным шампанским. Самовлюблённые суки, которым необходимо было преподать урок!
— Ты… Ты — больной ублюдок, — шокировано выдыхаю я.
— Больной была ты! И я вылечил тебя. Разве нет? Посмотри на себя сейчас: ты совсем другая! Ты больше не играешься с чувствами других, не соблазняешь, в твоей голове не гуляет ветер. Ты сосредоточилась на важном: на учебе. Можешь не благодарить, Сабрина.
— Благородить?! Да я едва не сошла с ума! Меня неделями мучили кошмары! Я возненавидела бейсбол, себя! Уехала из дома без веской на то причины! Я целый год собирала себя по чёртовым кусочкам! Ты испортил мне жизнь, придурок, а я должна тебя благодарить?!
— Жизненные уроки и не должны