Прямо вот здесь это было – она чуть не свернула шею, чтобы рассмотреть. Не успела – проехали.
Но, удивила она себя, даже от взгляда на пустое место с ней сделалось сейчас что-то такое, чего не случалось даже рядом с мужем. Огнем обожгло между бедер и расплавило.
Елизавета Степановна перевела дух.
С Михаилом Александровичем, напомнила она себе, было почти так же. А вот ведь сжала губы – побоялась.
И чего боялась? Михаил Александрович человек почти что чужой в Москве. Он бы и сейчас жил у себя в лондонском доме, сидел у камина и пил английский чай со сливками, если бы… Если бы не она… Кардакова улыбнулась. Это правда. Да, из-за нее он остался зимовать в Москве. А хотел, как сам признался, уехать с первыми белыми мухами.
Он сказал, что наливает сначала сливки, а потом чай. Она попробовала – точно, совсем другой коленкор, как говаривала ее бабушка.
Ничего, успокаивала она себя. Она еще раскроет губы перед ним. И раскроется… вся. Елизавета Степановна порозовела. Почему нет-то? Любовь знает, что ей раскрыть…
Она снова подумала о Шурочке. Она-то как к ее брату – чувствует ли то же, что она к ее дяде? Николаша красавец, умен, выучен. А когда денег ему даст, тогда… Она уткнулась носом в воротник, отороченный собольим мехом. Хоть и не осень на дворе, но мода велит, да и лето нынче прохладное.
А если… если Шурочка откажет? Тогда как ей быть с Михаилом Александровичем? Она выдернула нос из воротника. Она что же – откажется от своего счастья?
Копыта цокали по мостовой, отдаваясь в голове.
Выходит, что должна…
Кучер свернул в переулок, Кардакова распорядилась остановиться возле банка. Она хотела взять деньги на новый наряд. Михаил Александрович так распалил рассказами о модах в Европе, что она решила заказать себе к балу такое, чтобы у него искры из глаз посыпались.
Ладно, не надо думать о горьком да печальном. Осенью все пройдет намеченным путем, Бог даст, соединятся две пары разом – Николаша с Шурочкой и они с Михаилом Александровичем.
Галактионов говорил ей, что хочет прокатиться в какую-то чудную землю – Гоа называется. Да повезет она его, куда он скажет. С радостью. Ну и что – дальний край? Хотела почитать, что за Гоа такая, да нет минуты свободной. Она вздохнула. Чтобы управлять таким хозяйством, как у нее, надо жизнь положить только на это.
Елизавета Степановна подкатила к банку, увидела знакомый экипаж. Николаша? А он что тут делает?
Она быстро вышла из кареты, швейцар открыл перед ней двери. Широким неженским шагом, каким она не позволяла себе ступать при Михаиле Александровиче, она направилась к конторке. Возле нее стоял брат и укладывал деньги в бумажник.
– Здравствуй, Николаша, – тихо сказала она. Он быстро повернулся. На его лице она заметила испуг. – Что за дела у нас тут, братец? – спросила она ласково. Обычно сестра говорила с ним таким голосом, пытаясь сдержаться от гнева. Нетрудно догадаться, что если он здесь без ее ведома, это означает тайное денежное дело. – Говори-ка.
Он вздохнул, она смотрела, как поднимается его грудь, и ответил:
– Я обещал деньги… – Потом торопливо добавил: – В рост.
Она молчала. Потом усмехнулась:
– Когда это я подпись доверительную поставила? Запамятовала что-то.
Николай побледнел.
– Ну, поди вон. Только не уезжай. Напомнишь.
– После, Лизавета. Сейчас меня ждут.
Что ж, это уже дерзость, он сам понимал.
Николай метнулся от стойки так, что ветром выдуло локон из прически Кардаковой.
– Что это значит? – проговорила она.
Но никто не мог ей дать ответа на этот непростой вопрос.
А Николай в это время сел в экипаж и понесся к той, кому он обещал деньги.
Вовсе не в рост. Обманул он сестрицу.
22
– Какая пшеничная красавица! – воскликнула Барина мать, увидев Шурочку.
– Все такой же ангелочек, – пробасил Варин отец. – Как в детстве.
Они обнимали Варю за плечи, каждый со своей стороны. Седовласый мужчина высокого роста, моложавая женщина ростом ему под стать смотрели на Шурочку.
– Ох уж, ангелочек, – фыркнула Варя, поднимаясь на цыпочки. Сначала она поцеловала в щеку мать, потом отца.
Знали бы вы, что задумал этот ангелочек, подумала она улыбаясь, чувствуя и себя причастной к Шурочкиному замыслу.
Во время дальнего пути, много раз обдумывая, что из чего может выйти, она решила: если Шурочка сделает так, как хочет, значит, и в ее, Вариной, жизни возможны перемены.
Варины родители выпустили наконец гостью из объятий. Теперь они оглядывали собственную дочь. По всему было ясно – то, что они видели, им нравилось.
– Ах, какая леди, – насмешливо, но с явной любовью заметил отец.
– Ты так думаешь, папа? – спросила Игнатова жена. – Что ж, ты знаешь многих леди, тебе виднее… – Потом она снова повернулась к Шурочке и сказала: – Рады, рады, что наконец Михаил Александрович снизошел и отпустил вас в нашу деревню.
– А он-то не собирается порадовать нас своим появлением? – подхватил Игнатов. – Понимаю, не ближний свет. Да-а, дела, конечно, я думаю, держат его в Москве. Как он, – Игнатов посмотрел на Шурочку, – решился наконец наш милый друг, где ему осесть? В Московии или на острове?
Шурочка пожала плечами.
– Я бы сказала, дядюшка размышляет.
– Самое лучшее место для размышления, – заметил Игнатов, – в экипаже. Отправился в дальний путь – и ты уже волен широко мыслить. На тебя не давят ни стены дома, ни родные и близкие. Ты наедине со своими мыслями.
– Да, папа, это правильно, – с внезапной горячностью подхватила Варя.
Шурочка посмотрела на нее, подняла брови. Потом улыбнулась. Она догадалась о причине всплеска чувств.
– Дядя для размышлений отправляется на охоту, – сказала Шурочка.
– И это правильно, – согласился Игнатов.
– Кстати, Шурочка, – обратилась к ней Варина мать, – я слышала, что вы в Англии стали поклонницей охоты на лис?
– Да. Но это просто – там такие замечательные гончие. А как ваши? – Она повернулась к Игнатову. – Дядюшка рассказывал про ваших необыкновенных гончих.
Глаза Вариного отца загорелись.
– Он и вам рассказывал?
– Ох, много раз, называл имена. Я помню Лорда, Пенни…
– Да, да, да… Они живы… Есть молодые, их детки… Я так и слышу голос Михаила…
– Все, все, – остановила их Варина мать, – если кто-то начинает слышать голоса, значит, пора за стол, причем давно. Готово. Девочки, ваши комнаты ждут вас. Располагайтесь, умывайтесь, переодевайтесь – и за стол.
Она оглянулась – на всякий случай посмотреть в открытую дверь столовой. Горничная помогала слуге. По запаху определила, что девушка принесла пирог из осетрины. Она ставила его рядом с хрустальным блюдом, полным черной икры.