— Что?
Губы приоткрыты и нетерпеливо подрагивают, заранее предчувствуя улыбку, на щеках румянец, а зелёные глаза радостно горят. «Нет, определённо, Василиса что-то подмешала в вареники», — мрачно подумал Димон и ответил:
— Изумительный гондон, этот твой брательник. Вот что. Прости за мой французский.
Димон ожидал, что девушка оскорбится, что бросится защищать Нитхи, на худой конец, поинтересуется, что же такого Сержант сделал желторотому кадету, что тот и спустя годы так нелестно о нём отзывается. А вместо этого она прижала ко рту ладошку, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, а потом захохотала, звонко и заразительно.
— Что? — Бьёри улыбнулся в ответ. — Не веришь?
— Не в этом дело, — прыснула снова и помахала перед лицом рукой, изображая веер. — Просто удивляюсь, как сама не догадалась, что вы учились вместе. Риторика и стиль у вас абсолютно идентичны. Сразу видно — одна школа.
Диметриуш задумался, что бы это могло значить, сощурился, подозревая, что Мария насмехается над ним, но в конце концов махнул рукой. Ну и пусть. Не скандалит, не злится, опять-таки, отравить не пытается. А большего ему от неё пока и не надо. Поэтому Бьёри коротко улыбнулся своей спутнице и сверился с навигатором в телефоне, чтобы задать на щитке необходимые координаты.
— В пределах одного мира, как ни парадоксально, движение чуть медленнее, чем между этажами, — пояснил он, нажимая зелёную кнопку старта. — Так что минуту-другую придётся подождать.
— Не проблема, — пожала плечами Мария, всё ещё усмехаясь чему-то.
Она продолжала улыбаться, пока Лифт тихо жужжал, рассекая пространство, пока останавливался, весело звеня хрустальными колокольчиками. Даже когда двери с тихим шипением разъехались, улыбка блуждала по её лицу, но стоило девушке перевести взгляд со щитка, мигнувшего напоследок зелёным огоньком за спину Диметриушу, как от веселья не осталось и следа.
— О, Боже! — выдохнула она, и глаза за тонкими стёклами ощутимо увеличились в размерах. — Господи, да что же это!?
Бьёри рывком развернулся, попутно перехватывая рванувшую из Лифта девушку, и замер соляным столпом. В первое мгновение ему показалось, что он что-то напутал с координатами. За ним ранее такого не водилось, но, как говорится, и на старуху бывает проруха. А потом он заметил лежавшего в куче какого-то тряпья и земли знакомого одноглазого кота и сочувственно посмотрел на ошеломлённую девушку.
Она вышла из Лифта с таким видом, словно не в свою квартиру входила, а, как минимум, провожала на эшафот Марию-Антуанетту: и жалко, и страшно, и вроде как вдохновительница контрреволюционеров. Впрочем, то, во что превратилась Машина жилплощадь, квартирой можно было назвать с очень большой натяжкой. Скорее, руинами… Димон хмуро глянул на сорванный с окна карниз, на разбитые цветочные горшки, поморщился, когда что-то хрустнуло под подошвой и мысленно поклялся, что с корнем выдерет руки той сволочи, которая здесь это всё устроила.
— Господи, — тем временем выдохнула Маша и испуганно прижалась к его плечу. — Меня что, ограбили?
На ограбление это походило мало. Ни один вор не станет тратить время на то, чтобы разодрать в клочья одежду или в мелкие щепки изрубить постель. «Ни хрена это не ограбление! — подумал Димон. — Это больше на месть похоже…»
— Надо, наверное, в полицию позвонить… — пробормотала Маша и тяжко вздохнула.
«Кому же ты так могла насолить, звезда моя?»
— Не надо в полицию, — Бьёри поднял перевёрнутый стул и, поставив его на ножки, предложил девушке присесть. — Я сам разберусь.
— Разберёшься, — ещё один тяжёлый вздох, а следом за ним:
— Ещё неделю назад у меня была относительно спокойная жизнь, не самая плохая работа и недорогая квартира. А сейчас вокруг меня всё рушится. В техникуме я уже неделю не была… Теперь вот ещё и это.
Диметриуш достал из кармана телефон и, прежде чем набрать нужный номер, с сочувствием посмотрел на Марию. Хотелось сказать что-то успокаивающее и тёплое, пожалеть как-то, утешить. Подался вперёд, чтобы обнять девушку, но споткнулся о недовольный взгляд:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Откуда ты только взялся на мою голову?
«Всё-таки правду говорят про женскую логику», — подумал Димон, злясь на себя за свой порыв и в особенности за то, что он не остался незамеченным, поднёс телефон к уху и процедил, всматриваясь в подозрительно сощуренные зелёные глаза:
— Громить чужие квартиры не мой стиль.
— Квартиры? — донеслось из трубки, и Бьёри досадливо цыкнул, по-прежнему глядя на Машу. Как ей такое вообще в голову могло прийти!
— Это я не тебе. Здорово.
Будто он не нашёл бы более цивилизованного способа, чтобы уговорить её переехать в столицу!
— И вам не хворать, — радостно поприветствовал шефа Савелий, и от его неуместной радости у Диметриуша аж зубы заболели. — Ты по делу звонишь? Хотя чего я спрашиваю? Будто ты по какому другому поводу стал бы меня беспокоить. Хоть бы раз позвонил, спросил: как дела, Савушка, как жена, как дети? Надо чего? Может, зарплату повысить? На пиво бы позвал…
Ни жены, ни детей у Савелия не было, а пиво они с ним пили только раз, после чего Димон зарёкся появляться с этим бедокуром в общественном месте.
— Савушка, — произнёс Бьёри ласково, имитируя интонацию наружника, — харэ зубоскалить. Бери ноги в руки и дуй на Институтскую. Ты мне здесь нужен.
— Это к учительнице, что ли?
Димон отнял трубку от уха и изумлённо посмотрел на экран.
— Не помню, чтобы я тебе о ней рассказывал, — произнёс, бросив вороватый взгляд на Машу, которая так и сидела на стуле, сложив руки на коленях. В его сторону она больше не смотрела, полностью уйдя в свои невесёлые мысли.
— Ты мне зарплату платишь, чтобы это я тебе обо всём рассказывал, а не наоборот, — хохотнул Савелий. — Кстати, о зарплате…
— Савелий, у тебя совесть есть? Я тебе на прошлой неделе премиальные за Сундуковского выплатил! Так что не взрывай мне мозг. Бери следопыта и дуй на Институтскую. Жду.
Отключился и опустился перед находящейся в лёгком ступоре Машей на корточки.
— Расстроилась?
Она изумлённо моргнула, и Диметриуш отвесил себе мысленный подзатыльник: «Пять баллов, придурок! Теперь она точно решит, что ты полный дебил».
— А ты бы не расстроился на моём месте?
— Я бы разозлился, — честно признался Бьёри, размышляя, как бы ненавязчиво порасспрашивать Машу на предмет того, кому она могла дорогу перейти. — Что-нибудь ценное пропало?
— Не знаю. Как тут разберёшься? Тут чёрт ногу сломит… Проклятье! Надо же как-то это всё убрать… Ума не приложу, с чего начать.
— Давай так, — Диметриуш погладил девушку по коленке и снизу вверх заглянул в мокрые от непролитых слёз глаза. — Я займусь мебелью и мусором, а ты попробуешь разобраться, пропало ли что. Ну, и заодно целые вещи сразу в сумку складывай. Лады?
И тут Маша всхлипнула и зажмурилась.
— Машунь, ну не плачь! — не на шутку перепугался Димон. — Я совершенно не умею успокаивать женщин!
— Не надо меня успокаивать! Я не плачу, — она громко шмыгнула носом и зло вытерла сорвавшуюся с кончиков ресниц слезу. — Почти. Где мой телефон? Надо Бусе позвонить.
Диметиуш подал ей сумочку, которая выпала из её рук, когда они вышли из Лифта, и Маша немедленно выудила из неё телефон.
— Кровать зачем-то разломали, варвары, — вслушиваясь в гудки, она с тоскою смотрела по сторонам. — Она же совсем новая была… И почему соседи на шум не пришли. Грохот, небось, нереальный стоял…
Протяжно выдохнула, отбрасывая телефон на сидение непонятно как уцелевшего стула.
— И Буся ещё не снимает! Всё одно к одному! Чёрт! Просто не понимаю, кто мог так со мной поступить!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы обязательно со всем разберёмся, — пообещал Диметриуш. — А пока давай что-нибудь под мусорный пакет приспособим…
Пусть лучше занимается чем-нибудь, чем плакать и накручивать себя.
Они убирали минут тридцать, когда в двери позвонили. Маша подорвалась открывать, но Диметриуш поймал её за руку, останавливая.